Ключи от дворца

14

Близилось сретенье — по народному поверью время встречи зимы с летом. Выпадали дни, когда еще во всю свою полную силу мела злая пурга. Обманчивая, увертливая поземка вилась по дорогам Харьковщины, перекрывала недавно наезженный путь снежными косами-отмелями, громоздила на околицах сел увалы, доверху засыпала поспешно откопанные и так же поспешно брошенные немецкие траншеи. Но уже не раз ложилась на землю сверх затвердевшего наста и печатная пороша, при которой на мокром снегу отчетливо — до каждой иззубрины коготка — видны следы не только тяжелого матерого зайца, а и самого молодого. Все круче и круче поднималось над горизонтом солнце, чаще и чаще поглядывало из-за туч на это извечное единоборство зимы с летом и любовалось им, ускоряя исход поединка.

В такое разнопогодье едва ли не хлопотней всего приходилось на этом участке фронта лыжной бригаде, в которой служил Широнин. В середине января бригада вошла в огромную брешь, пробитую гвардейцами во вражеской обороне, и, взаимодействуя с танкистами, сбивая гитлеровцев с промежуточных рубежей, прошла более двухсот километров. Лыжники участвовали в боях за Старый Оскол, Старый и Новый Мерчик, Валуйки, наконец, за город Ольшаны, со взятием которого над гитлеровскими войсками, находившимися в Харькове, нависала угроза окружения. Но неустойчивая погода затрудняла дальнейшие успешные действия лыжников. Приноравливаясь к ее капризам, они в иной день дважды, трижды меняли на лыжах мазь, а сейчас и это уже не выручало. Бригада расположилась на вынужденный отдых в небольшом селе недалеко от Ольшан. Но не отдыхали и дня. Стало известно о расформировании соединения.

И вот сейчас, после бессонной ночи, занятой сдачей имущества, Петр Николаевич стоял около регулировщицы на выходе из села и дожидался попутной машины. В кармане гимнастерки лежало предписание, которым он откомандировывался в гвардейскую дивизию. А погода словно бы решила напоследок опять пошутить. После ряда дней оттепели сегодня с утра вновь припустил снег. Белая завеса то нависала прямо над головой, то рассеивалась под порывами ветра и рвалась на косые, хлесткие полосы. Широнин нетерпеливо всматривался в дорогу, уходившую к Харькову. Канонада, которая накануне день и ночь гремела со стороны города, сегодня утихла, и лишь порой восточный ветер доносил глухое урчание орудийных залпов.

Словоохотливая регулировщица в плотно надвинутой на лоб и наглухо завязанной у подбородка шапке-ушанке, из-под которой выглядывали смышленые светло-карие глаза и аккуратненький маленький носик, говорила всем подходившим к КПП:

— Освободили… Утром броневичок проезжал с офицером связи, он и сказал, что освободили… Еще позавчера бои на Холодной Горе велись.

Эта весть — взят Харьков! — и обрадовала Широнина, и несколько смутила. Он знал, что два дня назад штаб гвардейцев находился северо-западнее Харькова, а а где его искать теперь, куда направиться!

— Да вы б уже прямо на мою Полтаву, товарищ лейтенант, — пошутила регулировщица и тут же стала рассказывать, что сама она из Полтавы, работала там на мясокомбинате — может, слышали, лучший был на Украине? — а в армию пошла добровольно, жаль только, что не попала в артиллерию, ну да и здесь работа живая: в наступлении только успевай поворачиваться.

То ли девушке скучно было оставаться одной на развилке дорог, то ли и в самом деле хотела лейтенанту лучшего, но она упорно уговаривала его подождать какой-то особо удобной машины из хозяйства Перепелицы.

— Оттуда, от Перепелицы, все найдете…

«Перепелица, Перепелица…» — кружилась в мыслях Петра Николаевича эта когда-то слышанная и не могущая не запомниться фамилия. И вдруг вспомнил веселого тучного подполковника из второго эшелона гвардейцев, который как-то на плацдарме выручил лыжный батальон, одолжил ему в трудную с горючим пору бочку бензина.

— А где сейчас хозяйство Перепелицы?

— В Ключах. Это сорок километров отсюда. Говорю же вам, подождите.

Подошедшая вскоре грузовая машина оказалась отнюдь не такой уж удобной. В кабине сидел капитан. В кузове высились снарядные ящики с отстрелянными гильзами. Под их малиновый перезвон, оглушенный этим перезвоном, Широнин спустя полчаса въезжал в Ключи, где находился полк, в который он был направлен представителем гвардейской дивизии.

Немцы сожгли село еще, очевидно, в первый год войны. На огородах и пустырях виднелись полузасыпанные снегом замысловатые геометрические фигуры жести, сорванной с крыш, обугленные сваи построек; лежали массивные, в два обхвата, дубовые колоды, на которых, наверное, не одно поколение девчат устраивало свои гулянки; кто-то, видать, тщетно пытался подзапастись дровишками, нарубить щепы на растопку, да только даром иззубрил топор: не поддался мореный дуб, остался лежать и ждать поры повеселей. А пока людское жилье переместилось под землю и обозначилось дымками: они курились из сохранившихся каменных подвалов домов, из погребов, из землянок. В большинстве своем крохотные, в одно неказистое окошко, они были выкопаны старательными женскими руками. Но попадались и вместительные с длинными, крутыми гребнями, отстроенные впрок, на добрый десяток лет. Уж не на этот ли срок рассчитывали их владельцы, гадая, как и куда повернет свои ход война?

В одной из таких землянок и разыскал Широнин штаб полка. Его принял сам командир части, пожилой, лет пятидесяти, полковник, сидевший за столом в фуражке и шинели.

— Билютин, — коротко буркнул он, протягивая и пожимая Широнину руку.

Даже ясно-голубые с льдинкой глаза не молодили его лица. Седые волосы, седина в усах. Прочтя предписание, полковник устало посмотрел на Широнина.

— Лыжник?

— Так точно, из лыжного батальона, товарищ гвардии полковник! — выпрямляясь всей своей сухонькой фигурой ответил Петр Николаевич.

— Ну, лыжники мне, пожалуй, уже не нужны, ни к чему… к весне дело идет… Вы что в лыжном батальоне делали?

— Помощник по материально-техническому обеспечению.

— А такие и подавно не нужны. Хватает таких… А вот командиров взводов маловато. Как вы на этот счет?

— О другом и не думаю, товарищ полковник…

— Ну это и хорошо… Это и хорошо, — сразу как-то подобрел и смягчился Билютин и, подойдя к дверям, крикнул: — Филиппов, посмотри, не ушел связной из третьего батальона?

— Сейчас узнаю, товарищ гвардии полковник.

— Сюда его!

Через минуту у порога браво пристукнул каблуками и замер в ожидании приказа Петя Шкодин.

— Отведешь лейтенанта к Решетову и скажешь, что бы он мне через полчаса позвонил.

— Слушаюсь! Отвести и позвонить! — Петя приглашающе — пошли, что ли? — посмотрел на Широнина, и тот обратился к полковнику:

— Разрешите идти?

— Идите.

В сенях Широнин нашел свой вещевой мешок.

— Давайте я понесу, товарищ гвардии лейтенант, — кинулся к вещмешку Петя, догадываясь, что лейтенант направляется в батальон не по каким-либо командировочным делам, а насовсем.

— Да нет уж, привык сам его таскать, — отказался от предложенной услуги Широнин. — И кстати, я еще гвардейцем не стал… Это поторопился ты меня так повысить.

— Так станете, у нас быстро станете! — убежденно воскликнул Петя.

Они вышли на улицу. Снег продолжал падать, но над селом синело в небольшом просвете небо, в нем кружила «рама», и где-то на огородах изредка нехотя били зенитки. На самолет никто не обращал внимания. Меж двумя оголенными черными вязами дымилась полевая кухня. К ней ребячьим мелким шагом, позванивая котелками, бежали солдаты, и было непонятно — то ли кухня только что прибыла и солдаты, заждавшись ее, изголодались, то ли, наоборот, собирается уезжать и повар бросил по ротам веселый клич — подобрать оставшееся. По задворкам с бухтами проводов шагали и перекликались связисты, и опять не понять было, то ли часть собиралась сниматься, то ли только что прибыла и обосновывалась в селе всерьез, надолго. Широнин спросил об этом Шкодина.

— Оно и так, и этак, товарищ лейтенант, — охотно стал объяснять Петя, довольный тем, что он первый введет нового офицера в курс дела. — Сейчас ведь у нас вся война такая… Утром расположились будто на неделю, а к вечеру снова в дорогу. Надо же пользоваться тем, что фриц растерялся. Иной раз и бутерброд получается. Мы уже далеко впереди, а они еще не успели отойти, лезут потом по ночам отовсюду, как черви. Ох, сколько ж их в Харькове один наш взвод перебил… Вот бы вам, товарищ лейтенант, к нам, в первый взвод…