Новый Мир ( № 3 2010)

Григорий Ревзин. Архитектура как перформанс. — “АРТХРОНИКА”, 2009, № 12, декабрь.

“Архитектура — искусство позитивное. Ощущения „какая гадость, какая гадость эта ваша заливная рыба” она передать не в состоянии. А это важное ощущение, которое, как говорила Анна Ахматова совершенно по другому поводу, может испытывать каждый, и притом каждый день. И не применительно к рыбе, а шире, вообще, — какая кругом все гадость. Фактически все современное искусство в основном и работало в поле этого важного ощущения, вплоть до самого последнего времени, когда наметились тенденции капитализации и гламуризации. <...> А у архитектуры это не идет. Ну вот представьте себе дом, который своей композицией выражает, что и место, где он стоит, премерзкое, пластически подчеркивает, что живут тут моральные уроды, а светом и цветом дает ясно понять, как отвратительны в России вечера”.

“Эти стройки — индикаторы. Они показывают реальный уровень эффективности — не так, что мы там встаем с колен и идем своим путем, а вот просто — чего мы можем. И тут не „околоноля”, а просто ноль. В крупных размерах, на особенно значимых, бросающихся в глаза объектах, даже во многом символических, мы демонстрируем: ничего не можем! И ощущается момент какой-то аффектации, для тупых. <...> Ну ничего не получается у нас, дошло, наконец, идиоты несчастные?!! Если рассматривать государство как какую-нибудь коммерческую компанию, которая ориентируется на показатели эффективности, то все это выглядело бы как пиар-кампания за преднамеренное банкротство. Но государство есть мистический аппарат для средоточия народных чаяний.

И оно занято совсем другим. Оно хочет не обанкротиться, а пытаться эти чаяния выразить. Передать всенародное ощущение, что ни фига не вышло”.

Кирилл Решетников. Измеряя тонкий мир. Двенадцать лучших книг 2009 года по версии газеты “Взгляд”. — “Взгляд”, 2009, 31 декабря <http://www.vz.ru>.

“ Юрий Мамлеев — „Русские походы в тонкий мир”. В 77 лет самый необычный из русских живых классиков, основатель школы метафизического реализма написал один из лучших своих романов — „Наедине с Россией”, который и составил основную часть этой книги. Романную реальность Мамлеева всегда населяли люди не от мира сего, духовные сталкеры, жаждавшие контакта с Иным. Что-то у них получалось, но за пределы здешнего пространства никто надолго не выходил. Новый роман − первый опыт масштабного описания другого мира. Мир этот оказывается, собственно, Россией, только иной, лучшей, чем здешняя, хотя и не идеальной. Там все так же, как у нас, но мягче, человечней, уютней. В Русскую Державу, расположенную в каком-то очень близком, соседнем измерении, главный герой попадает легко, без мучительных поисков, ведомый девушкой-символом по имени Настя. Мамлеев как бы играет в поддавки с читателем-скептиком. Ну что это за роман? Ноль действия, одни разговоры, программно иллюстрирующие почвенную философскую концепцию автора. Да и нет такого закона, по которому просветленность, открытость и простота должны давать в сумме большую литературу. Однако в случае Мамлеева происходит именно это”.

Сергей Роганов. Черные итоги 2009 года. — “Русский Журнал”, 2009, 31 декабря <http://www.russ.ru>.

“Современный многополярный, поликультурный мир глобализации стремительно утрачивает какую бы то ни было определенность по отношению к естественной смерти, к возможности загробной жизни, в целом к такому мировоззрению, в котором смерть и посмертное существование бессмертной души строго упорядочены в структуре мироздания. Современники предпочитают заботиться не о смерти, а о максимально долгой, активной, насыщенной жизни. Поэтому в настоящий период развития человеческой истории не столько отношение человека к метафизике смерти, сколько отношение к смерти известных, знаковых для культуры людей является индикатором уровня самосознания современников”.

Олег Рогов. Тайнопись, том четвертый. Вышла новая книга самого “темного” поэта Бронзового века — Михаила Еремина. — “Частный корреспондент”, 2009, 2 декабря <http://www.chaskor.ru>.

“Стихи Михаила Еремина в подавляющем большинстве состоят из восьмистиший, написанных верлибром. <...> Этот формат, как сейчас бы сказали, в XX веке получил право на самостоятельное существование именно как особая стихотворная форма — вспомним циклы „Восьмистишия” Осипа Мандельштама, Ольги Седаковой и Светланы Кековой. Принято считать, что современность стремится к свертыванию поэтического высказывания, к разумному, но непременному минимализму. Но крайняя его форма — одностишие — продолжает восприниматься как эксцентрический жанр, четверостишие тяготеет к развернутому афоризму („Гарики” Губермана), восемь же строк идеальны возможностью синтаксических и семантических игр на малом, но достаточном пространстве. Случай Еремина уникален тем, что поэт нагружает отпущенное ему строковое пространство максимальным объемом информации. Компрессия смыслов достигается разными средствами — и усложненным синтаксисом, и привлечением нехарактерной для лирики узкоспециальной научной терминологии, играми с корневыми созвучиями других языков, использованием иероглифов, макаронизмов, математических формул и цитации. Считается хорошим тоном называть поэзию Михаила Еремина герметической (доступной немногим), но стоит вспомнить и о втором значении этого слова — алхимическом”.

Герман Садулаев. “Надо уменьшать страдания людей”. Беседовал Алексей А. Шепелев. — “Рабкор.ру”, 2009, 15 декабря <http://www.rabkor.ru>.

“Говорят, у покойника продолжают расти ногти и волосы. Старый мир мертв. Но он еще долго будет гнить и разлагаться. А люди останутся прежними, в большинстве своем — посредственными и злыми. <...> Пророком быть просто: завтра будет хуже, чем вчера”.

“Люди мне неинтересны. Я не понимаю людей. Я не знаю, что можно о них написать. Мне интересны идеи, которые движут людьми”.

“Идея коммунизма тоже обязательно возродится. Может, скоро, может, нет. Может, с человеческим лицом, как путь прогресса, может, в архаическом образе возврата в первобытное состояние. Судьба идей таинственна и непредсказуема. Это же не люди,

о которых можно сказать точно, что каждый будет болеть и умрет. Революции обязательно будут. <...> Этот мир не лучший из возможных. Всегда возможен и другой мир”.

“Уничтожение существующего строя — это уничтожение его основ. Изгнание змей, демонов, порочных идей, заложенных в фундамент системы лжи, насилия, продажности и эксплуатации. Этим я и занимаюсь уже пять книг. Имеющий уши да услышит”.

Сложносочиненное. Беседовал Евгений Белжеларский. — “Итоги”, 2009, № 51, 14 декабря <http://www.itogi.ru> .

Говорит Александр Терехов: “Я не существую на современном литературном рынке, я не заработал на свою торговую точку, бренд, аудиторию”.

“Первый раз в русской истории писатели, которых мы называем писателями в традиционном значении этого слова, вбиты временем в полное материальное и общественное ничтожество. Двести лет большинство русских книг создавали аристократы, придворные вельможи, губернаторы, крупные землевладельцы, обладатели наследных состояний или выходцы из низов, поднятые на невероятную высоту читательским интересом и политикой советской власти. Современные „традиционные” писатели — бедные, почти несуществующие люди, с протертыми локтями, мечтающие об одном: сосать из бюджета. Они не могут писать о власти, политике, аромате очень больших денег, армейской верхушке, спецслужбах, светской жизни — писателя там нет. Все, что им доступно, — жизнь собственной квартиры и телевизионная программа на неделю. Если современный романист возьмется описывать кремлевские коридоры, что-то там в духе „Путин проснулся, как обычно, в половине одиннадцатого утра и долго лежал, глядя на косые капли дождя, тянущиеся по оконному стеклу...” — это будет не только смешно, а просто жалко. <...> Да, история — хороший выход, история дает ощущение возвращенного равенства, писателю, работающему над книгой о прошлом, кажется, что жизнь по-прежнему в его руках, он в Кремле, он главный, как в старые добрые времена, когда Ленин в графе „род занятий” писал „литератор”, и это говорило вовсе не о скромности Предсовнаркома. Впрочем, автор всегда имеет самые наивные и самые превосходные представления о значении и смысле своего труда”.