Флот вторжения

— Да… понимаю.

Уссмак подумал об этом. В течение какого-то времени это может работать, но вскоре половина солдат эскадры вторжения будет продавать имбирь другой половине. Уссмак хотел было расспросить об этом санитара — похоже, тот знал ответы на все вопросы. Однако хитрый самец, получив деньги, исчез из палаты, даже не простившись.

Уссмак открыл пластиковый пузырек и высыпал немного имбиря себе на ладонь, как то делал санитар. Язык слизывал драгоценный порошок, отправляя его в рот И снова на какое-то время Уссмак ощутил себя сильным, умным, способным к великим свершениям. Когда удивительное ощущение растаяло, Уссмак понял: он будет делать что угодно, только бы пробовать имбирь как можно чаще. Тщательное планирование, являющееся отличительной чертой Расы в течение долгих тысячелетий, неожиданно оказалось малоэффективным относительно этой жгучей потребности.

Если для добывания имбиря ему придется продавать порошок своим друзьям… Уссмак помедлил. После всех бед, случившихся с экипажами обоих танков, у него почти не осталось друзей. Но если понадобится, он заведет себе новых и будет продавать им имбирь.

Уссмак довольно кивнул. Все-таки он не утратил способности планировать. Вольно или невольно, но Уссмак старался не думать над тем, что лежало в основе его плана.

Лю Хань оглядела свой живот. Пока никаких признаков. но вскоре он вздуется. Ее мольбы к луне не возымели действия. Груди у нее никогда не станут большими, но они уже сделались упругими и налитыми. Под кожей проступил новый узор вен. Аппетит пропал. Лю знала эти признаки: она забеременела.

Вряд ли Бобби Фьоре заметил у нее отсутствие месячных. И стоит ли ему говорить, что она беременна? Лю не сомневалась, что это его ребенок. Учитывая, что она содержится здесь взаперти, как могло быть иначе? Но она помнила, как даже ее законный муж утратил к ней интерес, пока она вынашивала их ребенка. Уж если китаец обращался с нею так, как поведет себя этот круглоглазый иностранный дьявол?

Лю Хань недолго оставалась наедине со своими тревожными мыслями. Вскоре дверь в ее пустую камеру с шипением отодвинулась. Маленькие чешуйчатые дьяволы, держа в руках оружие, ввели Бобби Фьоре. Лю подумала, что после стольких появлений здесь, когда ничего опасного не случалось, человеческие охранники перестали бы проявлять такую настороженность. Но чешуйчатые дьяволы продолжали действовать так, словно ожидали, что она или Бобби вдруг выхватят откуда-то из воздуха оружие и начнут стрелять. Покидая камеру, охранники все время держали оружие наготове.

Пока дверь медленно закрывалась, Лю встала со своей подстилки и подошла, чтобы обнять Бобби Фьоре. Она уже давно смирилась с тем, что маленькие дьяволы следят за нею и знают все, что бы она ни делала. К тому же она изголодалась по самому простому общению с другим человеком.

Бобби обнял ее. Поцеловал. Одна рука скользнула вниз, чтобы погладить ее ягодицу. Лю слегка улыбнулась. Ее всегда радовало, что Бобби по-прежнему испытывает к ней желание. Его рот и даже рука могли солгать, но только не мужское естество.

Их поцелуй продолжался. Бобби крепко прижал Лю к себе. Когда наконец ему все же пришлось сделать вдох, он спросил:

— Начнем сейчас?

— А почему бы и нет? — ответила она.

Если она решила ему сказать, разве найдется более удачное время, чем когда он лежит рядом, утомленный и счастливый после любви? И вдобавок чем еще здесь заниматься?

Они легли. Руки и рот Бобби путешествовали по ее телу. Лю закрыла глаза и наслаждалась тем, что он делает. Она думала, что Бобби стал намного более искусным любовником, чем вначале, когда чешуйчатые дьяволы впервые свели их в одной камере. Лю нашла способы показать ему, что она хочет, не задев его гордости. Что-то он и сам понял. Сейчас она хватала ртом воздух и вздрагивала. Да, он научился так нежно… и щетинки его бороды и усов добавляли немного к тому, что делал язык Бобби. Нечто такое, чего Лю и предположить не могла, поскольку прежде встречала лишь гладколицых мужчин.

Бобби сел на согнутые в коленях ноги.

— Еще? — спросил он.

— Нет, не сразу, — ответила Лю, немного подумав.

— Ладно, подождем, — улыбнулся он. — Твоя очередь.

Неожиданно женщина ощутила позывы на рвоту.

— С тобой все в порядке? — удивленно спросил Бобби. — Что случилось?

Лю Хань знала, что случилось.

«Вот еще одно подтверждение беременности», — подумала она.

— Что случилось? — снова спросил Бобби. Лю не знала, как ответить. Если она скажет, а он к ней охладеет… вряд ли она такое вынесет. Но в любом случае он и так все узнает, причем достаточно скоро. Лю помнила, как было здорово, когда она сама решила, как ей вести себя с Юи Минем, пусть это длилось совсем недолго. На несколько секунд она задумалась о лекаре: «Наверное, этот мерзавец что-нибудь выдумал, и уж несомненно, для собственной выгоды». Эти воспоминания помогли Лю Хань решиться.

Она не звала, как будет «ребенок» по-английски или на языке маленьких дьяволов. Китайского слова Бобби Фьоре не поймет. Лю выпрямилась и нарисовала в воздухе очертания своего живота, каким он станет через несколько месяцев. Бобби нахмурился, он ничего не понял. Тогда Лю начала изображать, как она качает новорожденного у себя на руках. Если Бобби и этого не поймет, что делать дальше, Лю не знала.

Его глаза округлились.

— Ребенок? — сказал он по-английски, подсказав Лю нужное слово.

Он указал на нее, потом на себя и тоже изобразил баюкающие движения.

— Да, ре-бе-нок, — повторила Лю Хань, чтобы запомнить это слово. — Ребенок. — Ей часто придется произносить это слово в последующие месяцы, возможно — годы. — Ты, я, ребенок.

Теперь она ждала, как Бобби это воспримет. Поначалу он, похоже, никак не мог сообразить, что делать или говорить. Он пробормотал по-английски:

— Черт побери, кто бы мог подумать, что мой первый малыш будет наполовину китайчонком?

Лю мало что поняла, но подумала, что он говорит больше с самим собой, чем с нею. Потом он протянул руку и положил ладонь на пока еще плоский живот Лю.

— На самом деле? — спросил он.

— На самом деле, — ответила она.

Он осторожно погладил ее рукой.

Маленькие чешуйчатые дьяволы поддерживали в камере слишком высокую температуру, чтобы люди могли лежать, тесно прижавшись друг к другу, когда между ними не происходило сексуального контакта. Бобби Фьоре внимательно смотрел на пупок Лю, словно пытаясь заглянуть внутрь.

— Ребенок, — сказал он. — Как это могло получиться?

— Да, ребенок. Ничего удивительного, когда мы так много… — она выпятила губы, — этим занимаемся.

— Я имею в виду совсем не это, не в том смысле, как ты об этом думаешь. Но меня это действительно удивляет.

Лицо Бобби, наполовину скрытое волосами и бородой, было задумчивым. Лю пыталась понять, о чем он сейчас размышляет и что заставило его брови опуститься и сомкнуться, сделав более глубокими небольшие морщинки на лбу. Наконец Бобби сказал:

— Жаль, что я не могу позаботиться о тебе и малыше… Черт побери, жаль, что я вообще ничего не могу.

Когда Бобби, применив свою обычную пантомиму, сумел объяснить Лю, смысл сказанного, она перевела глаза вниз, на мягкую серую подстилку, где они сидели. Она не хотела, чтобы Бобби видел, как из ее глаз струятся слезы. Муж Лю был довольно хорошим человеком, но едва ли он сказал бы такие слова. Чтобы иностранный дьявол так думал… Лю почти ничего не знала об иностранных дьяволах, пока ее не перенесли на самолет, который никогда не садится. И теперь слова Бобби Фьоре показывали ей, что большинство ее представлений об иностранных дьяволах были неверными.

— Ты чего? — спросил он. — Теперь-то в чем дело? Лю не знала, что ему ответить.

— Мы оба должны найти способ позаботиться о…

— Да, — сказал Бобби. — Только это будет нелегко. Как нам позаботиться о малыше, когда мы заперты в этих клетушках?

Будто в подтверждение его слов дверь в камеру отворилась. Маленький чешуйчатый дьявол поставил открытые банки с едой и задом попятился от Бобби и Лю. Еда, как обычно, была не очень-то во вкусе Лю. Какая-то соленая свинина в квадратной синей банке, пресные зеленые бобы, маленькие желтые кусочки, которые Бобби Фьоре называл «кукуруза», и консервированные фрукты в приторно-сладком сиропе. Лю Хань скучала по рису, овощам, быстро сваренным на пару или обжаренным. Ей недоставало пряностей, к которым она привыкла с детства: соевого соуса, имбиря, разных сортов перца. Но еще больше она скучала без чая.