Будет больно. Мой эротический дневник

– Well. You have to go? (Может еще поговорим? А?)

– Yes, I have to. (Давай, мне так нравится с тобой общаться.)

– So, good bye. (Мне тоже, я тебя хочу.)

– Good bye, see you. (Правда? Ты меня за-смущала.)

– Don't forget to do your homework? (Ты будешь обо мне думать вечером?)

– Sure, I'll do it! (Конечно буду, всю ночь буду думать!)

– Ok! (Ок!)

– Ты не сделал домашнее задание? По идее за такой ужаснейший проступок ты должен просить прощения на коленях! Но тебе будет слабо.

– А вот и не будет! – Алик поднимается со стула. На пару секунд застывает в нерешительности и вдруг опускается на колени:

– Простите, что не выполнил домашнее задание!

Я буквально пожираю его глазами. Еще минута, и я накинусь на него.

– Встань сейчас же, иначе я за себя не ручаюсь! – взвизгиваю и облизываю губы.

Алик усмехается и победоносно садится за стол.

Ах, ты, засранец, чувствуешь себя героем, да?

– When should we use Present Perfect Tense? – говорю строгим голосом. Протягиваю ногу под столом и кладу пятку ему между ног. Алик замирает.

– So?!

– The present perfect… is used when the time period… has not finished and… – он сглатывает и пытается вспомнить дальше. Я шевелю пяткой. Он больше не пытается вспомнить. То-то!

Я так сильно хочу его, что решилась. Итак! (Здесь должна быть барабанная дробь.) Он станет моим первым мужчиной. В физиологическом смысле. Разумеется, ему об этом знать не положено. Я же для него олицетворение опытности и разврата. Взрослая тетя, и все, что с этим связано. Не нужно развенчивать миф. Кому сказать, что в 22 года сохранила девственность – так забросают камнями! Лукавлю про камни… Не рискнут.

К этой ночи готовлюсь основательно. Снимаю квартиру на сутки, закупаю еды и пива. Заранее привожу и кладу в шкафчик наручники, свечки, спички… Выходит все слишком пошло… Надо бы побольше изящества. А что сейчас в Театре Драмы?

Оказывается, что в Театре Драмы идет знаменательный спектакль «Убивец». По «Преступлению и наказанию» Достоевского. Надо же, как символично. Покупаю два билета на 18.00. Пусть отрок проникнется возвышенными чувствами перед свиданием с лучшей женщиной в своей жизни (со мной).

Возникает одна проблема. Алик не знает, что соврать родителям. План приходит быстро: в субботу праздник, народ гуляет. Скажет, что отмечает с друзьями. А потом, чтоб поздно не возвращаться, останется с ночевкой. Притянуто за уши, конечно. Но сработать должно.

Спектакль великолепен. Особенно в те моменты, когда я трогаю потную ладошку Алика. И таинственно улыбаюсь. Хотя режиссер тоже постарался. Надо отдать ему должное. Раскольников выглядит очень эротично. Со всеми этими его страданиями. Когда опускается занавес, я уже на взводе.

Заходим в квартиру, включаю музыку. Нежно толкаю его на диван. Сцена поцелуев – 10 минут. Раздевание – 3 минуты. Петтинг– 10 минут. Все, поехали. Сажаю его в кресло, надеваю ему презерватив. И сажусь сверху. С замиранием жду, когда зазвенят небесные бубенчики, с потолка посыплются лепестки роз. И «тело пронзит сладкая неизведанная ранее дрожь». Как пишут в женских книжках. Шесть минут десятого.

Жду 10 секунд, 20 секунд… Дальше ждать просто неприлично. Поэтому начинаю понемногу двигаться вверх-вниз. Нет даже намека на боль. Как и на удовольствие. Однако чувствую сугубо моральное удовлетворение. И на том спасибо.

Одиннадцать минут десятого. Алик тихо стонет и робко дергается. Ende. Встаю и опускаю взгляд. По правилам хорошего тона на этом месте должна быть кровь. Ее возможное появление я заранее объяснила Алику: «У меня вот-вот пойдут критические дни. Так что не паникуй, детка, если это начнется во время секса».

Однако крови нет. А была ли девочка? Ладно, «я подумаю об этом завтра». Как говаривала героиня одного заезженного произведения. А сейчас…

– Я хочу, чтоб ты стал на колени… Становится.

– Заведи руки за спину.

Заводит. Сковываю запястья наручниками. Как он эффектно выглядит. Покусывает губу. Беру прищепки и цепляю ему на соски. Да, знаю, тугие, и с непривычки больно.

Алик пытается сбросить и морщится. Шлепаю его по щеке, притягиваю за шею. И шепчу на ухо:

– Что такое? Что не так? (Ласково.)

– Все так… (Смущенно.)

Звонит мобильный. Пусть звонит. Зажигаю свечу и подношу к его телу. Огонь касается кожи. Алик дергается. Но я крепко держу его за волосы. Остается маленький розовый ожог. И еще один. И еще. Случайно задеваю зажимы. Снова случайно задеваю зажимы. «Этот стон у нас песней зовется». Вот как я понимаю Некрасова.

– Ты меня безумно возбуждаешь, я тебя хочу! – шепчу ему опять и дергаю за наручники. Это чтобы края впивались в кожу. Раздвигаю ноги, подтягиваю его голову.

– Давай!

Он мотает головой

– Нет, я не хочу.

– Что значит не хочу?! – изображаю я гнев. Вскакиваю, хватаю ремень и бью по его спине, груди, ногам, рукам. Он не пытается увернуться. Просто стоит на коленях и дрожит. Как же я его люблю сейчас! Беру с пола ключики, расстегиваю наручники. Стягиваю с груди прищепки. Демонстративно ложусь лицом к стене. Сейчас нужно выглядеть обиженной.

Минута молчания. Наверное, отчаянно соображает, что нужно делать.

– Оксан… (Молчу)

– Оксан, ты обиделась?

– Оксана, ну прости меня…

– Ты будешь спать? (Ой, ну и дурак же.)

– Давай вернемся на 10 минут назад, ладно? Я хочу тебе сделать куни!

Поворачиваюсь к нему лицом. Хорошо, что в полумраке не видно злорадной улыбки. Он целует меня в шею, в грудь, в живот. Опускается ниже. Так. Теперь сосредоточиться и попытаться получить удовольствие. Не очень-то я верю в его первый опыт оральных ласк.

У него такой нежный горячий рот. Слегка корректирую дислокацию своих бедер. Теперь его язык попадает точно в цель. Вот это новости. У него природный талант. С удивлением обнаруживаю, что кончаю. Звонит мобильный. Пусть звонит.

Мы перепробовали около десятка различных поз. Останавливаем свой выбор на доги-стайл. Звонит мобильный. Беру трубку, не меняя позы.

– Да что за настойчивость! Алле!

– Здравствуйте, Оксана Валерьевна, это отец Алика.

Во рту мгновенно пересыхает. Отстраняю мальчишку от себя. Жестом приказываю не издавать ни звука.

– Да, я слушаю?

– Вы извините, что я так поздно звоню, сын не у вас?

– Простите? В каком это смысле?

– Извините, он ушел на английский сегодня в пять и до сих пор не вернулся. А телефон у него отключен.

– Нет, сегодня он на урок не приходил.

– Оксана Валерьевна, да вы мне просто скажите, что ой у вас. Чтоб я не переживал!

– Простите, вы на что намекаете? С какой стати ваш ребенок должен быть у меня? Тем более ночь на дворе! Вы понимаете, что это просто неприлично так поздно звонить! Я могу быть не одна!

– Просто я переживаю, извините. До свидания.

Медленно поворачиваюсь и пристально смотрю на Алика:

– Ты что, не сказал родителям, что останешься у друга?

– Я не знал, как это сказать…

–Подожди, ты что, просто взял и пропал? И телефон отключил? Ты вообще в своем уме? – округляю глаза. Это ж надо быть таким кретином! Приехали! Ну и бред! Сажусь на диван и думаю. Звонок.

– Оксана Валерьевна, это снова я. Скажите же мне, сын у вас, ведь так?

Меня начинает трясти:

– Да вы что себе позволяете?!

– Я с его другом говорил, он мне сказал, что сын в Вас влюблен, и я подумал…

– Ваш сын может быть влюблен в кого угодно, – повышаю голос, – меня это абсолютно не волнует! Если вы забыли, я вам напомню – я преподаю язык. Ни больше, ни меньше! Или, может быть, вы хотите сказать, что я совратила вашего ребенка?

– Нет, конечно, нет, простите. Поймите, я просто переживаю, уже не знаю, что и думать!

– Сочувствую, но ничем помочь не могу. До свидания.

Снова сажусь на диван. Звонок.

– Алле, Оксана Валерьевна, это друг Алика. Он у Вас?