Пароль капитана Клоса (сборник)

Изменив голос, Клос сказал:

— Госпожа Келд вернулась домой!

— Кто говорит? — спросил Мюллер.

Клос положил трубку. Если шеф гестапо клюнул на эту удочку, то он должен быть здесь через двенадцать минут.

Разведчик открыл свой портфель и поставил взрыватель в пластиковой игрушке на час тридцать пять. Проверил еще раз, не допустил ли ошибки.

На низком столике Клос увидел большую фарфоровую вазу. Удобное место для мины! Из этой комнаты никто не выйдет живым!

Когда все было сделано, Клос направился к двери, но в этот момент услышал щелчок замка. Едва он успел скрыться на балконе за шторой, как в комнату вошла Ингрид Келд. Клос посмотрел на часы — до взрыва шестнадцать минут. Она должна умереть!.. А он? Ему не успеть выйти из квартиры…

Ингрид тяжело опустилась в кресло. Он увидел, как затряслись ее плечи. Она плакала. Клос неожиданно почувствовал жалость, ненужную, необоснованную жалость.

Снова посмотрел на часы — оставалось всего четырнадцать минут до взрыва.

«Застрелю я эту шведку, и дело с концом, — подумал Клос. — Вот-вот должен появиться Мюллер. Крикнуть, чтобы она в испуге встала с кресла? Но я не смогу выстрелить в спину беззащитной женщины!»

Поздно! На лестничной клетке послышались голоса и шаги. Дверь открылась. Ингрид не заперла ее на ключ! На пороге стоял гауптштурмфюрер Мюллер.

— Наконец-то! — крикнул он. — В чем дело, Ингрид? Где вы были? Кто мне звонил только что? — Он сел в кресло, спиной к балконной двери. — Время еще есть. Рассказывайте, что случилось?

— Мне не о чем рассказывать, — спокойно ответила Ингрид.

— Как так? Не понимаю, Ингрид, я не узнаю вас.

— Оставьте меня в покое!

— Какого дьявола, что это значит? Собирайтесь! Время не ждет, едем на вокзал. По дороге Фриц купит три красных гвоздики. Сегодня будем осторожнее.

— Не рассчитывайте больше на меня, — ответила Ингрид. — Никуда я с вами не поеду и никого предавать не буду, все кончено.

— Что вы сказали? — рявкнул Мюллер. Он вскочил с кресла и с угрожающим видом подошел к Ингрид.

— Я уже сказала, что больше не намерена с вами сотрудничать. Это вы убили Хейна!

До взрыва оставалось десять минут. На лестничной клетке стояли гестаповцы, в прихожей — Шабе. Выход был только один — балкон. С балкона можно соскочить в последнюю минуту перед взрывом. Но Ингрид!..

«Предавала из мести, — подумал Клос. — А старый пруссак фон Болдт все рассказал ей…»

— Вы еще ответите мне за Хейна! — послышался голос Ингрид.

— Думаете, так легко уйти от гестапо? — спросил разгневанный Мюллер.

— Мне теперь все равно!

— Вы не представляете, что вас ждет, если откажетесь сотрудничать с нами, — сказал Мюллер. Потом, понизив голос, добавил: — Успокойтесь. Возьмите себя в руки. Даю вам три минуты… Одевайтесь. Едем на вокзал…

Мюллер вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Клос услышал громкие голоса — Мюллер разговаривал с Шабе. Еще пять минут! Отодвинув шторы и держа в руке снятый с предохранителя пистолет, Клос появился перед Ингрид. Она даже не крикнула. Шведка хорошо владела собой.

— Тихо, — шепнул Клос и открыл дверь балкона. — Бежим!

— Вы?!

— Да. Один из тех, которых ты предавала. Быстро!

— Нет!

— Погибнешь через три минуты. Взрывчатка в вазе!

— Нет, — упрямо твердила Ингрид.

Послышались шаги Мюллера. Клос скрылся на балконе. Когда гауптштурмфюрер и Шабе вошли в комнату, Ингрид стояла у двери балкона.

— Вы еще не собрались? — крикнул Мюллер.

— Не собралась, — ответила Ингрид, — и не думаю собираться. — Девушка посмотрела на часы, и это было последнее, что она сделала…

Третья минута подходила к концу. Клос перескочил на балкон соседней квартиры. Двери были открыты. Осторожно передвигаясь на цыпочках, он вошел в чью-то спальню: на кровати храпел мужчина. Клос незамеченным вышел в коридор, открыл входную дверь…

Стрелка часов показывала тридцать пять минут второго, когда он был уже на Альбертштрассе.

Мощный взрыв потряс воздух, а через минуту послышался вой сирены автомашин гестапо.

Клос замедлил шаги… Шел спокойно, не торопясь, по безлюдной улице.

Ему некуда было спешить.

Курьер из Лондона

1

— В Польше тоже есть аристократы, господин обер-лейтенант. Известно ли вам это?

Клос стоял перед большим резным письменным столом навытяжку, держа руки по швам и размышляя, к какой категории людей отнесли своего нового шефа, полковника Гофберга, начальника местного управления абвера, в распоряжение которого он прибыл неделю назад. Клоса не удивили слова шефа, произнесенные с абсолютной и непоколебимой убежденностью в том, что именно он, Гофберг, первый открыл, что среди поляков тоже есть аристократы.

— Так точно, господин полковник, — с улыбкой ответил Клос.

Воцарилась тишина. Гофберг перелистывал какие-то бумаги на письменном столе, будто не замечая присутствия своего офицера.

«Не ошибаюсь ли я? — подумал Клос. — Если Гофберг действительно болван, то откуда у него такие успехи? Руководимое им управление абвера относится к числу наиболее деловитых и оперативных. Казематы абвера в подвалах сельскохозяйственной школы не уступают застенкам гестапо. И заключенные здесь — не просто схваченные жертвы на улицах города во время очередной облавы». Клос достаточно долго работал в разведке, чтобы определить, какими делами занимается местное управление абвера, в котором он теперь служил. Клосу не нравились грузная фигура нового шефа, его жирное лицо и большие бесцветные глаза. А эти его наивные вопросы и умозаключения!.. При этом Гофберг относился к своим подчиненным высокомерно, стараясь при каждом удобном случае унизить их. Капитан Любке, возмущенный этим, был вынужден подать рапорт об отправке снова на Восточный фронт. После ранения капитан работал в офицерской школе абвера. Клос встретил его за два дня до отъезда, когда уже получил предписание о переводе в распоряжение полковника Гофберга.

— Будь осторожен, Ганс, — посоветовал капитан Любке Клосу, — Полковник — хитрая каналья. Да поможет тебе бог. — С тех пор как на фронте осколком мины ему оторвало кисть руки, капитан Любке стал религиозным. — Да поможет тебе бог, — повторил он.

Большего из Любке вытянуть не удалось. И только перед отъездом, крепко стиснув рукой пальцы Клоса, он снова предостерег его:

— Бойся полковника, Ганс, это опасная скотина.

— Вам, господин обер-лейтенант, известно дело «С-298»? — холодно спросил Гофберг, оторвавшись от бумаг. Его большие глаза остановились на лице Клоса. Он ожидал ответа.

— Что-то не припоминаю, — сказал Клос.

— Вы приняли сектор науки и техники. Это дело по вашей части. Насколько помню, я рекомендовал вам тщательно ознакомиться со всеми незаконченными делами сектора.

— Я здесь всего неделю, господин полковник. Может быть, я и просмотрел дело «С-298». Не могли бы вы напомнить, в чем его суть?..

— Я требую от офицеров, чтобы они свои обязанности знали четко… Сколько будет семью девять? — неожиданно спросил полковник.

Клос молчал. Гофберг недовольно повторил вопрос:

— Так сколько же будет семью девять? Отвечайте, господин-лейтенант!

Полковник впился пальцами в письменный стол, его глаза округлились, ресницы захлопали; казалось, он сейчас бросится на Клоса.

— Семью девять — шестьдесят три, господин полковник, — громко отрапортовал обер-лейтенант. «Хочешь иметь идиота, — подумал он, — пожалуйста».

— Так же точно, господин обер-лейтенант, вы обязаны отвечать, когда речь идет о вашей работе. Дело Латошека — это о чем-нибудь говорит вам?

— Нет. — Клос умышленно ответил так. Он хотел, чтобы Гофберг дал волю своему красноречию.

— Весной тридцать девятого года польский инженер по фамилии Латошек разработал технологию легкого сплава, прочного и устойчивого к высоким температурам. Надеюсь, вы представляете себе, какое это имеет значение для самолетостроения, в особенности для создания авиационных моторов? В октябре этого же года мы начали розыск документации на эту технологию, но безрезультатно. Свидетельства патентного агентства, как и следовало ожидать, были уничтожены или спрятаны. Лаборатория инженера Латошека на одном из военных заводов была разрушена за день до вступления наших войск в Польшу. Так вот, лаборатория была разрушена, а инженер исчез бесследно. Мы установили, что он не был мобилизован в армию. Однако на всякий случай проверили лагеря военнопленных. Во всем генерал-губернаторстве и на территориях, возвращенных рейху, гестапо располагает подробным описанием внешности инженера Латошека, его фотографиями и другими данными о нем. Арестовано триста шестьдесят четыре поляка, похожих на него, но никто из них, к сожалению, не оказался инженером Латошеком. Перед самой войной он проживал в Жешуве. В его доме мы содрали все обои, даже штукатурку, перекопали подвал, обследовали каждую доску пола, но ничего не нашли.