Расти, березка!

— Забудешь Поливаниху-то?.. — Ольга Акимовна то ли спрашивает, то ли заранее упрекает сына.

— Что ты, мама! — заволновался Вася. — Разве свое село забудешь?!

— Успокойся, это я так. Какой же матери охота отпускать от себя сыночка?!

Говорит, а сама с тревогой думает: «Хрупкий, малорослый. Как там будет ему — в суворовском?» Однако ж, когда ездил на лесозаготовки в тайгу, на него не жаловались: и хватка, и сила, и глаз точный.

«В отца пошел, Акимовна, твой сын», — говорили соседки.

Мать осторожно касается его плеча. А он смотрит на шкатулку. Там поблескивает орден Отечественной войны. Отцовский. Память об отце, его мужестве и бесстрашии. Василий трогает рукой яркую звездочку. Наверное, и отец гладил своей широкой ладонью эту эмаль. И он, Василий, хочет быть таким, как отец, хочет пойти его дорогой. Военные пути Жукова-отца пролегли через бои у Халхин-Гола и оборвались где-то под Севастополем. А где именно, Василий не ведал. Не раз он пытался разыскать кого-нибудь, кто знал отца, видел его в последнем бою. Может, и доведется встретить такого человека. Это было бы счастье. Пусть горькое, но счастье.

— Присядем на дорожку. — Ольга Акимовна опустилась на стул.

Сын сел напротив. Раньше он и не замечал морщин на ее лице. Глубокие, как черные молнии, изрезали они лицо матери. Будто отпечатались на нем и военная гроза, и трудные послевоенные годы. Вдовьи слезы избороздили доброе лицо.

Вот так же, как сына, провожала она своего мужа Василия, кареглазого, крепкого, веселого. Провожала на войну. Так же предложила ему присесть на дорожку. Он улыбнулся:

— Не больше секунды.

Потом поднялся и быстро вышел из комнаты. Фронтовые письма приходили редко, а затем и совсем перестала получать их Ольга. Думала, уже конец, сложил ее Вася голову где-нибудь на полях Подмосковья. И вдруг — радость: жив, только ранен. Лежит в госпитале, в Свердловске. Сначала не было надежды, но врачи выходили, на ноги поставили. Это было в сорок втором. После лечения побыл Василий дома всего несколько дней и — вещмешок за плечи. Опять на фронт. Долго жена глядела ему вслед. Обернулся, помахал рукой. Ветер донес до нее последние слова:

— Я вернусь, Оля. Я верну-у-сь!..

И снова — военные треугольники. С работы приходила поздно, не раздеваясь прочитывала его письма. А под сердцем начинала биться новая жизнь. Написала ему об этом. Василий Жуков обрадовался, ответил: «Если сын, назовем его Васей. И второго. И третьего. Букет Васильков!» Чудак. Война идет, а он… Но его уверенность в победе передавалась и ей, утешала и укрепляла ее.

Не дождалась Ольга мужа. Без него вырастила сына. Теперь он решил посвятить себя армии, заменить отца — Василия Жукова, погибшего на войне.

Раздумья Ольги Акимовны прервал сын:

— Пора, мама.

… В то время он и думать не смел о том, чтобы командовать отцовской ротой. Слишком велика честь. Суворовец Василий Жуков ставил перед собой пока задачу скромную — стать офицером.

Жадно, неутомимо впитывал Василий знания. С особым усердием изучал военное дело. Год за годом. И вот окончено суворовское училище.

Взят первый рубеж.

Сколько их еще впереди!

Василий был уже в Ленинградском военном училище имени С. М. Кирова, когда Ольга Акимовна сообщила: «Прислали мне письмо воины части, в которой служил твой отец…»

Разволновался Василий. Значит, есть люди, которые помнят отца, знают каждый его шаг. Как хочется увидеть их, служить вместе с ними!

И летит письмо к командиру полка: «Простите за необычную просьбу. Хочу в ваш полк. Стоит ли доказывать, как он мне дорог».

Полковник ответил откровенно и просто: «Твоя судьба, Вася, в твоих руках. Право шагать под отцовским Знаменем нужно заслужить, надо окончить училище с отличием. Тогда у тебя будет право выбора».

Право выбора… Иные курсанты завоевывают его для того, чтобы служить в обжитых гарнизонах, в больших городах, поближе к центру. Василий думал о другом: пусть это будет лесная глушь, пусть нестерпимая жара, пусть вечные снега или сыпучие пески, только туда, к отцу.

А пока — героическое, славное Кировское дважды Краснознаменное училище. Оно берет начало от командных курсов, организованных по указанию Владимира Ильича Ленина в первые месяцы после победы Октябрьской революции. Питомцы его штурмовали Кронштадт, обороняли Ленинград в годы Великой Отечественной войны…

Курсант Василий Жуков твердо решил окончить училище с отличием. Стрельбы, марши, кроссы — всюду с полной отдачей сил. А тактическая особенно приятна…

Занимались тактикой в тех местах, где когда-то шли тяжелые бои и откуда устремились наши войска на прорыв блокады Ленинграда. Бывало, роет курсант окоп, а лопата о каску ударится, о нашу каску. И будто по сердцу ножом! А вокруг высотки. Во время войны они по нескольку раз переходили из рук в руки. Одну из них предстоит атаковать отделению, которым командует сержант Жуков. Он уточняет обстановку, ставит задачу. Преподаватель доволен: питомец его по-командирски краток, собран…

Время летело незаметно. В воскресные дни ходили по Ленинграду, по широким его проспектам, по набережной Невы, долго стояли у Смольного. Стояли молча и будто слышали шаги революционных матросов и солдат, их властный топот на лестницах Зимнего.

Наступали очередные экзамены. Василий много к ним готовился и потому неизменно получал отличные оценки.

— Обязательно попадешь ты в полк отца, коль так стараешься, — говорили ему друзья.

… И вот лейтенант Василий Жуков, стройный, подтянутый, идет по военному городку к штабу. С волнением проходит мимо часового, застывшего у Знамени. Сейчас гвардейское Знамя в чехле. Но знает Василий, придет день — и алым пламенем вырвется оно на волю, и пронесут его перед строем.

Василия Жукова назначили командиром первого взвода в той самой части, где служил его отец, в той роте, которую водил в бой гвардии старший лейтенант Василий Жуков. Вечером, когда утихла казарма и уснули солдаты, молодой лейтенант, оставшись один в канцелярии, сел за письмо к матери. Ольга Акимовна потом со слезами счастья читала это письмо.

Ее Вася… кареглазый мальчик с веселыми глазами… служит в роте отца! Ей радостно оттого, что окончательно и прочно стал на ноги сын, и горько потому, что никогда не видел и не увидит его отец…

Первые шаги взводного. Нелегки они. Стрельбы, учения. Сутками в поле. К месту занятий — на лыжах. Командир впереди. Марш — несколько километров. Гудят ноги, ноют плечи. Но разве можно все это сравнить с той дорогой, которую прошел отец, с теми высотами, которые он штурмовал?

Так думал сын.

И от этого становилось легче. С помощью командиров, старших товарищей Василий овладел искусством воспитателя, педагога, с их помощью вывел взвод в число лучших.

С нетерпением ожидал Василий юбилея части, приезда ветеранов на праздник. И — радость! Прибыл человек, принявший тогда, в войну, роту после гибели отца.

Это был Олег Владимирович Чуринов.

Крепко обнял он Василия, сказал: «Сынок… Вот мы и встретились».

В тот день долго беседовали офицер запаса и молодой лейтенант. Многое Василий уже знал из истории части, но разве сравнишь с нею живой рассказ очевидца! Того человека, который ел с батей из одного солдатского котелка и клялся одному Знамени, по которому, как и по отцу, стрелял один и тот же вражеский пулеметчик.

Тихо, неторопливо ведет рассказ ветеран.

… Сапун-гора. Ворота в Севастополь. Уже несколько часов идет бой, тяжелый, кровопролитный. Гвардейская рота Василия Жукова продвигается вперед. Бойцов в атаку ведет сам командир роты. Гимнастерки седые от пыли. Быстрый, стремительный бросок — и вот уже ближе гребень высоты. Огонь врага плотнее. Старший лейтенант Жуков карабкался по гранитным глыбам. Еще несколько метров — и победа!

— Вперед, ребята! — Голос командира тонет в снарядном гуле. — Вперед! Нас ждет Севастополь!

Еще бросок. И вдруг возле ног офицера вздымается черный столб земли.

Василий Жуков нашел в себе силы подняться. Он зажал рану пилоткой и встал так, чтобы его видели все солдаты роты, которых свинцовый ливень прижал к земле.