Банкир

— Ву-ди, — протяжно произнес Мак Бернс. Несмотря на то что это слово, казалось, оставляло мало места для его искусства, он все же ухитрился придать ему необыкновенную звучность, и оно еще некоторое время вибрировало в воздухе.

— Вуди, познакомьтесь с Джимом Стеккертом из редакции «Стар», а это — мистер Кесслер, его фоторепортер. Джентльмены, познакомьтесь — Вудс Палмер-младший.

Палмер прошел несколько шагов вперед, поочередно пожимая руки всем присутствующим. Стеккерт был худощав, с болезненным лицом и усталыми глазами, его улыбка, казалось, приводилась в движение механически, с помощью реле. Скрытный человек, у такого много не выведаешь, подумал Палмер. Фотограф Кесслер, как он вскоре заметил, был натурой иного склада.

— Это ваша работа? — поинтересовался фотограф, ткнув пальцем в скульптуру.

— Это работа Ханны Керд.

— А что она изображает?

— Портрет моих детей.

— У-у! С вас, наверно, сорвали здоровый куш.

— Вы не ошиблись, — серьезно ответил Палмер. Кесслер повернулся к Палмеру спиной, продолжая разглядывать скульптуру. — Неразрешимый ребус. Изготовлено в США, — пробормотал он.

— Мак, — начал Палмер, — не пора ли посвятить и меня в цель этого собрания? Или я должен сам догадываться?

— Неужели вы не…— Бернс остановился, нахмурился, закусил нижнюю губу и задумчиво пожевал ее. — Мне ужасно неприятно, — продолжал он, помедлив, — я думал, что вы… Я думал, я должен был… Джим Стеккерт работает в «Стар» в финансовом отделе, Вуди. Он…

— Допустим, я новичок в этом городе, — прервал его Палмер, — но мне достаточно хорошо известно, чем занимается мистер Стеккерт. — Он повернулся к Вирджинии Клэри и к Гарри Элдеру: — Может быть, кто-нибудь из вас объяснит мне?..

— Адресуйтесь к Бернсу, — ответила Вирджиния, натянуто улыбаясь. — Мы и сами не очень в курсе…

— А, понятно, — выпалил Мак Бернс и, как только все к нему повернулись, продолжал: — мистер Палмер забыл, какой сегодня знаменательный день, подумать только, прошло лишь пятнадцать лет, а он уже забыл…

— Пятнадцать лет? О чем это вы? — спросил Палмер.

— Ну, Вуди, не будьте же таким скромником, черт возьми, — прервал его Бернс и, повернувшись к репортеру из «Стар», сказал:

— Видели ли вы что-нибудь подобное?

— Конечно, — огрызнулся Стеккерт. — Всякий раз, когда ты своевременно не предупреждаешь клиента. — Он повернулся к Палмеру, и у него на лице появилась механическая улыбка. — Если верить этому типу, — Стеккерт большим пальцем руки ткнул в сторону Бернса, — сегодня пятнадцатая годовщина Пенемюнде. Улыбка на его лице механически выключилась. Палмер нахмурился: — Неужели? Черт возьми, возможно, так оно и есть. — Он подошел к столу и сел, повторив: — Пятнадцать лет!

— Значит, Бернс не выдумал? Это правда?

— За пятнадцать лет я могу поручиться, — ответил Палмер. — Но я не мог бы назвать вам точной даты.

— Ну, этого достаточно. — И Стеккерт устроился напротив Палмера. Вынув из кармана большой, сложенный пополам и замусоленный блокнот и толстый, затупившийся карандаш, он приготовился записывать.

Палмер взглянул на него и подумал: неужели все теперь делается по шаблону? Или, может, он просто придирается? Для полноты картины не хватало только, чтобы Стеккерт сдвинул бы сейчас шляпу на затылок. Но оказывается, репортеры, работающие в «Стар», все-таки имеют обычай снимать шляпу, когда входят в дом.

— Итак, с чего начнем, мистер Палмер? — обратился к нему Стеккерт.

— Можно с самого начала.

— Прекрасно, пожалуйста.

— Вы знаете, где Пенемюнде?

— В Германии. Где-то у моря.

— Правильно. Самая восточная часть Германии, на границе с Польшей. Это остров в Балтийском море, расположенный вблизи устья реки Пене, там, где она впадает в море. К северу-западу от него находится Померанский залив, а на материке — город Грейфсвальд. К юго-востоку — город Щецин и польское местечко под названием Свиноуйсте. Ясно?

— Ясно.

Палмер едва удерживался от улыбки, наблюдая за тем, как с лица Стеккерта стирались последние следы недоверия. Карандаш репортера уже делал какие-то пометки в желтом блокноте. Нагромождение фактов — вот лучший способ устранить всякие сомнения. Палмер заметил, что и фотограф перестал изображать любителя искусства и внимательно прислушивается. Да и Вирджиния Клэри и Гарри Элдер тоже слушали его с вниманием. Мак Бернс стоял у окна и любовался открывающимся из него видом. Но Палмер заметил, что на его узких губах блуждает чуть заметная улыбка.

— Наша группа ТФ состояла из двух «джипов», броневика, в котором ехал командир, и грузовика со взводом пехоты, — продолжал Палмер. — У ребят были пулеметы, базуки и несколько ружей, заряженных патронами со слезоточивым газом. Я был тогда в чине майора, и со мной были еще лейтенант и сержант. Остальные унтер-офицеры не входили в нашу оперативную группу.

— Объясните, пожалуйста, что такое…

— Да, да, — прервал его Палмер. — Это небольшая, очень подвижная группа сугубо специального назначения. Она избегает столкновений с частями противника, не входит в соприкосновение с гражданской обороной и, как правило, занимается сбором разведывательных данных. Что касается нашей группы, то она как бы представляла из себя авангард более многочисленного соединения, следовавшего за нами с интервалом в 12 часов. Моим командиром был Эдди Хейген. Генерал Эдвард X. Хейген. Большое соединение русских находилось где-то возле Пенемюнде, причем гораздо ближе, чем мы. Хейген был уверен, что они опередят нас и первыми войдут туда. Однако мы надеялись, что в случае, если они еще не решили сделать этот бросок, какой-нибудь из наших быстроходных войсковых частей все же удастся их опередить.

— Что и произошло?

— Не совсем, — сказал Палмер, — некоторые из немецких ученых-ракетчиков уже двинулись к месту расположения русских войск. Другие отправились навстречу американским войскам, и, конечно, им не пришлось долго ждать, чтобы мы их нашли. Мы могли бы, пожалуй, добраться до Пенемюнде на день раньше, но по пути туда мы не раз попадали под обстрел и у нас были раненые — лейтенант, водитель моей машины и три пехотинца. Мы везли их в броневике командира, потому что у него были хорошие рессоры. Раненых надо было бы отправить в госпиталь, но мы не могли этого сделать, так как подчинялись приказу Хейгена. Мы продвигались от Гамбурга на восток, к Ростоку, и это составило что-то около ста двадцати миль. До Грейфсвальда оставалось еще свыше шестидесяти миль. Тут нам все же пришлось оставить броневик, спрятав его в чаще деревьев: раненые не выдержали бы тряски при большой скорости. От Грейфсвальда до Вольгаста было двадцать миль, а оттуда до Пенемюнде не более пяти миль.