Поединок со смертью

— Нет, ты просто многого еще не знаешь, — прошипел Павел. — Вот слушай…

В самом начале нашего знакомства мы еще умели подолгу разговаривать. Вернее, я говорил, а Олеся слушала. Изредка она задавала уточняющие вопросы, но больше слушала. Я ей рассказывал обо всем. Совершенно! Обо всем, чем раньше не говорил ни одному человеку, доверял ей свои самые сокровенные мысли и душевные тайны. Ей одной я рассказал о вечере, что предшествовал дню нашей встречи, о своем пари с Богом.

И вот однажды был такой разговор.

— Мир устроен неправильно, — сказал я Олесе. — В нем всего слишком много. Поэтому люди уже не могут довольствоваться простыми вещами. Им нужны супервещи, и желательно с бонусом. Сегодня я шел мимо метро и увидел женщину. Она продавала цветы. И ей было недостаточно их естественной красоты. Ей не хватало дивной красоты свежих, нежных роз. Она посыпала их блестками. Понимаешь? Она пыталась улучшить даже то, что и так совершенно! Это болезнь нашего мира…

Олеся слушала меня лежа на боку, прижавшись ко мне всем телом и подперев голову рукой.

Ее серые внимательные глаза были серьезны, но я всегда чувствовал — она думает о чем-то своем.

Я повернул голову и провел ладонью по ее щеке.

— Я тебя люблю, — в который раз сказал я.

— Я тоже, — ответила Олеся.

И все бы ничего, но она смотрела в этот момент поверх меня. Она сказала это буднично, просто, между делом. Как сказала бы: «Едешь за сигаретами? Слушай, купи булку». Я признался ей в любви, а она ответила мне на автомате, машинально, как робот, в которого заложена программа: «На слова „Я тебя люблю“ необходимо ответить: „Я тоже"“.

Иллюзия начала рассеиваться. Вероятно, все то же самое случалось и раньше, но я просто был слишком влюблен, чтобы заметить подобные тонкости и нюансы.

И тут только я начал понимать, как глубоко схватил наживку и как крепко увяз в этих отношениях. Я вспомнил слова Олеси: «Если ты меня когда-нибудь разлюбишь — я умру!» Да, она взвалила на меня весь груз ответственности. Теперь, что бы она ни сделала, как бы ни повела себя, я автоматически становился виноватым, а главное — я теперь был несвободным, как лежачий больной.

Через пару дней я поехал на собеседование по поводу работы. Дорога была жуткой. Лил дождь, автобуса не было, переполненные маршрутные такси летели мимо. Мне пришлось идти пешком. Я промок до нитки, опоздал.

Девушка, менеджер по персоналу, похожая на холеного грызуна, смерила меня долгим презрительным взглядом. На ней была кофточка с огромным декольте. Такие женщины вызывают у меня жалость и презрение. Им хочется, чтобы их желали, чтобы испытывали к ним вожделение. И все только ради того, чтобы отвечать «нет». Ведь тот, кто говорит «нет», у того и власть над ситуацией.

«Грызун» молча протянула мне пачку бумаг. Это были какие-то тесты.

— Зачем это? — спросил я. — Это что, как-то покажет, какой я водитель? Или здесь вопросы по правилам дорожного движения?

Девушка уставилась на меня так, будто я вонял.

— Сначала нам бы хотелось узнать о вас побольше в общечеловеческом плане, — сказала она, натужно кривя рот.

— И вы надеетесь, что получится? — усмехнулся я. — Ладно…

— Знаете что, — девушка приложила руку к виску, изображая неловкость, — я только что вспомнила… Эта вакансия уже закрыта. Как-то совсем вылетело из головы. Пора в отпуск. Извините, что зря вас побеспокоили.

Я не собирался играть с ней в вежливость. Мы оба знали, что она лжет, и оба понимали почему.

— Вранье, — спокойно ответил я. — Вы решили наказать меня за то, что не бросился целовать вам задницу.

Она вытаращилась на меня, замерла и нервно захлопала глазами.

— Вы не можете брать взяток с тех, кто хочет получить работу, поэтому требуете раболепства, — продолжил я, не отводя глаз. — Вам нужно, чтобы вас упрашивали, чтобы перед вами унижались. А знаете, зачем вам это надо? Потому что вы сами в глубине души знаете, что вы ничтожество и что вас никто не любит. А поэтому вам нужно постоянно слышать от других людей что-то, что позволит вам выстроить свой самообман. Когда у человека ничего нет за душой, он постоянно самоутверждается, ищет доказательств своей значимости. И, кстати, зачем вам это декольте? Думаете, мужчины польстятся на вашу грудь? Зря надеетесь. Любому ясно, что без подпорки в виде вот этого торчащего бюстгальтера вся эта «красота» провиснет вниз до самого пупка, как коровье вымя.

Сказав это, в моих словах не было ни слова неправды, я повернулся и ушел.

А она так и смотрела мне вслед круглыми злыми глазами. Она готова была разреветься, потому что ей просто нечего было возразить. Hечего!

Весь день, прокручивая в голове эту встречу, я бесился. Вот вы говорите, что надо отказаться от «Я», надо увидеть «другого». Только вот как жить после этого, рецепта не даете… Когда вечером пришла Олеся, я все еще не успокоился.

— Что случилось? — привычно ласково спросила она, проведя рукой по моим волосам. — Ты чем-то расстроен?

Одной рукой она гладила меня по голове, а другой начала расстегивать пуговицы своей рубашки. И снова это же чувство! Меня оторопь взяла. Она спрашивала меня, что случилось, даже проявляла сочувствие… Но в то же время проделывала обычный ежедневный ритуал, будто ничего не случилось!

Я страстно прижался к ее губам, стараясь отогнать от себя эту неприятную мысль, эту ужасную правду.

«Должно быть, мне кажется… — убеждал я себя. — Просто она хочет успокоить меня, утешить, вернуть хорошее расположение духа».

Да… Я почти убедил себя в этом.

Мы лежали рядом на старом диване и смотрели в потолок.

— Люди помешаны на власти, — сказал я. — Они ищут ее во всем, собирают по крупинкам, готовы рисковать жизнью ради минутного торжества. Водитель нарушает правила, чтобы обогнать другую машину и тем самым доказать другому водителю свое превосходство. Хотя бы на миг, потому что у светофора они все снова окажутся рядом. Неудовлетворенные женщины ищут работу, которая позволит им отказывать мужчинам. Это их месть. И они будут держаться за свое место, потому что оно дает власть! Все! Все помешаны на власти!..

— Знаешь… — она вдруг перебила меня, хотя прежде никогда этого не делала. — Мне кажется, у тебя просто слишком много свободного времени Ты слишком много читаешь и слишком много думаешь. То есть вообще это, конечно, хорошо. Но… Сидеть в четырех стенах наедине со всеми этими мыслями, книгами, рассуждениями — так можно с ума сойти! Даже я, просто слушая тебя, потом долго не могу прийти в себя и постоянно думаю: «А каково с этим жить?»

Только теперь я понимаю, что она хотела сказать. Она уже тогда считала меня никчемным и ни на что не годным. А я любил ее. Я готов был за нее жизнь отдать, если бы понадобилось.

— Павел, тебе самого себя жалко? — прервал его Данила.

— Жалко?.. — Павел удивленно вскинул брови. — Ты хочешь сказать, что я себя жалею и поэтому все в моей жизни «не складывается»?! Да?! Это ты хочешь сказать?!

— Нет, я не… — только и успел сказать Данила, но Павел уже его не слышал.

— Да я ненавижу это чувство! — кричал он. — Жалость — это унижение! Жалеют слабых, чтобы показать свою силу! Жалость — это еще один способ проявить власть! Вот я сейчас взорву этот дом! Я себя взорву! И мне не жалко! Не жалко! Слышишь, ты?!

Павел вскочил с дивана и резким движением приставил свою руку с пультом Даниле к самому носу.

— Видишь это ?! Мне не жалко! Гнусное, ужасное чувство! Не жалко — ни себя и ни других, никого!

— Павел, разве ты этого не видишь? Ты превратил свою жизнь в Ад, — Данила смотрел ему в лицо и говорил тихо, спокойно, открыто. — Вместо того чтобы видеть в ней свет , ты ищешь тьму . Ищешь, находишь и вытаскиваешь на свет божий, чтобы рассмотреть и насладиться собственным ужасом. Куда бы ни посмотрел, что бы ни взялся оценивать — ты везде видишь картины Ада. Но это твой Ад, Павел. Твой.