Ребята Скобского дворца (Военная проза)

— Ты ли это, Якунькин-Ванькин? — осведомился дед, выходя из-за стеклянной стойки буфета и протирая очки. — Разукрасили тебя под орех!

— Посмотри на себя! — качая головой, ужаснулась и мать. — На кого ты, образина, только похож?

Ознакомившись со своим изображением в зеркале, сконфуженный Ванюшка долго отмывался над раковиной. Но радужное настроение не покидало его. «Не очень-то кричите, — думал он. — А то уйду на житье к Зубаревым, заплачете. Попросите: «Вернись обратно!» Не вернусь».

Устроившись поудобнее за столом, Ванюшка предался заманчивым мечтам о том, что говорили отец Фроськи и сама Фроська. «Интересно, что скажет мать? — думал он, развалившись за столом. — Пожалуй, ругать станет».

И тут он вспомнил про своего отца: «Одобрит ли он? Согласится ли?»

С первых дней войны отец Ванюшки ушел на фронт воевать с немцами и не прислал ни одного письма. Мать наводила справки. «Пропал без вести», — отвечали ей.

«Вернется, — думал Ванюшка. — Может быть, в плену находится...» Он никак не хотел примириться с мыслью, что отца уже нет в живых.

Сидевший на стуле его любимец, черный с белым галстуком старый кот Васька, сладко жмурился, поглядывая на своего хозяина.

«Ваську тоже с собой возьму», — решил Ванюшка, погладив кота.

Предстоящая жизнь заняла все его воображение. Как дальше себя вести с Фроськой, он никак не мог решить. Конечно, он должен приказывать ей, а она только слушаться... Первым делом приказать не любезничать с Цветком, не скалить с ним зубы. Гнать его от себя в шею! Пускай Цветок злится, сколько ему угодно. Не обращать на него никакого внимания. «Смотри... Я обидчивый, — мысленно предупредил он Фроську. — Дружить ты теперича со мной обязана постоянно и на веки вечные».

— О чем, Ивашка, задумался? — поинтересовался маркер Терентий, появившись на кухне с пустой тарелкой в руках. Терентий умел первоклассно гонять по зеленому сукну бильярда костяные шары с черными номерами, а в свободные часы равнодушно созерцать посетителей в чайной, подпирая спиной косяк дверного пролета. В таком положении он мог находиться часами.

— Так, ни о чем, — уклонился от ответа Ванюшка, не желая посвящать посторонних людей в свои сокровенные мысли.

Маркер Терентий Ванюшке нравился. Он порой разрешал Ванюшке гонять шары на бильярде. Вот и сейчас у Ванюшки появилось непреодолимое желание хотя бы в игре излить свое настроение.

— Можно? — спросил Ванюшка, появляясь в бильярдной вслед за Терентием. Глаза его просительно смотрели на маркера. — Только два шарика.

Маркер нерешительно почесал черноволосый затылок.

— Тю-тю, — протянул он нараспев. — А мне за тебя от Николая Петровича неприятность терпеть?

— Одну только минуточку... Миленький... Хорошенький... — упрашивал Ванюшка, уже держа в руках увесистый деревянный кий. — Дедушка не узнает. Я скажу, что сам без спросу взял.

— Ну ладно, — согласился Терентий и вернулся к дверному пролету созерцать посетителей.

Ванюшка с увлечением стал гонять шары по зеленому нолю. Но Терентий скоро покинул свой дверной косяк и подошел к Ванюшке, чем-то встревоженный.

— Ивашка, — с непонятной таинственностью зашептал он на ухо Ванюшке, — у Михеля в мундштуке папироса торчит. Мне самому неудобно брать. Будь другом, возьми. Покурить хочется. Какой-то дурак оставил.

Ванюшка с удивлением взглянул на маркера и, ни слова не говоря, отправился за папиросой.

«Сам же ее в мундштук всунул, а теперь кого-то ругает», — думал Ванюшка, влезая на стул в малом зале и дотягиваясь до мундштука. Вынув папиросу, он отнес ее Терентию.

— Важнеющая, — бормотал Терентий, — дукатовская, — но курить почему-то не стал, снова устроившись у косяка.

К странностям Терентия Ванюшка уже привык. То казался ему маркер умным и хитрым, то дурашливым и суматошным.

Погоняв шары, Ванюшка отправился на кухню и, снова устроившись за столом у окна, вернулся к своим прежним мечтам.

Довольно ярко он представил себе, как придет в чайную «Огонек» вместе с Фроськой, усадит ее за стол и закажет пару чая с лимоном. Деньги у него есть дома в копилке. Конечно, из кухни будут выглядывать и мать и дедушка. Пускай глядят... Мысленно опорожнив вместе с Фроськой два чайника кипятку и сжевав свою дольку лимона, Ванюшка отправился в гости к Фроське на пятый этаж. «Накормлю я тебя рыбой — треской», — предупредила его Фроська, усаживая за стол.

Ванюшка согласился. Напротив за столом сидели Егор Зубарев и тетка Дарья, наперебой они упрашивали Ванюшку угощаться без стеснения. «Ладно, не упрашивайте, — думал Ванюшка. — Я капризничать за столом не умею». Тут же он счел уместным задобрить родителей Фроськи: «Когда потребуется, если нужно, я могу снова Кольку понянчить... Только, чур!.. — Он строго взглянул на Фроську и предупредил при всех: — Смотри, с Цветком больше не водиться...»

Как дальше развернулись бы события, Ванюшка не успел решить. Шорох за окном прервал его мысли. Обернувшись, он увидел в окне... Катюшку. Поднявшись на цыпочки, она настойчиво пялила глаза и тихим шепотком взывала:

— Ванюша, выйди-ка сюда! Что я тебе скажу...

«Наверно, Фроська послала», — догадался он и опрометью выскочил на двор. Но он горько ошибся.

Катюшка, прислонившись к стене, стояла у подъезда в своем заношенном до дыр пестром ситцевом платьишке, как-то криво опустив одно плечо и подняв другое. Белобровое, с черной родинкой возле носа лицо ее уныло вытянулось, а глаза часто моргали, словно она собиралась пустить слезу.

— Ну-у? Чего тебе? — спросил Ванюшка, неспокойно поглядывая по сторонам в поисках Фроськи.

Катюшка молчала. Собиралась она сказать ему многое, в первый раз в жизни поговорить по душам, но слова почему-то застряли, не шли с языка. Так они стояли с минуту и молчали: он — со все усиливающимся нетерпением ожидая и глядя вопросительно на нее, а Катюшка — потупив глаза, с виновато-убитым видом, тяжело вздыхая. Наконец, когда молчать стало уже нельзя, она подняла глаза, жалобно взглянула на Ванюшку и, собравшись с духом, разом отчаянно выложила:

— Ты Фроське не верь... Фроська Петьку больше уважает, чем тебя!

— Ну и пускай! — рассердился Ванюшка.

— Фроська тебя Чайником обзывает... «Нужен он мне, говорит, как гвоздь в сапоге». Вот лопни мои глаза! — скороговоркой спешила высказаться Катюшка, преданно и по-прежнему жалостливо глядя на Ванюшку своими простодушными, без какой-либо хитринки, бирюзовыми глазами. Очень Катюшке не хотелось, чтобы Фроська окончательно завладела Ванюшкой, о чем теперь во весь голос говорили все девчонки на дворе.

Ванюшку покоробило от такого сравнения его с гвоздем.

Но все же он мужественно выстоял. Он молча слушал, в душе удивляясь, какая сила могла толкнуть Катюшку на черное предательство. По законам Скобского дворца следовало ей дать хорошего подзатыльника: не ябедничай. Но он всегда относился к девчонкам снисходительно.

— Подумаешь, — сурово ответил Ванюшка. — Мне-то ничуточки ни жарко ни холодно.

Снова пытливо взглянув Катюшке в глаза. Ванюшка вдруг все понял и... покраснел.

Ему даже стало жаль Катюшку. Он добродушно глядел на впалое, чуть курносенькое, но все же приятное личико Катюшки, с маленьким ртом и бирюзовыми глазами. Смотрел на ее длинное, до босых пяток, ветхое ситцевое платьишко с какими-то косыми складками на боках, неумело перешитое из старой материнской юбки. Смотрел и думал: как объяснить ей, чтобы она не наговаривала больше на Фроську? Все равно бесполезно. Катюшка тоже ему нравилась, дружить с ней он не отказывался. Но ни в какое сравнение с Фроськой она не могла идти. Даже если бы все девчонки Скобского дворца дружно ста голосами стали бы хаять Фроську, все равно ничего бы у них не получилось.

На счастье, подошел Купчик, и Ванюшка вместе с ним удалился, очень смущенный.