Афганский дневник

— Люди кишлак видели, говорят: жена очень кричал, плакал, просил скоро убить. А они мучал. Потом сели кушать, а моя жена кричал, плакал…

Капитан поперхнулся, кашлял долго и громко. Сергею показалось, что капитан сдерживает рыдания. Но после паузы Зия заговорил так же глухо, медленно:

— Они ушел в горы, я искал, один искал. Очень хотел догнать. Отпуск конец, я уехал. Большой сын говорит: бери служба, учи врага убить. В мой батальон служит, солдат, завтра вперед идет — в разведка. Всегда просит вперед посылать. Хороший сын, солдат хороший.

Сергею хотелось расспросить подробнее — сын служит в батальоне отца, об этом можно сделать сильный материал, но Зия поднял голову:

— Я очень плохой хозяин. Спать надо, завтра далеко ходить, — и неловко, грузно повалился на скамью.

Батальон вышел из расположения до рассвета. По узкой дороге вытянулась цепочка огней. Впереди лязгали гусеницами, скрежетали стальными днищами по валунам боевые машины пехоты, следом шли крытые брезентом грузовики с минометами, палатками, боеприпасами, походная кухня, агитационная машина — на обратном пути, если рейд будет успешным, планировалось проводить митинги в селениях. Замыкало колонну боевое охранение.

Сергея капитан взял в свою командирскую БМП. Впереди них шла только головная походная застава: красные кормовые огни ее машин, удаляясь, вспыхивали на подъемах дороги.

Дорога была тяжелой, без покрытия. Собственно, даже не дорога, а петляющий каменистый путь между пологих холмов, похожих друг на друга, как штормовые волны. В этом застывшем море трудно было вывести батальон точно к устью ущелья, откуда начинался пеший, самый опасный участок рейда. Не помогала и карта, на которой дорога вовсе не была обозначена. Поэтому Зин, спрятав карту в планшет, плотно сел на броню левее и ниже пушки, опустив ноги в командирский люк, вглядывался в холмы, отыскивая среди них знакомые, памятные по рекогносцировке приметы. Сергей под шумок тоже остался наверху, покрепче ухватился за скобу откинутой крышки башенного люка, думая на первых порах лишь об одном — как бы не прищемило на очередной колдобине костяшки пальцев.

Внизу позвякивали стоящие торчком по периметру башни снаряды, попутный ветер придерживал над броней жаркое облако выхлопных газов, слезились глаза, метался по холмам луч башенной фары, гусеницы то и дело высекали из камней желтые снопы искр, машины с гулом ныряли в крутые ямы, а выбираясь из них, заслоняли всю последующую вереницу огней широкими ободранными днищами, грузно опускались на передние катки, с воем и рыком набирали обороты, зло щурились узкими зелеными глазами передних габаритных огней. Зия безжалостно гнал колонну, поочередно вызывал на связь командиров рот, хрипло кричал им что-то по-афгански, прижимая пальцами к горлу потертую кожу ларингофонов.

Все же несколько машин отстали. Постучав кулаком по броне, капитан приказал остановиться на малый привал. Рассвело. Заполыхали в красном огне острые, подсвеченные снизу солнцем зубцы гор. На склонах замелькали первые белые пятнышки, потом разом вспыхнула и разлилась от края до края искрящаяся белизна вечных снегов.

— А-а-а! — застонал вдруг Зия. — Много спали! Трудно будет!

Перед ущельем колонна сплющилась, смешалась в нестройную, внешне беспорядочную груду брони и брезента, вскипела сотнями солдатских касок, растеклась по склону пологого холма ручейками взводов, отделений, расчетов. Выбрав место для укрепленного лагеря, в котором оставят технику, комбат побежал к первому, ближнему от ущелья, человеческому ручейку. По коричневым маскхалатам и горбу рации за спиной правофлангового бойца Сергей понял, что это разведчики. Один из них — сын Зии, но который именно, определить трудно: капитан поговорил только с их командиром.

Путь по ущелью к горному селению был долог Сергей шел рядом с капитаном, в авангарде основных сил. Каждые десять минут радист сообщал донесения разведчиков: дорога чиста, склоны безлюдны. Зия исподлобья поглядывал по сторонам, шагал крупно, подаваясь вперед всем телом, положив локти на ствол и приклад висевшего на шее автомата. Во время пятиминутного привала под высоченными вертикальными стенами, с которых невозможно было вести по батальону огонь, Сергей спросил Зию, отчего он так торопится и почему безрадостно встречает спокойные доклады разведки?

Устало опустившись на камень, капитан рассказал, что близ селения, куда идет батальон, сутки назад обнаружили большую банду. Послали вертолеты, но душманов уже не увидели: возможно, они укрылись в селении — оттуда прозвучало несколько выстрелов, возможно, ушли в окрестные пещеры. В любом случае сегодняшний рейд нужно закончить до темноты, иначе можно напороться на засаду. Ведь получит преимущества, объяснил Зия, тот, кто раньше увидит другого. Поэтому он и спешил войти в горы в первые светлые часы, поэтому не радует его безлюдье склонов. Должны же бандиты держать под прицелом эту единственную дорогу!

Сергей едва сдержал улыбку в ответ на обиженную, рассерженную интонацию капитана:

— Почему не стреляет?! Патрон ему полно дают!

В селении тоже было безлюдно, тихо. Робко жались друг к дружке глиняные, с плоскими крышами домики, повернутые к узким улочкам слепыми стенами. С одной из крыш выглянуло детское личико, на площадь перед мечетью вышел бородатый селянин. Передав солдатам свой автомат, Зия подошел к нему, медленно, уважительно заговорил. Выслушав капитана, старик чинно покивал бородой, вернулся в дом. Оттуда сразу вылетел босой мальчуган, потом еще один, очень похожий на первого — Сергею даже показалось, что тот же самый, — потом еще и еще. Дети понеслись по улице, визгливо крича, юркая в калитки, из которых выскакивали вслед такие же босоногие подростки, потом чинно выходили взрослые. Мужчины — с короткими бородами, узкоплечие, двое или трое в пальто, остальные в бесформенных накидках без рукавов, в широких, развевающихся при ходьбе штанах. Сергей с жалостью глядел на их ноги: кое-кто вышел босым, другие ступали в самодельных сандалиях на деревянных и резиновых, вырезанных из автомобильных покрышек, подошвах. Женщины держались особняком, на расстоянии. Под тряпьем, покрывающим их с головы до ног, не угадывалось фигур.

Митинг закончился быстро, выступили только Зия и незнакомый Сергею совсем молодой солдат, призванный в армию, как оказалось, из этого селения. Сергей украдкой спросил капитана, почему не выступил кто-либо из жителей.

— Я говорил старик, старик сказал: не надо. Душманы близко, утром здесь был. Мы уходим, они приходит. Могут убить, кто говорит митинг.

Весь неполный час, проведенный на грязной площади горного кишлака, Сергей мечтал об одном: сесть, расслабить ноги. Побитые ступни уже несколько раз сводило судорогой, он поднимался на пятки, растягивая мышцы, и это пока удавалось, но ведь предстоял обратный путь.

На обратном пути ущелье показалось еще более узким и почти бесцветным. Правда, на выходе из селения краски горных пород еще сохраняли кое-какие оттенки, но потом, к середине дороги, все покрыла сплошная серая пелена. Сдвинув каску на затылок, Сергей долго тер лоб и глаза грязной от ружейного масла ладонью, но пелена не пропадала: в ущелье вползали сумерки.

Грохот и гул родились внезапно, когда до лагеря осталось не более трех километров. Обвал? Нет, в грохоте ясно выделился неотчетливый, размытый горным эхом треск пулеметных очередей, потом сухие, тоже исковерканные эхом винтовочные выстрелы, беспорядочный стрекот автоматов, протяжный, словно бы взлетевший и повисший в сыром воздухе, человеческий крик.

Стреляли впереди, за скалой, прикрывавшей поворот, куда ушла разведка, стреляли и по скале — ее край вспыхивал злыми искрами. Сергей не успел еще соединить события в одну цепь, как память, перетасовав картинки, увиденные в пути к селению, выбрала одну: огромный валун, сузивший ущелье, просторная каменистая площадка перед ним, замкнутая выпирающей из склона скалой — той самой, перед которой замерли сейчас Зия, солдаты и офицеры головной колонны, а с ними он, Сергей.