Чапаев и пустота

лся рядом. Он посмотрел на меня. Интересно, подумал я, а если я спрошу его о том, где находится это его «нигде», что он ответит? Ему неизбежно придется определить это слово само через себя, и его положение в разговоре окажется ничем не лучше моего.

– Не спится? – спросил Чапаев.

– Да, – сказал я. – Не по себе.

– Чего, пустоту раньше не видел?

Я понял, что словом «пустота» он называет именно это «нигде», которое я впервые в жизни осознал несколько минут назад.

– Нет, – ответил я. – Никогда.

– А что ж ты тогда, Петька, видел? – задушевно спросил Чапаев.

– Давайте сменим тему, – сказал я. – Где мои рысаки?

– В конюшне, – сказал Чапаев. – А с каких это пор они твои, а не Котовского?

– Уже около четверти часа.

Чапаев хмыкнул.

– Ты с Гришей поосторожней, – сказал он. – Не так он прост, как кажется.

– Я уже понял, – ответил я. – Знаете, Василий Иванович, не идут у меня из головы ваши слова. Умеете вы в тупик загнать.

– Верно, – сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским волосам, – умею. А потом как дать из пулемета…

– Но мне кажется, – сказал я, – что я и могу.

– Попробуй.

– Хорошо, – сказал я. – Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.

– Задавай, задавай, – пробормотал Чапаев.

– Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта лошадь?

Чапаев посмотрел на меня с изумлением.

– Ты что, Петька, совсем охренел?

– Прошу прощения?

– Вот она.

Несколько секунд я молчал. К такому повороту я совершенно не был готов. Чапаев недоверчиво покачал головой.

– Знаешь, Петька, – сказал он, – шел бы ты лучше спать.

Глупо улыбнувшись, я побрел назад в дом. Кое-как добравшись до кровати, я повалился на нее и стал медленно проваливаться в очередной кошмар, неизбежность которого ощутил еще на лестнице.

Он не заставил себя долго ждать. Мне стал сниться голубоглазый светловолосый человек, привязанный петлями к странному креслу, похожему на зубоврачебное. Во сне я четко знал, что его фамилия – Сердюк и то, что происходит с ним сейчас, вскоре должно произойти со мной самим. К рукам Сердюка шли разноцветные провода, подключенные к стоящей на полу динамо-машине угрожающего вида; у меня хватило трезвости догадаться, что эту машину достраивает мой ум. Ручку машины крутили два склоненных над ней человека в белых халатах. Сначала они вращали ее медленно, и человек в кресле только вздрагивал и покусывал губы, но постепенно их движения убыстрились, и по телу примотанного к креслу одна за другой стали проходить волны крупной дрожи. Наконец он уже не в силах был молчать.

– Прекратите! – попросил он.

Но его мучители стали работать еще быстрее.

– Выключите динамо, – заорал он что было сил, – выключите динамо! Динамо! Ди-на-мо!! ДИ-НА-МО!!!

6

– Следующая станция – «Динамо», – сказал голос в динамике.

Сидящий напротив пассажир – очень странного вида мужик с рябым и круглым лицом, в грязном ватном халате и чалме со следами зеленой краски – поймал бессмысленный