Колеса

Барбара пробормотала какие-то слова, которые, она полагала, отцу было бы приятно от нее услышать, — что она очень переживает его болезнь, что она будет часто навещать его в больнице. Говоря это, Барбара смотрела отцу прямо в глаза, и из того, что он ни разу не моргнул, она заключила, что до него дошел смысл сказанного ею. Вместе с тем ей показалось, что глаза у отца чуточку напряглись, словно он хотел ей ответить. Или ей это только показалось?

— На что можно надеяться? — спросила Барбара врача-кардиолога.

— Вы имеете в виду выздоровление? — ответил врач вопросом на вопрос.

— Да, и, пожалуйста, ничего от меня не скрывайте. Я хочу знать все.

— Иногда люди не могут…

— Не бойтесь. Я могу.

— Шансы вашего отца на выздоровление, — спокойно произнес врач, — минимальны. По моим предположениям, он на всю жизнь останется парализованным. С полной утратой дара речи и чувствительности правой стороны тела.

Наступила тишина.

— Если вы не возражаете, я присяду, — проговорила Барбара.

— Конечно. — Врач подвел ее к креслу. — Я понимаю. Для вас это большое горе. Может, дать вам что-нибудь выпить, чтобы успокоиться?

Барбара покачала головой:

— Нет, не надо.

— Вы сами спросили, но когда-нибудь вы все равно это узнали бы.

Они оба посмотрели через окно палаты реанимационного отделения на Мэтта Залески, который не подавал признаков жизни; аппарат ритмично дышал за него.

— Ваш отец работал в автомобильной промышленности, не так ли? И если не ошибаюсь, на сборочном заводе? — спросил врач.

Барбара впервые в течение всего разговора почувствовала в голосе врача теплые, человеческие нотки.

— Да оттуда к нам поступает много больных. Пожалуй, слишком много. — Широким расплывчатым жестом он показал в сторону Детройта. — Этот город всегда казался мне своеобразным полем битвы с многими жертвами. Боюсь, что ваш отец стал одной из них.

Глава 27

Предложение Хэнка Крейзела о производстве его молотилки не получило поддержки.

Соответствующее решение совета директоров по проблемам производства было изложено в записке, которую Адам Трентон получил через Элроя Брейсуэйта.

Брейсуэйт лично принес документ и бросил его перед Адамом на стол.

— Жаль, — сказал Серебристый Лис. — Я знаю, вы проявляли к этому интерес. Вы и меня заразили своим настроением, и, должен вам сказать, мы оказались в неплохой компании, ибо президент разделял наше мнение.

Последнее не было для Адама неожиданностью. Президент отличался широтой взглядов и либеральными убеждениями, авторитарный стиль руководства не был для него характерен.

Как Адам узнал впоследствии, основным противником проекта Крейзела был вице-президент компании Хаб Хьюитсон, сумевший навязать свое мнение совету, в состав которого, кроме него, входили еще председатель совета директоров и президент.

Хаб Хьюитсон доказывал: главная цель компании — выпускать легковые и грузовые машины. Если отдел сельскохозяйственной техники сомневается в том, что производство молотилки принесет прибыль, не стоит навязывать компании этот проект из альтруистических соображений. Ведь у нас и без того полно всяких наболевших проблем, не имеющих непосредственного отношения к деятельности компании: давление со стороны общественности и законодательной власти, требующих обеспечить большую безопасность, снизить загрязнение воздуха, создать дополнительные рабочие места для наименее обеспеченных слоев населения и т. д. и т. п.

Заключение совета сводилось к следующему: мы не филантропическое общество, а частная фирма, главная цель которой — заботиться о прибылях для акционеров.

После краткой дискуссии председатель поддержал точку зрения Хаба Хьюитсона, в результате чего президент оказался в меньшинстве и был вынужден уступить.

— Нам поручено проинформировать вашего приятеля Крейзела, — сказал Адаму Серебристый Лис, — но я думаю, будет лучше, если это сделаете вы сами.

Когда Адам позвонил Крейзелу и объяснил ему все как есть, тот не очень расстроился.

— Я так и знал, что не получится. Но тебе я все равно благодарен. Попробую сунуться куда-нибудь еще, — сказал поставщик автомобильных деталей без особой грусти в голосе.

Однако Адам очень сомневался в том, что Крейзелу удастся протолкнуть свой проект с молотилкой, по крайней мере здесь, в Детройте.

Вечером за ужином Адам сообщил Эрике о принятом решении.

— Очень жаль, — сказала она. — Ведь Хэнк так мечтал об этом. Но ты ведь сделал все, что от тебя зависело.

У Эрики, похоже, было хорошее настроение: она явно старалась найти с ним общий язык. Ведь со дня ее ареста прошло почти две недели, а в их отношениях все еще не было никакой ясности.

На другой день после этой истории она заявила: «Если тебе хочется еще что-нибудь спросить, я постараюсь ответить. Хотя мне кажется, ты этого не станешь делать. Но прежде хочу сказать: больше всего я сожалею, что втянула тебя в такую историю. Клянусь, пока я жива, это никогда не повторится».

Адам почувствовал, что она говорила искренне и продолжать этот разговор бессмысленно. Вместе с тем ему показалось, что сейчас самое время поведать Эрике о предложении Перси Стайвезента перейти на работу в его компанию и что он всерьез размышляет об этом предложении.

— Если я соглашусь, — добавил он, — придется наверняка перебираться в Сан-Франциско.

— Значит, ты на самом деле собираешься проститься с автомобильной промышленностью? — проговорила Эрика, не веря своим ушам.

Адам только рассмеялся в ответ. От этих мыслей у него самого чуть-чуть закружилась голова.

— Если я откажусь, останется старая проблема: ведь работа здесь отнимает все мое время.

— И это все из-за меня?

— Может быть, из-за нас обоих, — тихо произнес Адам.

Эрика чувствовала себя смущенной и в ответ только покачала головой. Разговора так и не получилось. А через день Адам позвонил Перси Стайвезенту и сообщил, что продолжает размышлять насчет его предложения, но что на Западное побережье сможет приехать только через месяц, в сентябре, после того как «Орион» будет представлен публике. Сэр Персивал согласился подождать.

Между тем Адам предложил Эрике перебраться из комнаты для гостей в их общую спальню. Они даже попробовали восстановить свои интимные отношения. Однако обоим стало ясно, что у них далеко не все получалось так, как в былые времена. Видимо, они перестали понимать друг друга. Ни тот ни другой не могли разобраться, в чем же дело. Одно не вызывало сомнения: нужны терпимость и предупредительность друг к другу.

Адам надеялся, что они еще смогут поговорить обо всем вдали от Детройта, когда на два дня уедут в Талладегу, штат Алабама, на гонки серийных машин.

Глава 28

Аршинный заголовок на первой полосе «Эннистон стар», крупнейшей газеты штата Алабама, возвещал:

Под этим заголовком значилось:

Немного ниже на той же полосе была помещена еще одна заметка:

Среди местного населения, говорилось в заметке, возникло определенное беспокойство в связи с тем, что на станции переливания крови не оказалось необходимых запасов. Положение было признано критическим, «принимая во внимание вероятность серьезных травм у гонщиков и связанную с этим необходимость переливаний крови в ходе субботней и воскресной гонок».