Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Вечером, когда я закончил с домашними делами, мама оставила меня на кухне, пока они с отцом разговаривали в спальне. Передо мной стояла миска с выловленными из унитаза кусками хот-догов. Я не мог смотреть на них, поэтому закрыл глаза и представил, что я где-то далеко-далеко. Вскоре мама с папой ворвались на кухню.

— Посмотри на это, Стив! — рявкнула мама, указывая на миску. — Теперь ты видишь, что мальчик ворует еду?

По выражению папиного лица я понял, что он уже устал от постоянного «Мальчик сделал то, мальчик сделал это». Глядя на меня, он неодобрительно покачал головой и, запинаясь, произнес:

— Может быть, Роэрва, тебе просто стоит дать мальчику поесть.

Снова вспыхнула ссора, и, как всегда, мама победила.

— ПОЕСТЬ? Ты хочешь, чтобы мальчик ел, Стивен? Ну что же, он будет ЕСТЬ! Он будет есть вот это! — проорала мама, швыряя мне миску с хот-догами и с грохотом закрывая дверь в спальню.

На кухне стало так тихо, что я мог слышать, как напряженно дышит отец. Он осторожно положил руку мне на плечо и сказал:

— Подожди здесь, Тигр. Я посмотрю, что можно сделать.

Он вернулся несколько минут спустя. По его печальному взгляду я сразу понял, что переубедить маму не удалось.

Я сел на стул и ухватил кусок хот-дога из миски. Капли густой слюны капали с пальцев, пока я запихивал его в рот. Я пытался проглотить его и почувствовал, как по щекам бегут слезы. Я всхлипнул и повернулся к отцу, который стоял с банкой пива в руке и смотрел сквозь меня. Он кивнул, чтобы я продолжал. Я не мог поверить, что он просто стоит и смотрит, как я заталкиваю в себя отвратительное содержимое миски. В тот момент я понял, что мы все больше отдаляемся друг от друга.

Я глотал, не жуя, чтобы не чувствовать вкус, пока кто-то не треснул меня по шее.

— Жуй давай! — прорычала мама. — Ешь! Ешь все! — Она ткнула пальцем в обслюнявленные куски.

Я вжался в спинку стула. Слезы текли ручьем по щекам. Прожевав оставшиеся в миске объедки, я запрокинул голову, проталкивая то, что стало поперек горла. Я закрыл глаза и закричал про себя, умоляя желудок не отправлять съеденное обратно. И сидел так, пока не удостоверился, что меня не вырвет. Когда я наконец открыл глаза, то первым делом посмотрел на отца. А тот отвернулся, чтобы не видеть мою боль. Да, я безгранично ненавидел маму, но папу в тот момент я ненавидел еще больше. Человек, помогавший мне в прошлом, теперь неподвижно стоял и смотрел, как его сын ест то, к чему даже собака не притронется.

Когда с полупереваренными хот-догами было покончено, мама переоделась в халат и швырнула мне кипу газет. Отныне они будут моим одеялом, а пол под кухонным столом — кроватью. Я снова посмотрел на отца, но тот вел себя так, будто меня вообще не было в комнате. Собрав все силы, чтобы не расплакаться перед родителями, я, не раздеваясь, забрался под стол и прикрылся газетами, словно крыса в клетке.

Несколько месяцев я спал под кухонным столом, рядом с кошачьим лотком, и даже научился пользоваться газетами и заворачиваться в них так, чтобы сохранять тепло. Потом мама заявила, что я недостоин ночевать с ними в одном доме, и изгнала меня в гараж. Моей кроватью стала старая раскладушка. Чтобы согреться, я старался держать голову поближе к газовому нагревателю. После нескольких особенно холодных ночей я понял, что лучше всего засовывать руки под мышки, а ноги поджимать под себя. Иногда я просыпался в полной темноте и пытался представить, что я — настоящий мальчик, кому-то нужный, кем-то любимый, укрытый теплым одеялом. Некоторое время такие фантазии спасали меня, но холод возвращал в реальность. Я знал, что никто мне не поможет. Ни учителя, ни так называемые братья, ни отец. Теперь я сам по себе, и каждую ночь я молился Богу, чтобы он дал мне сил, укрепил душу и тело. В темноте гаража я лежал на раскладушке и дрожал, пока не проваливался в беспокойный сон.

Однажды, во время ночных фантазий, мне пришла в голову мысль о том, что можно выпрашивать еду по дороге в школу. Хотя «рвотная инспекция» теперь случалась каждый день после уроков, проглоченное утром должно к тому времени перевариться. Теперь я должен бегать в школу еще быстрее, чтобы успеть добыть что-нибудь съестное. Мой план был прост: я стучался в дома у дороги и, если мне открывала женщина, спрашивал, не находила ли она где-нибудь поблизости коробку с завтраком. Чаще всего это работало. По взгляду дам было видно, что им меня жалко. Я заранее придумывал себе фальшивое имя, чтобы никто не узнал, откуда я. Несколько недель новый способ отлично работал, а потом я постучался в дверь маминой знакомой. Моя проверенная временем история «Я потерял коробку с завтраком. Не могли бы вы приготовить что-нибудь для меня?» не сработала. Стоя на крыльце, я понимал, что эта женщина позвонит маме.

В тот день на уроках я молился, чтобы настал конец света. Беспокойно ерзал на стуле, представляя, как мама лежит на диване, смотрит телевизор, напивается и думает, что бы такое сотворить со мной, когда я вернусь к ней домой. После занятий я бежал из школы, и у меня было такое чувство, будто к каждой ноге привязали по мешку с песком. Я молился, чтобы мамина подруга забыла позвонить ей или приняла меня за другого ребенка. А небо было такое голубое, и солнце жарко грело спину. Подойдя к дому, я вскинул голову и зажмурился от яркого света. Интересно, увижу ли я все это снова? Я тихо скрипнул входной дверью, проскользнул в дом и на цыпочках спустился в гараж. В любой момент я ожидал, что мама набросится на меня и швырнет на пол. Но этого не случилось. Я переоделся в рабочую одежду и пошел на кухню — мыть оставшуюся после маминого ленча посуду. Я не знал, где таится угроза, поэтому мои уши превратились в маленькие радары. Я напряженно прислушивался к тому, что происходит в доме, пытаясь понять, куда делась мама. При этом я продолжал мыть посуду, чувствуя, как сводит от напряжения спину. Руки тряслись, я не мог сосредоточиться на том, что делаю. Наконец я услышал, как мама выходит из комнаты и направляется на кухню. Я посмотрел в окно. Там весело смеялись и играли соседские дети. Я закрыл глаза и представил себя одним из них. Почувствовал тепло внутри и улыбнулся.

Сердце пропустило удар, когда я почувствовал, как мама дышит мне в шею. Тарелка выскользнула из рук, но я успел поймать ее прежде, чем она разбилась.

— Ах ты, шустрый маленький засранец! — прошипела мама. — Так быстро бегаешь, что хватает времени еду выпрашивать? Ну что ж… посмотрим, достаточно ли ты шустрый.

Я весь напрягся в ожидании удара. Но ничего не случилось. Я подумал, что мама вернулась на диван перед телевизором, — и снова ошибся. Она стояла позади меня и следила за каждым моим движением. Я видел ее отражение в кухонном окне. Она тоже заметила его и улыбнулась мне. Я чуть не описался от страха.

Вымыв посуду, я приступил к уборке. Мама сидела на унитазе, наблюдая, как я чищу ванну. Пока я на четвереньках оттирал кафельный пол, она спокойно стояла позади меня. Я думал, что она подойдет и пнет меня в лицо, но она ничего подобного не сделала — просто продолжала стоять. Я был сам не свой от недобрых предчувствий. Я точно знал, что она изобьет меня, вопрос в том, где и когда? Мне потребовалась вечность, чтобы закончить с уборкой в ванной. К тому моменту у меня уже руки и ноги тряслись от страха. Не мог сосредоточиться, думал только о грядущем наказании. Когда у меня хватало храбрости поднять голову и посмотреть на маму, она лишь улыбалась и повторяла: «Быстрее, мальчик. Тебе придется двигаться намного быстрее».

К вечеру я весь извелся и почти уснул в гараже, пока семья ужинала наверху. У меня было такое чувство, будто кишки завязались в узел от страха. Мне ужасно хотелось в туалет, но я знал, что без маминого разрешения мне нельзя даже с места сдвинуться, ведь в этом доме я всего лишь пленник. «Может, именно это она и задумала, — подумал я. — Наверное, заставит меня пить собственную мочу».

Сначала подобная мысль показалась мне нелепой, но я знал, что должен быть готов ко всему. Чем больше я размышлял над тем, что она собирается сделать со мной, тем меньше сил у меня оставалось на борьбу. Затем меня осенило: я понял, почему мама целый день ни на шаг от меня не отходила! Она хотела, чтобы я ни на секунду не мог расслабиться в ожидании удара. Но прежде чем я успел придумать, как справиться с этим, мама крикнула мне, чтобы я шел наверх. На кухне она сообщила, что меня спасет только скорость света, и лучше бы мне помыть посуду за рекордное время.