Рыжеволосая девушка

— Они ищут английские самолеты, — сказала Ан.

Мы, спотыкаясь, с трудом плелись дальше. Прожектор снова вспыхнул, его лучи внезапно изменили направление и, казалось, собирались прощупать поверхность земли.

Мне показалось это мерзким издевательством.

— Вот свиньи, — прошипела я. — Как будто знают, что мы идем здесь… Ложитесь ничком, товарищи!

Мы легли на землю, а прожектор стал искать, посылая горизонтальные лучи.

Лежа на земле, мы огляделись вокруг: в синеватом свете сумерек вырисовывался немецкий форт — внушительный, как базальтовый горный массив.

— Брр, — не вытерпела Тинка, подымаясь на ноги. — Если бы я пролежала еще хоть минуту, я бы совсем примерзла к земле.

— Давайте подождем сигнала от Пауля, — предложила я.

— Ему уж давно пора быть здесь, — заметила Ан.

— А он не мог забыть, что мы должны прийти? — спросила Тинка.

— Веселее ничего не придумаешь, — сказала Ан, разозлившись.

Мы стояли неподвижно, крепко обнявшись. Так по крайней мере было теплее. Где именно мы находились, я совершенно не представляла. Возможно, что у нас под ногами была уже не улица, а мы шли наугад по территории вблизи бетонированного укрепления. Возможно, Пауль уже давал нам знаки, стоя где-нибудь за углом, откуда он не был нам виден. Я ничего не сказала девушкам, но от одной мысли об этом я почувствовала новый приступ тошнотворной слабости. Мне показалось, что где-то гудят самолеты, хотя со всех сторон ветер выл так, что заглушал даже крики чаек. Я опять взглянула на часы и увидела, что мы были в пути всего лишь четверть часа, а казалось, будто прошло уже много часов.

— Вы что-нибудь слышите? — спросила я наконец, не выдержав напряжения.

— Ничего, — ответила Ан.

— Не знаю, — сказала Тинка. — Вроде кто-то поет там, в укреплении.

— Если так, — заметила я, — то, значит, где-нибудь открыта дверь. Через стены пение донестись сюда не может.

Мы навострили уши. Я начала верить, что Тинка права. Где-то раздались голоса, неразборчивые немецкие поющие голоса. Тогда же мы обнаружили, что находимся почти у цели. Сквозь щель блеснула полоска света, в густом мраке появилось слабое колеблющееся сияние, послышались выстрелы. Они отдавались в пространстве каким-то пустым звуком и рассыпались белесыми искрами.

— Господи боже, фейерверк! — воскликнула Тинка. — Что это значит?

— «Счастливое рождество», — ответила я.

— Вот здорово, — сказала Ан. — Они уже перепились!

— Превосходный французский коньяк! — добавила Тинка.

— Пока они стреляют в воздух, это еще ничего, — сказала я. — Лишнее время только у нас отнимут. Когда эти перепившиеся молодчики скроются, мы с Паулем сможем заняться нашим делом.

Мы смотрели и прислушивались. Где-то в темноте опять вспыхнуло рыжеватое сияние, повторилась стрельба. На этот раз меньше было резкого смеха, зато громче доносились крики.

— Скоро они все выйдут драться на улицу, — сказала Тинка. — Помнишь, Ан, как в тот раз, когда мы стояли позади трактира на Баррефутстраат…

— Тсс, тише! — остановила я. — Там что-то случилось.

Крики не прекращались, несмотря на то, что наступила такая тьма, хоть глаз выколи. Я изо всех сил старалась понять, что происходит, но так и не поняла. Это продолжалось довольно долго, пока шум не прекратился.

— Это была ссора, — заявила Ан.

— Наверное, пьяные солдаты пытались выйти на улицу и им сделали внушение, — пояснила я.

— Дело плохо, — сказала Тинка. — Возможно, они теперь усилят охрану.

— А мы все будем ждать? — спросила Ан.

— Пока непосредственной опасности нет… — ответила я.

Мы продолжали греться, каждая по очереди становилась в середину. Мы ни на один момент не спускали глаз с возвышавшейся перед нами сумрачной горы, образуемой укреплением. И вскоре действительно там что-то мелькнуло — появился робкий кружочек света от карманного фонаря, но такой призрачный и слабый, что только мы с Тинкой заметили его.

— Вон сигнал Пауля! — одновременно воскликнули мы обе.

— Я ничего не видела, — сказала Ан.

Вероятно, в этот момент у всех трех мелькнула одна и та же мысль. А что, если нас ожидает западня? Может быть, Пауля застали врасплох с боеприпасами и заставили его выдать секрет. Может быть, они заманивают нас поближе, пользуясь условным знаком, о котором мы договорились в Фелзене… Хотя в душе мы были полны сомнений, все же вслух мы этого не высказывали. Потихоньку, шаг за шагом начали мы приближаться к укреплению, напряженно всматриваясь в то место, где появился и снова погас крошечный кружок света… Мы остолбенели, когда неожиданно перед нами вынырнула чья-то фигура. Это был моряк в куртке и бескозырке; за плечами у него торчал короткий карабин.

— Ihr seid da, ja? Komm, komm, alles steht fertig [47].

— Что случилось? — спросила я. К своему облегчению, я узнала голос Пауля.

— Betrunkene… Krawall… Schnell, schnell [48],— говорил он, подталкивая нас вперед.

Мы не возражали, чтобы он подталкивал нас, но я ни на секунду не выпускала револьвера из руки, надеясь, что Ан и Тинка тоже не сглупят. Пауль то и дело приглушенным голосом повторял свое «быстро, быстро» и очень нервничал, я его хорошо понимала, но сама изо всех сил старалась не заразиться его настроением.

— Die Mädel? [49] — неожиданно раздался другой, ворчливый голос; из густого мрака вышел второй моряк. Казалось, действие разыгрывается в пространстве, населенном одними только тенями, смутно маячившими в ночном мраке.

— Sind da [50],— ответил Пауль.

Второй моряк, в бескозырке и с карабином, как у Пауля, остановил нас, раскинув в стороны руки:

— Stehenbleiben! Genau so. Nicht mucksen. Wir bringen euch die Patschdinger schon hier… [51]

Пауль и другой моряк ушли обратно. Мы послушно встали короткой цепочкой. Сомнения не давали мне покоя. Что, если все это подстроено, если они ушли, чтобы привести подмогу и обезвредить нас? Усилием воли я отогнала мрачные мысли, внушенные мне голодным желудком, и крепко сжала револьвер.

— Помните наш уговор, — сказала я, хотя совсем не хотела этого говорить. — Если что-нибудь случится…

Но ничего пока не случалось. Нам казалось, что мы ждем уже долго-долго; на самом же деле Пауль и его коллега отсутствовали не более пяти минут. Они вернулись к нам, неся на плечах темные большие мешки. Я слышала тяжелое дыхание, хотя их самих еще не было видно, и сразу подумала о том, что раньше не приходило мне в голову: нам придется идти пешком до сарая и тащить на себе патроны, прежде чем мы сможем спрятать их в наши велосипедные сумки…

Под ноги мне с глухим стуком шлепнулся тяжелый сверток. Я услышала ворчливый низкий голос спутника Пауля:

— Herrgottssakra!.. Du machst ja einen Heidenlärm, Mensch! Müssen die da drinnen uns hören [52].

Перед нами стоял Пауль.

— Konnte nicht mehr… So eine Felsenlast… Die drinnen horen nichts. Die larmen schon wieder… [53]

Другой моряк сложил свои патроны рядом с мешком Пауля.

— Gluck auf mit der Schiessbude [54],— сказал он ворчливо и недовольно. Впрочем, он почти тотчас же повернул обратно и скрылся. Пауль остался с нами. Он в смущении сухо покашливал. Мы взглянули на мешки. Теперь, кажется, и до Ан и Тинки дошло, что нам придется со всяческими предосторожностями тащить на себе тяжелейший груз по негостеприимной местности. Идти назад пешком полкилометра… А вдруг кто-нибудь встретится? Если в этой зоне ходят по дороге двуногие существа, то только немцы.

— Tut mir leid, — сказал Пауль, и его голос звучал не особенно бодро и уверенно. — Muss wieder zuriick. Damit man keinen Verdacht… Husch! [55]