Четыре Блондинки

– Если честно, – сказала Джейни Рэдмону, – по-моему, ты мог бы подыскать кое-что и получше.

– Получше? – удивился Рэдмон. – Да я люблю его. Я снимаю этот дом пятнадцатый год подряд. Он стал для меня совсем родным. Так что же тебя в нем не устраивает? – допытывался он.

– Ты что, не в своем уме? – спросила его Джейни.

– Рэдмон такой классный, – сказала Эллисон, когда Рэдмон вернулся в дом. Они сидели в крохотном заднем дворике за столом для пикника; помимо него, из садовой мебели Рэдмон допустил в свои владения только два обшарпанных и покрытых плесенью складных стула.

– Да брось ты! – Джейни прикрыла глаза ладонью. – Он только и твердит, что Хэмптон сплошь кишит мудозвонами, а вот он сам стремится к настоящей жизни и хочет быть среди настоящих людей. А я ему всякий раз отвечаю: не нравится – переезжай в Де-Мойн!

В этом, собственно, и заключалась проблема с Рэдмоном. Его представления о жизни были совершенно оторваны от реальности. Однажды вечером, когда Рэдмон готовил спагетти (его любимым блюдом была «паста примавера» с жареной рыбой) – он научился готовить это блюдо в восьмидесятые годы и с тех пор так и не освоил ничего нового, – он сказал Джейни:

– А знаешь, Джейни, ведь я – миллионер.

– Очень мило, – ответила она, листая журнал мод.

– Тьфу ты! – воскликнул Рэдмон, вываливая макароны в дуршлаг, у которого не хватало одной ножки, из-за чего спагетти кучей вывалились в раковину. – Меня просто поражает твое самообладание. Неужели ты знаешь многих писателей-миллионеров?

– Ну, – пожала плечами Джейни, – вообще-то я знакома кое с кем, и среди них есть миллиардеры.

– Конечно, но ведь все они… из мира бизнеса, – сказал Рэдмон таким тоном, словно бизнесмены – твари более ничтожные, чем тараканы.

– Ну и что?

– А то, что мне плевать, сколько у кого денег, если у человека нет души.

На другой день на пляже Рэдмон вновь коснулся своего финансового положения.

– Я так думаю, что через годик-другой у меня наберется два миллиона долларов, – сказал он. – И тогда я смогу отойти от дел. С двумя миллионами я куплю квартиру в Нью-Йорке за семьсот пятьдесят тысяч долларов.

Джейни – она как раз натиралась лосьоном для загара – не удержалась и выпалила:

– В Нью-Йорке ты и за миллион долларов квартиру не купишь!

– Да что ты, черт возьми, несешь? – возмутился Рэдмон, открывая банку с пивом.

– Ну хорошо, допустим, ты сможешь купить квартиру, только она будет совсем маленькая – от силы на две спальни. И скорее всего в доме не будет консьержа.

– Ну и что? – спросил Рэдмон, делая глоток. – И что тебя в этом не устраивает?

– Да, собственно, ничего, – ответила Джейни. – Если только тебя не смущает, что ты беден.

Весь остаток того дня на все попытки Джейни завести разговор Рэдмон отвечал односложными «да» и «нет». А потом, когда они вернулись в свою хижину и занялись приготовлением ужина, Рэдмон в сердцах хлопнул дверцей духовки.

– Мне кажется, два миллиона – никакая не бедность, – заявил он.

«Это по-твоему», – подумала Джейни, но вслух ничего не сказала.

– Боже праведный, Джейни! – воскликнул Рэдмон. – Да что, черт возьми, с тобой происходит? Или двух миллионов тебе мало?

– Брось, Рэдмон. Дело совсем в другом, – сказала Джейни.

– Ну так в чем же? – настаивал Рэдмон, передавая ей тарелку с пиццей. – Я что-то не замечал, чтобы ты рубила бабки пачками. Так что же тебе нужно? Ты фактически не работаешь, тебе не нужно заботиться о муже и детях… Даже Элен Вестакотт, что бы ты там о ней ни думала, и та заботится о своих детях…

Джейни расстелила на коленях маленькую бумажную салфетку. Да, он прав. И что ей действительно нужно от этой жизни? И чем ее не устраивает Рэдмон? Она откусила ломтик пиццы и обожглась расплавленным сыром. На глаза навернулись слезы.

– О Боже! Джейни! Я не хотел тебя обидеть, – заволновался Рэдмон. – Прости, что я так раскричался. Ну иди ко мне, – утешал он ее. – Дай-ка я тебя обниму.

– Я в порядке, – ответила Джейни, вытирая слезы. Она не хотела, чтобы Рэдмон догадался, что расплакалась она при мысли о перспективе каждое лето всю оставшуюся жизнь проводить в этой хибаре.

– Послушай-ка! – сказал Рэдмон. – У меня появилась идея. Почему бы нам не зайти к Вестакоттам и не выпить по стаканчику? Уверен, они еще не легли. Сейчас всего десять часов.

А ведь лето еще только начиналось…

Билл и Элен Вестакотт были ближайшими друзьями Рэдмона. Рэдмон настаивал на том, чтобы видеться с ними каждый уик-энд, именно эта его неуемность, как считала Джейни, и привела к тому, чем все это кончилось. Она старалась, как могла, этого избежать. Даже, если честно, вообще заявила, что не хочет с ними больше встречаться, после того как они первый раз поужинали вместе. Но все оказалось напрасным. На следующий уик-энд Рэдмон просто отправился к ним один, оставив ее в доме-развалюхе, и ей пришлось весь вечер гонять москитов и размышлять: может, было бы лучше вообще провести это лето в городе? Но в понедельник, когда Джейни поехала в город, она рассталась с этой мыслью: в ее квартире оказалась страшная духота – кондиционер не работал, а кухню заполонили тараканы. И Джейни решила, что легче уступить.

Билл Вестакотт был знаменитым сценаристом – за последние семь лет он написал сценарии к пяти фильмам-блокбастерам. В отличие от Рэдмона он действительно был процветающим литератором и вместе со своей женой Элен и двумя сыновьями жил на «ферме» с участком в пять акров неподалеку от шоссе номер 27. Они уже примерно пять лет жили в Хэмптоне, что стало модным среди женатых пар, решивших отказаться от городской жизни и полностью переселиться за город. Они держали лошадей и слуг, а еще у них были бассейн и теннисный корт. Сама возможность проводить уик-энды в их доме почти скрасила для Джейни то лето. Пожалуй, у нее была только одна проблема: сами Вестакотты.

Билл Вестакотт был наглым, злобным и инфантильным, а Элен Вестакотт… впрочем, для Элен подходило лишь одно определение: сумасшедшая.

Джейни пожалела, что Рэдмон не предупредил ее о безумии Элен до того, как они отправились к ним домой на ужин в самый первый раз, но так уж получилось. Вместо этого в своей типичной манере Рэдмон непрестанно бубнил, восхваляя их достоинства, которые считал непревзойденными: Элен принадлежала к «одной из лучших» семей в Вашингтоне, а ее отец был в свое время сенатором; мать Билла, в прошлом актриса, теперь была замужем за знаменитым актером; Билл учился в Гарварде (сам Рэдмон, о чем он не забывал напоминать Джейни, учился в Йельском университете и с Биллом познакомился в баре после знаменитого футбольного матча между Гарвардом и Йелем, где между ними произошла потасовка); Элен получила литературную премию за свой первый роман, который она написала в возрасте двадцати пяти лет. Рэдмон уверял Джейни, что она влюбится в них. Ведь они – одна из самых замечательных пар во всем мире.

Когда они подъехали к дому Вестакоттов на взятом Рэдмоном напрокат «додже-чарджере», первым, кого они увидели, был Билл Вестакотт. Он стоял, скрестив руки на груди, на посыпанной свежим гравием подъездной дорожке и дымил сигарой.

Рэдмон опустил стекло. Только он открыл рот, чтобы поприветствовать друга, как Билл подбежал к машине и сунул голову в окошко рядом с местом водителя. Это был крупный красивый мужчина с густой гривой вьющихся светлых волос.

– Мать твою! Старина, я рад, что ты заскочил! А впрочем, может, и не рад. Кто его знает – к добру это или нет.

– А в чем проблема? – удивился Рэдмон.

– Горгона опять не в себе, – сказал Билл.

Джейни вышла из машины. Она была одета в тесно облегающий топик из лайкры (стоил он долларов пятьсот и заканчивался где-то между грудью и пупком, лифчика под ним не было, а попку обтягивали не менее облегающие брючки-капри).

– Привет. – Она протянула руку Биллу. – Я – Джейни.

– О черт, старина! – воскликнул Билл и замотал головой, словно искал, куда бы спрятаться. – Ну мы и влипли!