Я ваш Тургенев

Вот он и сказал. Согласно времени и месту.

Разговор в машине, несмотря на то что ни он, ни даже я, естественно, всерьез не верили в то, что шофер обязательно должен быть оттуда (что за бред, в конце концов!), получился какой-то странный. Мы оба напряглись и разговаривали то ли как Штирлиц с Борманом в фильме «Семнадцать мгновений весны», то ли как Балаганов и Бендер в кабинете председателя Арбатовского горисполкома. Как-то напряженно и все время имея в виду кого-то третьего, но я сейчас даже не могу понять кого. Не шофера же!.. Говорили вроде бы о книгах, но, повторяю, как-то странно. Он стал ругать издательство «По краям», обозвал их леваками (он в тот раз часто употреблял этот эпитет) и сказал, что ему не нравится Сорокин, которого они издают тоннами, причем, заметьте, не нравится как писатель, и все!

- А те, кто его травил (тогда как раз был свеж в памяти скандал вокруг «Голубого сала»), - идиоты, - добавил он. Но тут же сказал после паузы: - Но политики в этом ноль, если кто думает, что за травлей Сорокина стоит политика, - он тоже идиот.

А я - я не возражал ему (?!) и даже почти согласился, хотя и заметил робко, что философская-то серия у них была ничего, а? И он с этим тоже согласился.

Странный был разговор, я почему-то не напомнил ему о нашем давнем диалоге про «По краям», когда он хвалил писателя В-та и жалел, что «По краям» никогда им не заинтересуется, причем не напомнил именно из-за этой дурацкой, овладевшей нами скованности, хотя ведь какое кому нравится издательство - это совершенно безобидная вещь, а? Ну и что, что они издали Сорокина, ведь, в конце концов, все это только книги!.. Книги, не больше!.. О моей будущей работе мы почти не говорили.

На Тверской, у книжного магазина «Москва» шофер притормозил, и мы довольно прохладно расстались. Он вышел на тротуар и, простившись со мной, сел рядом с шофером. Когда машина отъехала, я обернулся и увидел, как он, размахивая руками, что-то говорит шоферу. Я понадеялся, что не обо мне. Не будет же он с каким-то шофером обсуждать старых друзей и идейные расхождения с ними!..

Я помню, что в тот вечер у меня было очень неважное настроение. Все-таки, согласитесь, от кабинета в самой либеральной газете страны до издевающегося над русским народом Шендеровича - немаленькая дистанция. Я прошелся по весенней Тверской, разглядывая нарядную вечернюю толпу, потом свернул в переулок и неожиданно зашел в известное литературное кафе на Дмитровке. Там я взял какую-то поэтическую книжку и классические ноль-пять пива. Пиво и стихи, как всегда, постепенно успокоили меня, и через какое-то время я уже довольно весело рассказывал что-то книжное молоденькой продавщице. По-моему, я говорил о способности поэта сохранять спокойствие в любой социальной ситуации. Хорошенькая была девушка.

А через пару дней он вдруг позвонил мне.

- Я написал статью. О нашем с вами разговоре. Хотите послушать? Я же вам говорил, что пишу то, что думаю.

И он прочитал мне, как у него есть давний знакомый, еще по 1990-м годам, гораздо моложе его, который недавно зашел к нему на чашку чая и жаловался на то, что ему кажется, что в стране потихоньку «холодает», - он назвал это «закручивают гайки». Далее наш герой подробно перечислял все свои возражения, а заканчивал статью словами, что его молодой знакомый, как все нервные люди, конечно, страдает от весеннего обострения, но, возможно, и там, наверху - здесь он даже повысил голос, тоже, как и я сейчас, выделяя свою мысль курсивом, - что-то делают не так, раз его молодой знакомый, человек, конечно, нервный, но в пределах нормы, как все мы (ха-ха-ха), так беспокоится.

Я было опять заспорил с ним, но потом остановился. Я подумал, что, наверное, по телефону не надо (и совершенно не удивился этой своей мысли), и, кроме того, мне нужно было куда-то спешить. Я сказал, что мы поговорим потом, и мы попрощались. Он сказал, что отложит этот номер газеты для меня.

А на следующий день, вечером, убили депутата Ю-ва. Помните, был такой демократический депутат, из бывших офицеров, начинавший еще с Ельциным у Белого дома? Вечная память.

Но представляете, совпадение!.. По телевизору было много разговоров на эту тему, и я не выдержал (дурак) и позвонил ему.

- Ну и что? - удивленно сказал он. - Ю-в запутался в каких-то коммерческих делах, депутатов в России довольно часто убивают, такие уж у нас депутаты. - Он искренне удивился моему звонку. - Перестаньте смотреть телевизор - смотрите, какая хорошая погода!..

И я, повесив трубку, подумал, что, во-первых, в конце концов может быть он и прав, и Ю-в, безалаберный, как и все интеллигенты, правда в чем-то запутался, а во-вторых, возможно, он искренне заботился обо мне - действительно, зачем смотреть телевизор в такую замечательную погоду?

5

В следующий раз я позвонил ему быстро, месяца через три, где-то в середине августа. Я собирался в Киев, а он хотел передать свои книги старому приятелю, еще весной просил меня об этом. Мы договорились встретиться у Бородинской панорамы. Была очень хорошая погода, только что кончилась летняя жара, шли дожди, город выглядел будто промытым, сочная зелень после пыльного и душного июля прямо светилась на солнце. Когда я подошел, старая черная «волга» уже была припаркована у памятника Кутузову, а он нетерпеливо прохаживался неподалеку.

- Историческое место, - сказал я, подходя.

Он усмехнулся:

- Этот господин не любил либералов вроде вас…

Мы немного поговорили. Он опять выглядел усталым и чуть-чуть грустным. И я, не знаю почему, вдруг сказал: вы знаете, а ведь вы в общем-то являетесь для меня ну… не учителем, разумеется, но чем-то вроде учителя. Исполняющим обязанности. Вы сознаете свою ответственность? - Я засмеялся.

- А я не червонец, чтобы всем нравиться, - неожиданно раздраженно сказал он. - Я недавно поссорился с поэтом И-м. Знаете такого? - Я кивнул. - А мы дружили 20 лет. Он тоже вроде вас, все ожидает погромов, а сам при этом строит себе дом под Москвой. Это уже в отличие от вас. - Я удивился: а почему бы ему не строить себе дом? Какая связь? Или дома могут строить уже только «свои»?.. Он не ответил. Потом сказал, оглядывая залитый вечерним солнцем Кутузовский и шевелящиеся под легким ветерком тополя на той стороне проспекта: - С., все будет нормально, все постепенно образуется, уверяю вас. Посмотрите, какой покой разлит в воздухе!..

Я протянул ему журнал, который принес с собой. Почему-то я до сих пор считал необходимым отчитываться перед ним о своих успехах. В журнале было интервью с одним известным поэтом старшего поколения, ныне, увы, уже покойным. Поэт тоже считал, что все «будет хорошо». В отдаленной перспективе. О нынешних проблемах он говорил, как об очередном печальном анахронизме русской истории.

- А русская история вся состоит из анахронизмов, вы не обратили внимания? - опять сердито сказал наш герой.

Я вдруг подумал, а что, если сделать с ним интервью? Once more, тема: большой путь от фотографии с Аксеновым до нынешних разговоров. Я предложил ему. Он нехотя согласился: для вас я готов, но последние годы я не очень люблю это дело.

- Ну да, - сказал я, - а я тут недавно «Playboy» листал, так там кто-то с удовольствием рассказывал о том, какие марки виски предпочитает.

Он засмеялся:

- Ну, это …. попросил (следует фамилия известного журналиста) и для «Playboy» я делаю исключение.

Пижон, подумал я, шестидесятник. Все играет. «Playboy», виски, замшевые ботинки - вельветовые пиджаки, трубки, усталость… гаванских сигар не хватает. Он всю жизнь мечтал о такой жизни, с тех пор как прочел «Фиесту» и «Коллеги». Его любимый Аксенов как-то с увлечением рассказывал по телевизору, как в брежневское время из-под полы купил австралийскую дубленку из кенгуру за две тысячи советских рублей с Лениным. (Машина тогда стоила пять.) Я помню свое чувство неловкости и удивления.

И вдруг то, о чем они мечтали и писали - произошло! Именно вдруг. Ну, не совсем так, как они мечтали, но произошло. Вернувшийся из эмиграции Аксенов живет в сталинской высотке, где раньше жили только генералы КГБ и лауреаты Гос- и Ленинской премии, диссиденты и десятилетиями «непечатаемые» поэты поселяются в насквозь советском Переделкине, наш герой из всех возможных машин заводит персональную черную (!) «волгу» с шофером и живет на даче за городом (правда, не в Переделкине, на это ему хватает вкуса), книги выходят одна за другой… Интервью, экранизации в прайм-тайм, переводы, фотографии на обложках, литературные премии…