Настоящие мемуары гейши

Тетушка Оима часами играла со мной и любыми путями пыталась развлечь меня. Она разрешала смотреть на кимоно гейко, когда бы мне этого ни хотелось. Если мои руки были чистыми, она разрешала потрогать богатую вышивку, позволяла прикоснуться пальцами к изображению осенних пейзажей и бушующих волн.

Она поставила для меня столик в гэнкане, где я могла заниматься своей работой. Там я рисовала картинки и училась писать буквы, в точности так, как я это делала, когда жила дома.

Мы переделали каменный бассейн во дворике в дом для золотых рыбок. Такая идея пришла неожиданно, и мы планировали каждую деталь вместе с тетушкой Оима. Мы нашли красивые камни и ряску, для того чтобы у рыбок была возможность где-то прятаться, купили цветную гальку, симпатичный мостик и скульптуру цапли, чтобы устроить для моих рыбок сказочную обстановку.

Довольно часто мы с тетушкой проводили время в садике и чистили рыбкам бассейн, что было, кстати, моим любимым занятием, так как я могла ни с кем не разговаривать, занимаясь этим. Я бы чистила его хоть каждый день, но тетушка Оима сказала, что рыбки не смогут жить в слишком чистой воде, и не разрешила мне это делать. Нужно было дать воде выстоять несколько дней, чтобы у морских водорослей было время вырасти.

Однажды я спросила ее о том, что меня очень тревожило:

– Тетушка, ты не разрешаешь многим людям разговаривать со мной. Можно только тебе и Старой Меани. А, например, Яэко? Почему она может разговаривать со мной? И почему два ее мальчика живут в нашем доме?

– Ох, Мине-тян, я думала, ты знаешь. Яэко – старшая дочь твоих родителей. Твои мама и папа – бабушка и дедушка этих мальчиков.

Я почувствовала такую слабость, что, казалось, упаду. Отступив на шаг, я воскликнула:

– Это неправда! Ты лжешь мне! Такие старые люди, как ты, не должны лгать! Потому что скоро ты отправишься к Энма (властитель ада) и он вырвет тебе язык за то, что ты говоришь неправду! – в гневе закричала я и разрыдалась.

– Прости, моя девочка, но боюсь, что это правда. Не могу понять, почему об этом тебе никто не говорил, – так спокойно и нежно, как только могла, сказала тетушка Оима.

Однако я уже поняла, что Яэко не без причины продолжала появляться в моем мире. Но было еще что-то нехорошее во всем этом. Если Яэко была моей сестрой, значит, мальчики были моими племянниками!

– Тебе не надо беспокоиться о ней, – успокаивающим тоном говорила мадам Оима, – я буду беречь тебя.

Мне хотелось верить ей, но все равно у меня всегда появлялось неприятное чувство где-то в животе, когда Яэко показывалась на горизонте.

Впервые придя в Ивасаки окия, я сразу же стала держаться под крылом тетушки Оима. Спустя несколько недель, когда я стала ощущать себя в доме более спокойно, я потихоньку начала обследовать свою новую обстановку и решила использовать кухонный шкаф, чтобы прятаться. В этом шкафу Кунико хранила свою постель. Я вдыхала ее аромат каждый раз, когда пряталась в темноте и тишине. Она пахла, как мама.

Проследовав вверх по лестнице, я нашла другой шкаф, который мне понравился, и я решила использовать его. На втором этаже были еще четыре большие комнаты и много столиков с косметикой гейко и майко. Это казалось мне не слишком интересным.

Потом я пошла обследовать домик для гостей. Меня ждала большая находка. Главная комната домика была лучшей комнатой в окия и предназначалась исключительно для важных гостей. Она оказалась продуваема, просторна и безупречно чиста. Я стала единственным человеком, кому разрешалось проводить там время. Вообще-то, я была единственным человеком, живущим в доме в качестве гостьи.

За домиком для гостей располагался обычный садик того же размера, что и центральный позади алтарной комнаты. Я могла сидеть на веранде часами, очарованная спокойной красотой скал и мха.

Банный домик располагался по другую сторону садика. В нем была сделана современная ванная из дерева хиноки (белый кедр). Тетушка или Кунико купали меня каждый вечер. Я помню запах травы в вечернем воздухе, который прорывался в окна ванной и окутывал все помещение.

Большую часть ночей я спала с тетушкой Оима в алтарной комнате, и она давала мне сосать грудь, пока я не засыпала. Иногда, когда ночи были особенно теплыми или луна светила слишком ярко, мы спали в домике для гостей.

В другие дни я спала вместе с Кунико в столовой. В традиционных японских домах застеленные татами комнаты использовались для различных целей. Гостиная часто служила по совместительству спальней. Кунико была прекрасной хозяйкой и занимала важную должность – следила за порядком и за очагом, т. е. сердцем дома. Она просто сдвигала низенькие столики и расстилала свой футон поверх татами ночью. Я чувствовала себя полностью защищенной в объятиях ее мягких рук. Она любила детей и заботилась обо мне так, будто я была ее собственным ребенком.

Я продолжала просыпаться в шесть часов утра, так же как делала это в родительском доме. Все живущие в окия должны были вставать поздно, поэтому так рано никто еще не просыпался, даже слуги. Большую часть времени я лежала на своем футоне и рассматривала книжки с картинками, которые приносил мне отец. Иногда я надевала шлепанцы и гуляла по дому.

Тогда я узнала, где спит каждый его обитатель.

Две служанки закрывали раздвижные двери и спали на татами в гэнкане. Остальные – наверху. Старая Меани имела собственную комнату где-то посередине. Кунико объяснила мне, что это потому, что она была Ивасаки. Другие гейко и майко спали вместе в большой передней комнате. Там же жила Томико. Потом я вспомнила, что Ичифуми, Фумимару и Яэмару тоже находились там. Была еще одна комната, которая использовалась как спальня, и, кроме того, в этой комнате все одевались.

Одна женщина никогда не спала в окия, однако, казалось, что она всегда находится в доме. Ее звали Тадзи. Мы все звали ее Аба (маленькая мама). Она наблюдала за приготовлением пищи, за состоянием одежды, покупками и уборкой. Аба была замужем за братом мадам Оима и жила где-то в другом месте.

Я пыталась представить иерархию обитателей окия. Это очень отличалось от того, к чему я привыкла в родном доме. Отец готовил еду, мама отдыхала, они одинаково относились ко всем детям. Я думала, что в семье все равны. Оказалось, не в каждой.

Существовали две группы. Тетушка Оима, Старая Меани, гейко, майко и я принадлежали к первой группе. Аба, Кунико, ученицы и слуги – ко второй. У первой группы было больше власти и привилегий, чем у второй. Это беспокоило меня, потому что Кунико, которую я любила, не принадлежала к моей группе, а люди, которые мне не нравились (как, например, Яэко), – принадлежали.

Вторая группа носила другую одежду, пользовалась другими туалетами и ждала, пока мы закончим есть, чтобы затем приступить самим. Они ели другую пищу и могли сидеть только в конце столовой, около кухни. Это были единственные люди, которых я действительно видела за работой.

Однажды я увидела целую жареную рыбу на тарелке Кунико. Рыба была с головой и хвостом и выглядела очень аппетитно. Никогда раньше я не видела ничего подобного. Даже в доме родителей мы всегда ели только рыбное филе (вероятно, из-за аристократического происхождения моего отца).

– Аба, что это? – спросила я.

– Это называется сардина, – ответила та.

– Могу ли я попробовать? – снова задала я вопрос.

– Нет, моя дорогая, тебе не подобает есть сардины. Тебе они не понравятся.

Сардины выглядели как крестьянская пища, а мне подавали только лучшие сорта рыбы: лосось, осетр, палтус, морской угорь. Но это же была рыба с головой и хвостом! Она выглядела так привлекательно.

– Я хочу есть то, что ест Кунико! – обычно я ни на чем не настаивала, но тут решила сделать исключение.

– Эта пища не годится для атотори, – сказала Аба.

– Неважно, это то, чего я хочу. Я хочу есть то, что едят другие люди, и хочу, чтобы мы ели все вместе.

Следующее, что я помню, это то, что с того момента мы все сидели за одним столом в столовой так, как это было в родительском доме.