Тампа (ЛП)

Через секунду после того как он выставил мусор к обочине, я отвела взгляд и увидела двух бегущих людей, двигающихся по улице навстречу друг другу. Их движение казалось синхронизированным, когда они огибали угол чтобы продолжить путь вниз по улице. Мгновение спустя появился третий. Они бежали по направлению к выставленному баку, и мне пришло на ум, что они похожи на енотов, весь день дожидавшихся именно этого момента выноса мусора. На минуту я представила, что этот бак заполнен одними только невесомыми ватными комками «Клинекс», — свидетельствами лихорадочной мастурбации Джека на этой неделе. Там может быть, рассудила я, настоящее сокровище среди груды мусора — один завязанный пакет из переработанного пластика, мусор из комнаты Джека. Внутри — конфетные фантики, стружка от карандашей, неуклюжие начинания домашних заданий, скомканные в отчаянии, и еще, быть может, прекрасный комочек из тканевой или бумажной салфетки, затвердевший посредине, пахнущий металлической соленостью. Будь сейчас час позднее и улица безлюднее, я бы с радостью рылась в сгустках прогоркшего кофе и клочках оставшихся на расческе средневозрастных волос, ради того, чтобы найти этот комок.

Отец Джека возвратился в гараж, оставляя за собой хвост громкого хохота, который, казалось, активировал разбрызгиватели на лужайке, в то время как автоматическая дверь гаража заботливо опустилась. Один из бегунов, женщина лет тридцати с лишним, тяжело дыша, протопала мимо. У нее был затравленный вид человека, пришедшего с плохими новостями, и попавшего в еще более худшее место. Это выражение сильно контрастировало с ее кофейного цвета хвостиком, восседавшим на верхушке черепа, как перо на шляпе пехотинца армии Наполеона. Нет никакой возможности, ни для женщин, ни для кого, стареть изящно. После определенного момента любая деталь, как эта молодежная прическа черлидерши, выглядит смехотворно. Несмотря на ее спортивную самоотверженность, целлюлитные бедра намекали на скорейшую смерть, чем на выживание. Не знаю, сколько еще осталось до того, как это окно настойчиво прищемит и мне пальцы, — возможно, лет десять. Чем старше я становлюсь, тем сложнее мне будет получать то, чего я хочу. Впрочем, это относится ко всем и каждому.

Еще один бегун обогнул мою машину, его мясного цвета лицо сильно загорело. Грудь была обильно покрыта потом, как может быть покрыта кровью кровоточащая рана. Волна отчаяния охватила меня, чуть не заставив выскочить из машины и побежать, как есть, со спущенными на лодыжки шортами, теряя по пути выпадающий вибратор, — к окну Джека, и стучать кулаком в его окно; потом прижаться задом к стеклу, повернуться лицом и отчаянными глазами молить, без лишних слов и объяснений: «Возьми меня, прямо сейчас, через окно! Ты слишком молод, чтобы понимать, что у нас нет времени ждать».

Я вновь вернулась к биноклю, но Джека уже не было в комнате — видимо, его позвал отец. Я просмотрела все доступные из моего положения комнаты, но его нигде не было видно. Со вздохом я отложила вибратор на подстаканник, и он наполнил машину своим гулким жужжанием. Самое время опустить водительский козырек и проверить себя в зеркале. Я выглядела обманчиво удовлетворенной — вспотевшая, раскрасневшаяся, с румянцем на щеках. «Терпение — добродетель», — сказала я громко своему отражению. Это прозвучало так забавно, что я захихикала. Смех вышел весьма непривлекательный, почти фыркающий. Я находила весьма приятным делать что-то непривлекательное, когда тебя не видят, подтверждая так свою порочность, в то время как другие считают тебя самим совершенством. Люди часто удивляются, увидев мой почерк; из-за того, что я милая внешне, они полагают, что я такая же во всем остальном. Им странно видеть, что я пишу так, словно у меня крюк вместо руки. Даже Форд однажды поинтересовался, не кривая ли у меня душа. Туалет — отличный пример. Во время учебы в колледже, моя соседка по комнате заходила в туалет после меня и в шоке кричала оттуда о жутком запахе, что доставляло мне огромное удовольствие. С ее квадратной немецкой челюстью и широкими плечами, мне было легко вообразить ее собственные туалетные произведения, — они представлялись мне ортогональными, скорее прямоугольными. Но при моем лице трудно было подумать про меня, что я способна испражняться.

«Пока, Джек», — произнесла я. Один плюс в том, чтобы возвращаться домой в промокшей от пота тренировочной одежде, был, — теперь у Форда не будет сомнений, что я и правда сильно устала. В таких случаях уговор всегда был таков: я лежу на своей половине, отвернувшись, так, чтобы он мог спустить с меня трусики, снять лифчик, обнажая соски, и мастурбировать надо мной, в то время как я притворяюсь спящей.

ГЛАВА 3

Близость учеников с их юностью заставила меня удвоить усилия по поддержанию себя в форме, включая посещения спа, кремы и маски. Неделями я ездила на велосипеде, принимая воздушные ванны, втирала в себя косметику с энзимами. В ход пошло все: тонизирующие кремы, ботокс, микродермабразия, световая терапия. Для достижения лучшего результата я представляла себе, что молодею с каждой процедурой. Я представляла себя, четырнадцатилетнюю, стоящую вдалеке и смотрящую на себя, в ожидании, когда я верну свое тело назад, и каждая процедура еще на шаг приближала меня к ней, возвращая на несколько месяцев назад в прошлое. Хотя часто, высказанные с наилучшими намерениями, комплименты, могли сорвать мое стремление к цели достичь совершенства.

Это было не редкостью во время гликолиевого пилинга (я не нахожу эту болезненную процедуру неприятной, для меня чем сильнее страдания — тем больший прогресс я ощущаю), когда мне говорили: «Знаете, вы на самом деле могли бы быть моделью».

«Я слишком мелковата», — саркастически замечала я, — «5,7 фута всего лишь». Хотя в студенческие годы я флиртовала немного с рекламщиком, делавшим принты, вряд ли сейчас я соблазнилась бы таким предложением. Еще я опасалась, что если вдруг попадется хороший фотограф, то он может запечатлеть настоящую меня, глядящую с фотографии, и все, посмотревшие на меня, вдруг прозреют, словно увидев меня впервые: «О боже! Ты — бездушная извращенка!»

Фойе Центра пластической хирургии, с присущими больничному аскетизму белыми колоннами и хромовыми деталями, выглядело наполовину как храм, наполовину как лаборатория. Думаю, в этом заключался смысл послания: сочетание религиозного чуда и современных достижений медицины для остановки дряхления. Хотя пожилые пациенты в приемной ясно давали понять, что все это — лженаука. Они часто посматривали на меня, вытягивая свои шеи с дряблыми складками, стремящимися к обвислым грудям, словно смятые шейные платки. Я знала, что и у меня впереди то же самое, но все же их вид заставлял меня улыбаться с садистским наслаждением. «У вас великолепная кожа», — сказала мне одна. Она произнесла это так, словно готова была ударить меня и прошипеть: «Когда-нибудь и у тебя кожа обвиснет». Но сейчас каждый дюйм моего тела был подтянут и совершенен, и если бы я выбежала в коридор во время процедуры и сбросила халат, то вид моего безупречного живота, скорее всего, заставил бы этих высохших существ в рыданиях падать на пол, разбивая колени.

Дни в спа я, как правило, совмещала с шопингом. Эта разрядка была мне жизненно необходима, чтобы выдерживать реалии моего притворного брака. Покупка хороших вещей помогала мне забыть вульгарно отвисающую во время храпа челюсть Форда, его мокрое чавканье во время поглощения бифштекса, и даже мои редкие, но неизбежные обязанности в спальне. Но никакие покупки не могли отвлечь мои мысли от Джека. В последнее время я начала наполнять шкаф облегающими костюмами и шелковыми топами с низким вырезом сзади; перед учителями я могла носить пиджак, а в классе снимать его, так что только ученики видели бы мою обнаженную плоть. Еще я наматывала на шею сатиновые шарфы, скрывающие мою грудь. И только входя в класс, я заматывала их на шею или закидывала на плечо, так, чтобы, вкупе с дуновением кондиционера, бюстгальтер с открытыми чашечками и просвечивающими через ткань сосками могли составлять неплохое шоу. Пока я не сблизилась с Джеком или другим учеником, мне было необходимо внимание мальчиков, следящих за мной голодными глазами. Они еще совсем зеленые в этом мире и не умеют прятать свои взгляды, устремленные на вожделенную цель.