1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь

— Нет, сначала я.

Спускалась этой дорогой она. Значит, ей же первой и подниматься.

Металлические поручни оказались холоднее, чем в прошлый раз. Пальцы Аомамэ сразу замерзли так, что она перестала их чувствовать. Да и ветер, гулявший меж быков хайвэя, дул резче и сильнее прежнего. Эта чертова лестница своим ледяным равнодушием словно бросала ей вызов — и абсолютно ничего не обещала.

В сентябре, когда Аомамэ искала выход с хайвэя, лестницы не было. Спуск для нее был закрыт. А вот подъем от этого заброшенного склада теперь открылся. Путь наверх свободен, как она и рассчитывала. Она давно предчувствовала, что именно так все и будет. Если моя Кровиночка и правда какая-то необычная, надеялась Аомамэ, — она обережет меня и укажет верный путь.

Да, лестница существует. Но ведет ли она к хайвэю? Или на полпути обрывается? В этом мире чего только не бывает. Но только взобравшись по ней, можно узнать, что там есть, а чего нет.

Аомамэ поднимается осторожно, ступенька за ступенькой. Когда оборачивается и смотрит вниз, убеждается, что Тэнго неотступно следует за ней. Ледяной порывистый ветер обжигает тело, задирает полы плаща, оголяет бедра, задирает юбку чуть не до пояса, ^треплет волосы и разметывает их по лицу, мешая видеть. Временами ей трудно дышать. А ведь можно было собрать волосы в узел и приготовить перчатки. Почему она не сообразила? Но чего уж теперь жалеть. Когда собиралась, думала об одном: одеться в точности так же, как в тот день, когда спускалась с хайвэя. Теперь же остается лишь покрепче цепляться за поручни да карабкаться выше и выше.

Трясясь от холода, она упорно движется вверх, разглядывая краем глаза кирпичную многоэтажку на другой стороне шоссе — ту, что видела здесь в прошлый раз. В половине окон горит свет. До балконов можно рукой дотянуться. Если жильцы заметят, что среди ночи кто-то карабкается по аварийной лестнице у них перед носом, могут быть неприятности. Их с Тэнго силуэты отлично просматриваются под фонарями 246-й магистрали. К счастью, на улицу никто не выглядывает. Все шторы задернуты. Да оно и понятно. Кому охота вылезать морозным вечером на балкон, чтобы разглядывать аварийные лестницы городского хайвэя?

На одном из балконов Аомамэ узнает огромный фикус в горшке. Стоит скукоженный рядом с перепачканным садовым креслом. Этот фикус она видела здесь и в апреле. Еще более жалкий и брошенный, чем тот, что она оставила в квартирке на Дзиюгаоке. Все восемь месяцев бедняга так и проторчал на этом балконе. Жухлого и поникшего, его задвинули в самый неприметный уголок этого мира и забыли. Наверняка и не полили с тех пор ни разу. Но именно этот несчастный фикус одним своим видом вдруг рассеивает тревоги и сомнения Аомамэ. И дарит ей уверенность и отвагу, чтобы и дальше ступать по шаткой лестнице коченеющими ногами. Все в порядке, повторяет она себе, я не ошиблась.

Я просто возвращаюсь той же дорогой, которой пришла. А этот фикус — мой союзник-ориентир. Безмолвный и неприметный.

Спускаяь здесь в прошлый раз, я встретила разоренные ветром паучьи гнезда. И вспомнила о Тамаки. О том, как на летних каникулах мы ездили с нею в путешествие, ночевали в гостинице и сплетались телами в одной постели. Почему каждый раз, спускаясь или поднимаясь по этой чертовой лестнице, я вспоминаю об этом? Большие, округлые сиськи подруги всегда вызывали зависть Аомамэ. Не то что мои худосочные, привычно вздыхает она. Вот только те сиськи не оценит уже никто и никогда.

Потом она вспоминает Аюми Накано. Одинокую девушку-полицейскую, которую задушили поясом от банного халата, приковав наручниками к кровати. Совсем молодую девчонку с израненной душой, то и дело нырявшую в гибельный омут по доброй воле. У этой сиськи тоже были что надо:

Ее сердце сжимается от скорби. Неужели девчонок действительно больше нет? Неужели такие роскошные сиськи исчезли из этого мира бесследно?

Защитите меня как-нибудь, — умоляет их Аомамэ. — Мне так нужна ваша помощь, спасите меня, заклинаю вас.

Она знает: эти невысказанные слова обязательно долетят до ее несчастных подруг. И те непременно спасут ее.

Лестница заканчивается. Перед глазами — узенький мостик, ведущий к внешней стенке хайвэя. Передвигаться по нему можно лишь пригнувшись — слишком низенькие перила. Впереди уже видны зигзаги другой лестницы. Тоже не ахти какая удобная, но все лучше предыдущей. Насколько помнит Аомамэ, эта лестница будет последней: за ней — калитка внутрь хайвэя. Вибрация от тяжеленных грузовиков качает мостик из стороны в сторону, точно лодку — штормовая волна. Вопли клаксонов становятся все оглушительней.

Оглянувшись, она берет Тэнго за руку. И удивляется, какая теплая у него ладонь. В такую морозную ночь — и невзирая на ледяные поручни, за которые он хватался? Поразительно!

— Осталось совсем немного! — кричит она ему прямо в ухо под завывание ветра и грохот машин. — После этой лестницы — выход на хайвэй!

Если, конечно, выход не перекрыт, — мысленно добавляет она. Но вслух не произносит.

— Ты знала, что будешь подниматься по этой лестнице? — уточняет Тэнго.

— Да. Разумеется, если отыщу ее.

— Но тогда почему так оделась? — удивляется он. — По-моему, тесная мини-юбка и шпильки — не лучшая экипировка для скалолаза.

Аомамэ опять улыбается:

— Так было нужно. Придет время — все объясню.

— У тебя очень красивые ноги, — говорит Тэнго.

— Тебе нравятся?

— Еще бы!

— Спасибо, — говорит Аомамэ. И, балансируя на тесном мостике, целует его в ухо. Большое, похожее на цветную капусту и уже здорово окоченевшее.

Мостик заканчивается, они ступают на последнюю лесенку вверх. Аомамэ уже не чувствует ни рук, ни ног. А ведь нужно быть трижды внимательной, чтобы не споткнуться. Убирая с лица волосы, растрепанные ветром, от которого слезятся глаза, она одолевает ступеньку за ступенькой. Изо всех сил сжимает поручни, чтобы не потерять равновесие на таком диком ветру. Движется сверхосторожно — и думает о Тэнго у нее за спиной. О его больших руках — и замерзших ушах, похожих на цветную капусту. О Кровиночке, мирно спящей под ее сердцем. О черном пистолете в недрах ее сумки — и девятимиллиметровых патронах, которыми тот заряжен.

Что бы ни случилось, они должны убежать из этого мира. А для этого нужно сильно, от всего сердца поверить в то, что эта, последняя лестница обязательно выведет их на хайвэй. Главное — верить, — убеждает она себя. И вспоминает слова песни, упомянутой Лидером перед смертью. Она помнит их наизусть:

Что бы ни случилось — и чего бы ни стоило — я должна оказаться в реальном мире. И не одна — конечно же, вместе с Тэнго. Ради нас и нашей Кровиночки.

Остановившись на повороте, Аомамэ оглядывается на Тэнго. Берет его руку в свою, чувствует ответное пожатие. Его ладонь все такая же теплая. Эта теплота придает ей уверенности. Она снова нагибается к нему и целует смешное ухо.

— А знаешь, однажды я хотела за тебя погибнуть, — признается Аомамэ. — Еще чуть-чуть — и конец. До смерти оставалось несколько миллиметров. Веришь?

— Верю.

— От всего сердца?

— Да, — говорит от всего сердца Тэнго. Кивнув, она отпускает его руку. И лезет дальше.

Через пару минут лестница заканчивается — и они выбираются на 3-ю Токийскую скоростную. Пожарный выход не перекрыт. Интуиция не подвела ее, их усилия были не напрасны. Прежде чем перелезать через металлическую оградку, она утирает слезы с лица.

— Третья скоростная? — с интересом произносит Тэнго, помолчав и оглядевшись по сторонам. — Значит, вот где выходят из этого мира?

— Да, — отвечает Аомамэ. — Здесь вход в этот мир и выход из него.

Когда она, задрав юбку до бедра, перелезает через металлическую оградку, Тэнго бережно поддерживает ее со спины. Сразу за оградкой — аварийный карман, в котором свободно могут разместиться два автомобиля. Аомамэ здесь уже в третий раз. Неизменный рекламный щит «Бензина Эссо» снова перед глазами. Нашего тигра — в ваш бензобак. Та же реклама, тот же тигренок. Не торопясь обуваться, Аомамэ застывает на асфальте. Набирает полные легкие ночного воздуха, горчащего выхлопными газами, который кажется ей свежим как никогда. Я вернулась, думает она. Все мы наконец-то вернулись сюда.