Кузя, Мишка, Верочка

Надя отворачивается. Сегодня… Мама горько плачет, крепко обнимая Надю.

— Ты скучаешь по мне? — мама все плачет, все прижимает к себе девочку. Надя достает из кармана чистый носовой платок, дает маме.

Маму жалко. Она в слезах, и сквозь слезы пытается улыбаться, и держит Надю…

— Сколько тебе лет сейчас? — спрашивает мама.

— Семь. Мама, а я тут видела Аню!

— Аню? — мама немножко растеряна. Впрочем, она прекрасно понимает, о ком идет речь.

— Мама, я очень хочу отсюда уехать!

— Не получится…

— Почему?

— Потому…

Когда съемки фильма окончились, мама на прощанье сообщила съемочной группе, что она снова беременна. В детский дом она больше не приезжала. Родился ли у нее ребенок и какова его дальнейшая судьба, неизвестно.

Девочек нужно было устраивать в семью. Снова та же проблема — устраивать сестер в одну семью или в разные? С одной стороны — сестры только что обрели друг друга, подружились. Важно, чтобы родственная связь не оборвалась. С другой стороны — дерутся, «делят маму». Получалось, что пока они вдвоем — тянутся друг к другу, заботятся. Как только речь заходит о маме — «той» или приемной, — начинают жестко конкурировать, в ход идут кулаки и разные непарламентские выражения.

Было еще одно обстоятельство. Аня не просто так лежала в больнице. У нее были серьезные проблемы с сердцем. Девочке предстояла операция, ее жизнь была под угрозой. Значит, Ане нужна была такая семья, которая не испугается операции, сможет обеспечить послеоперационный уход. На второго ребенка ни сил, ни времени уже не оставалось бы. Приняли решение устраивать девочек в разные семьи, но такие, которые смогут поддерживать тесные отношения.

Иногда спрашивают, что ж, мол, люди такие пугливые, не хотят брать ребенка, которому нужна операция! Вроде осуждают. На самом деле «пугаться» люди могут по разным причинам, и к этим причинам стоит относиться с уважением и пониманием. Например, люди, которые потеряли своего ребенка, боятся испытать боль еще одной потери. Таким семьям мы даже не предлагаем принять детей, у которых есть серьезные проблемы со здоровьем. Иногда люди боятся какой-то конкретной болезни. Может, в семье что-то было, да мало ли…

Надо сказать, что сестры «удались» не очень похожими друг на друга. Надя — тоненькая, высокая, с темно-рыжими волосами и темными задумчивыми глазами. Анечка в то время выглядела эдакой ярко-рыжей оторвой. Это потом она станет больше похожа на цветок. Тихий, нежный, задумчивый цветок…

Первой в семью устраивали Надю. Кандидаты — семейная пара с двумя детьми. Образованные, обеспеченные. Милые, аккуратные, доброжелательные. Загородный дом в Подмосковье. Старший сын двадцати лет, младший — пятнадцати. Изначально пришли за девочкой трех-четырех лет. Прошли тренинг, обследование семьи. Старший сын поддерживал намерение родителей. Младший — не возражал…

Знаете, это такое особое искусство — предложить семье взять какого-то определенного ребенка. Когда я только пришла работать в нашу Службу по устройству детей в семью, это умели делать два человека, две замечательные женщины, проработавшие в службе много лет. А в чем проблема-то, спросите вы? Ну говоришь людям, что вот ребенок такой-то — возраст, рост, анкетные данные… Ну да, ну да… Дело в том, что восемьдесят процентов семей изначально приходят за «девочкой трех лет славянской внешности без проблем со здоровьем». Ну, может, не восемьдесят, но уж половина — точно. А семьи нужно найти для всех детей — включая «мальчиков-подростков с большими проблемами». Вот и готовим семьи к реальности, вот и ищем тех, кто «расширяет рамки принятия». На самом деле устроить семилетнюю девочку в семью, которая хотела трех летнюю, — это совсем не проблема.

Вот уже сказали: «есть у нас такая девочка», вот уже фотографию показали. Анастасия в фотографию взглядом впилась. Знаете, что в первую очередь говорят женщины, когда берут в руки фотографию ребенка? Ну, не все, конечно… Они говорят, тихо так, не отрывая взгляда от фотокарточки: «Я вам покажу свои детские фотографии…» Муж обычно «держит оборону»:

— Ты подожди, — трясет он жену за плечо, — ты подумай еще. Ты ведь не такую девочку хотела…

— Не такую… — задумчиво вторит жена, явно не очень понимая, о чем идет речь, — конечно, я подумаю…

Тут важно вовремя сказать — вы, мол, не торопитесь, вы подумайте еще. Дома подумайте, обсудите все. Сыновьям расскажите, фотку покажите. При этом первом разговоре обязательно говорим семье самое важное — то, что может повлиять на принятие решения. Кровные родственники, если есть. Проблемы со здоровьем, в обучении. В Надином случае особым обстоятельством была сильная привязанность девочки к своей кровной маме, требованием к семье — поддерживать тесную связь с будущей семьей Ани.

Семья уходит, Анастасия сжимает в руках фотографию, Валерий хмурится. Чего хмурится? Скоро узнаем…

Анечку взяла к себе Светлана. Тоже рыжая. Так они смотрелись вместе — ну просто картинка. Проблемы с сердцем Светлану не испугали. Гораздо больше ее беспокоило, как ее пожилая мама воспримет новую «внучку»…

Надя переехала в новую семью. Анастасию я увидела через несколько месяцев. С Надей занимался кто-то из специалистов, а мама Анастасия сидела у нас, рассказывала. Про Надю.

Поначалу Надя больше помалкивала. Стеснялась. Анастасию называла мамой, Валерия вообще никак не называла. Где-то через неделю попросила посмотреть кино «про маму» — то самое кино, «Жди», где она все ждет и ждет маму, глядя в окно, не отрывая взгляда от молчащего телефона. Где на несколько счастливых минут появляется мама…

— Она смотрела фильм и рыдала, — вспоминала Анастасия, — потом снова смотрела и снова рыдала. И так каждый день, несколько дней подряд. Я уж стала опасаться, как бы вреда не наделать, и убрала кассету. Придумала что-то, почему сегодня кино смотреть нельзя. Ну и отвлечь ее в тот день старались хорошенько, ездили куда-то.

Первое время Надя говорила про «ту маму» постоянно, спрашивала, когда они встретятся, рассказывала, как хорошо они с мамой жили.

— Если б не подготовка [10], я бы ни за что не выдержала, — улыбалась Анастасия. — Вот она про маму говорит, говорит, говорит… а я закипаю, закипаю… Только понимание и спасало. Умом все понимаешь, а вот с чувствами справиться… И злость на маму эту, и бессилие, что ребенку тут помочь ничем не можешь… Ну и ревность, наверное. Вот любви особой не было, а ревность уже была…

Анастасия рассказала «про любовь». Самое трудное, сказала она, это пока ребенка еще не любишь. Не твой ребенок, чужой. Тем более, когда есть с чем сравнивать. Постоянно на это натыкаешься. Запах чужой, смех чужой.

— Она все делала не так, как мои сыновья. Понятно, те — мальчики. Но все равно, подсознательно ждешь чего-то похожего. Голову повернула — не так. Спит по-другому, ест по-другому, — вспоминала Анастасия самое первое время «новой жизни». — Однажды пришлось уехать с мужем на два дня, с детьми бабушка осталась. Я вдруг поймала себя на мысли, что сердце не щемит в разлуке. А должно бы.

Первые проблески любви стали появляться к концу второго месяца. До этого Анастасия ощущала себя просто воспитателем. Честно выполняла работу.

— Сразу легче стало, — сказала Анастасия, — как-то сразу все встало на свои места. Вот ребенок, и я его люблю. Естественное такое состояние. Да и многие вещи легче переносить, когда ребенка любишь. Капризничает, плачет, набедокурила, разозлилась я на нее — любовь все сглаживает.

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем отношения Нади с новой семьей окончательно устаканились. Разговор о «той маме» заходил все реже. Анастасия как бы случайно «нашла» кассету и положила ее на видное место. Надя не проявила особого интереса.

— Хотя я знала, что она о маме продолжает думать, — рассказывала Анастасия, — у нее выражение лица такое особое становится…