Дикки-Король

— Мы увидимся на рождество, крестный. Ты действительно уже не сердишься, что я теперь называю тебя Клодом.

— Нет, — сдавленным голосом ответил он.

— Желаю удачи, Клод.

Она зашагала вперед, неся на спине тяжелый рюкзак; на шоссе фигурка ее казалась невероятно хрупкой и маленькой. Она напевала песенку скаутов, которая так нравилась Анне-Мари:

Клод уже не слышал ее слов. Он никак не решался развернуться, снова выехать на дорогу, которая вела его на родину, к дому, на верную дорогу… Издали она, без сомнения, почувствовала его нерешительность и, не слыша шума мотора, обернулась. Довольно долго она махала ему рукой на прощанье, и поскольку он все не решался тронуться с места, сломала в живой изгороди веточку и пошла, помахивая ею; она шла, развернув ступни, как Чарли Чаплин, чтобы насмешить Клода. Он знал, что Полина напевает:

Какая глупая песня, подумал Клод и со слезами на глазах нажал на стартер.

Послесловие

Перелистаем мысленно один из художественных фотоальбомов, посвященных рок-ансамблям и рок-музыкантам. Погрузимся на минуту в апокалипсический мир буржуазной поп-музыки. Со страниц объемистого английского издания под названием «Рок» на нас смотрят сотни «звезд» и «звездочек» поп-музыки, вызывающе, антиэстетично одетых, схваченных фотографом в пугающих ракурсах и позах. Истекающие потом, корчащиеся в конвульсиях, застывшие в животном экстазе, они как будто выворачиваются наизнанку, с болью обнажают себя (иногда и в прямом смысле). Вот-вот лопнет струна электрогитары, а может, и шнур микрофона, взорвется и сам исполнитель — туго натянутый, ерничающий комок нервов. На других фотографиях можно увидеть переполненные залы, набитые до отказа стадионы, тысячи зрителей, собравшихся подпевать, аплодировать, свистеть, подбадривать, жить в едином с певцом ритме. Среди армии слушателей есть особенно преданные — поклонники-фанаты, те, кто не только согласны носить своего кумира на руках, но и без преувеличения готовы отдать за него жизнь…

Взгляд социологов, музыковедов, психологов, публицистов на такого рода зрелища нам давно хорошо знаком. Первые с сожалением констатируют тягу немалой части западной молодежи к отупляющей рок-музыке, вторые говорят о бедности ритмов и мелодического строя, третьи вспоминают колдунов, шаманов и ритуальные шествия, четвертые бичуют распространение массовой культуры, как порождения культуры буржуазной. Но когда сталкиваешься в лоб с таким явлением, как поп-музыка, всегда есть искушение взглянуть на нее не со стороны, а изнутри, смешаться с толпой тех, кто раскачивается в такт и подпевает. В охваченной слепым порывом толпе всегда отыщется местечко еще для одного человека. Может, здесь он найдет уже известные истины, а может, откроет что-то новое для себя, что до сих пор было скрыто от его взгляда. Автор романа «Дикки-Король» решила посмотреть на мир музыкантов и поп-музыки изнутри, для чего ей пришлось проникнуть в их среду. Но познакомимся поближе с самой писательницей.

Это уже немолодая женщина, всегда скромно одетая и скромно причесанная. Волосы ее тщательно прибраны и связаны на затылке в тугой узел, глаза смотрят лучисто, проницательно, строго. Вокруг глаз разбегаются морщинки, сглаженные на слегла выступающих, как у всех фламандцев, скулах. Губы сурово, чуть аскетично сжаты. Такой предстает Малле-Жорис на фотографиях.

Родилась писательница в 1930 году в Антверпене. Именно в этом городе открывается действие романа «Дикки-Король», а краски его великолепно запечатлены Малле-Жорис в романе «Ложь» (1956). Это легко воображаемая романтика порта. Серое утро. Чайки. Дымы на горизонте. Запахи кофе и жареного картофеля, рыбы, йода, пирожных и гари. Лавки со снедью. Ящики с фруктами. На земле упавший лимон. Телеграфный стиль не присущ Малле-Жорис, она рисует картину медленно, находя в этом вкус, копируя палитру фламандских художников. И сегодня писательница часто бывает в Бельгии, там живет ее мать Сюзанна Лиляр, известная бельгийская эссеистка и драматург. Происхождение и духовная тяга писательницы к Фландрии позволяют бельгийцам называть Малле-Жорис своим национальным автором, от чего она не открещивается, хотя Париж, где находятся ее издатели, не оставляет. И это понятно, отсюда она имеет выход на более широкую читательскую аудиторию.

О своей жизни и творчестве Франсуаза Малле-Жорис рассказала в нескольких автобиографических книгах. Самая известная — «Бумажный дом» (1970). Название намекает на те не обремененные вещами национальные японские жилища, двери которых никогда не закрываются, и вся семья, несмотря на тонкие раздвижные перегородки, как будто пребывает в одной комнате. Иными словами, уже на титульном листе автор заявляет, что ее дом не башня из слоновой кости и не крепость, а, если угодно, бивуак. Тепло его очага ровно светит всем, кто пожелает к нему приблизиться. Здесь жизнь не останавливается, как в буржуазном квартирном мирке, а всегда продолжается, как во дворе перенаселенного дома. Бьется посуда, подгорает ужин, падают незаконченные холсты картин мужа. Беспрерывно звонит телефон. Заходят друзья и случайные посетители. Но, несмотря на такую «походную» обстановку — ведь жизнь это путь, — в доме царит особая атмосфера. «Мои дети не всегда были чистенько одетыми, но зато я научила их любить литературу», — размышляет Малле-Жорис. Она подхватила и продолжила издавна существующую во французских семьях традицию чтения вслух стихов и прозы с последующим обсуждением прочитанного. Как мало осталось таких семей в эпоху радио и телевидения! В отличие от многих выведенных в романе «Дикки-Король» фанатов ее дети знают и любят Расина и Гюго, Верлена и Малларме, Реверди и Арагона. Малле-Жорис не без основания считает, что чтение вслух дало ее детям больше, чем телевизор, записи модных шлягеров, посещение концертов поп-музыки.

Ну а что же работа? Живя в тесных маленьких квартирках, Малле-Жорис пишет за столиком в кафе. Именно там она находит сюжеты своих романов. «Достаточно мне взглянуть на лицо, дерево, дом, как я тут же начинаю искать сюжет и обыкновенно нахожу его», — пишет она в книге «Письмо к самой себе» (1963). Необходим ли сюжет? Десятки «новых» романистов, писателей авангарда, утверждают, что нет, не нужен никоим образом. Франсуаза Малле-Жорис не боится быть традиционной, отстать от моды и пишет пространные романы. По общему признанию критики, она автор, не столько работающий над словом своих романов, сколько над их структурой. И это верно. Мечта ее — написать эпопею, приблизительно в 2 тысячи страниц, где бы действовали сотни персонажей, а она, демиург, сумела бы их всех связать между собой. Поклонница Бальзака и Диккенса, она постоянно учится у этих авторов, перечитывая их чаще других классиков.

Жизнелюбие, настоятельная потребность в каждодневном труде, самоотдача творчеству незаметно стали залогом признания ее имени и успеха. Проделав трудный путь по дорогам писательского мастерства, Франсуаза Малле-Жорис сегодня прочно утвердилась на французском литературном Олимпе. Книги Малле-Жорис обнаруживают ее как замечательную беллетристку, умеющую так скомпоновать произведение, что, не усомнившись в жизнеподобии характера и коллизий, задумаешься над некоторой пародийностью их звучания. В лучших ее романах отчетливо развернута социальная проблематика. Во всяком случае, в сравнении с такими широко известными у нас беллетристками, как Натали Саррот или Франсуаза Саган, Малле-Жорис, безусловно, выигрывает как автор, уделяющий самое пристальное внимание скромным людям, умеющий замечать большие социальные драмы и маленькие психологические конфликты.