Вновь, или Спальня моей госпожи

Он вспомнил доктора Роберта Олдфилда, своего героя из «Обрести и удержать». Хотя в конце сериала выплыло, что он практикует без лицензии, его манера обращения с пациентами была великолепна. Он хорошо знал, что в жизни бывают моменты, когда человеку отчаянно плохо.

— Надеюсь, тебя не очень удручают больничные стены?

Она пожала плечами.

— Дома, конечно, лучше, но в общем-то мне все равно.

— Мерзкая вещь с тобой случилась. Имеешь право чувствовать себя гадко.

— Не знаю, — она водила пальцем по краю бутерброда, разравнивая полоску сырного крема, видневшуюся между кусочками хлеба. — Это было бы нечестно. Я не умирала от счастья, узнав, что беременна. С какой стати мне теперь убиваться?

— Беременность не входила в твои планы?

Она покачала головой.

— Мы оба не очень-то этого хотели. Когда у меня возникли подозрения, мы решили, ничего не обсуждать, пока не узнаем наверняка. Зачем поднимать шум вокруг того, чего, может, вовсе и нет? А когда все стало ясно… не знаю… мы просто не стали ничего решать. Думали, что у нас вагон времени, чтобы десять раз все обдумать. Наверное, даже лучше, что все так вышло.

Она была в смятении. Алек взял ее за руку.

— Знаешь, иногда только теряя что-то, начинаешь взаправду этого хотеть…

Ладошка Дженни оставалась напряженной. Она не привыкла, чтобы ее утешали. Но Алек не ослабил пожатия. И все-таки через мгновение она высвободила руку.

— Лежу здесь и думаю: может, во всем виноват стресс? Только что закончилась пресс-конференция. Мой первый босс, милая дама, говорила, что от таких мероприятий у нее начинают лезть волосы. На ее щетке каждый день были клочья волос — я своими глазами видела… Это точно от стресса. И… — голос Дженни сорвался, — знаешь, лучше бы у меня все волосы выпали…

Алеку хотелось сказать какие-то слова, чтобы успокоить ее, унять эту невероятную боль. Но слов не было.

— Не вини себя. Не надо.

Она, казалось, не слышала.

— Я должна была предполагать, что такое может случиться, — она провела ладонью по своим стриженым волосам. — В женских делах я никогда особенно не разбиралась. — Она оттягивала концы волос вниз — отчаянно, бессознательно, словно желая, чтобы они скорее отросли.

— Короткая стрижка — мальчишество. У женщины должны быть длинные, струящиеся волосы.

Алек хотел возразить. Пусть она не считает себя непривлекательной. Да, у нее повадки девчонки-сорванца, но именно это ему безумно нравится. Он был женат на профессиональной красотке и часами стоял перед дверью их старого дома, пока Хлоя готовилась к выходу в свет. Она была ослепительной красавицей и всегда потрясающе выглядела, но ни ей, ни ему эта красота не дарила радости… С тех пор он терпеть не мог женщин, мечтающих стать красивыми.

Но он и рта не раскрыл. Если Дженни всегда ощущала себя неженственной, если она и впрямь очень переживала из-за этого, то слова, которые он ей скажет, не утешает ее. Тем более сейчас.

Стук в дверь избавил его от необходимости отвечать. Дверь распахнулась и вошел Брайан, не дождавшись приглашения.

— Алек? — было первым его словом. Странно. Ему следовало бы сначала поздороваться с Дженни. Наверное, его сильно удивила эта встреча. — Ты пришел навестить Дженни? Думаю, она рада.

Алек встал и подал Брайану руку, но у того руки были заняты. Он принес изящную цветочную композицию — три розоватые орхидеи, укрепленные на подставке из мха. Это будет чудесно смотреться на ночном столике, вернее, чудно смотрелось бы, если бы на нем еще оставалось место.

— Похоже, это лишнее, — голос Брайана звучал беспечно, он словно посмеивался про себя. — Следовало придумать что-нибудь пооригинальнее, — он сдвинул корзину с гиацинтами и водрузил свои цветы рядом с пластиковым кувшином для воды. Потом взглянул на Дженни: — Сколько они собираются томить тебя тут?

— Если не поднимется температура, выпишут после обеда.

Алек был в шоке. Если бы он был режиссером, а все происходящее — сценой из сериала, то Дженни полагалось растаять при виде Брайана. Она из последних сил сдерживалась при Алеке, которого едва знала. И вот, наконец, приходит любимый, отец утраченного ребенка. Она рыдает. Этот человек поддержит ее, утешит… С ним она в безопасности, при нем можно плакать.

Но Дженни почему-то не таяла. Она оставалась такой же собранной и вежливой, как и в присутствии Алека.

— Рад, что ты скоро выйдешь. Тут не слишком-то весело, — Брайан окинул взглядом палату. — Я бы и часу не вытерпел в больнице. Меня трясет даже когда прихожу кого-нибудь навестить.

«Господи, парень, да ведь она же только что потеряла твоего ребенка. Неужели тебе это безразлично?»

А Брайан продолжал болтать. Палата маловата, правда? Но, по крайней мере, нет соседей. А которые цветы с телевидения? Много баксов грохнули на букет? Но его слова звучали неестественно, натянуто, а голос был чересчур веселым.

Алек, кажется, все понял. У них с женой было заведено так: расстраиваться имела право только Хлоя. А у Алека все должно быть в порядке. Его обязанностью в их союзе было решать проблемы, а ее — их создавать. И обоим эти роли удавались, пока не появились проблемы, которые Алек оказался бессилен разрешить…

Может быть, нечто похожее происходит и у Дженни с Брайаном? Разрешать проблемы было делом Дженни. «Я не считаю себя человеком, которого надо спасать», — сказала она Алеку. Но вот она здесь, в отчаянном положении. У нее беда, а это против правил. И Брайан не знает, как себя вести.

— Скажи-ка, Алек, — Брайан указал Алеку на единственный стул, сдвинул вазу с цветами и устроился на подоконнике, — как тебе работалось со Стивом Нортлэндом?

Стив Нортлэнд? Он ставил фильм, в котором Алек успел сыграть между «Аспидом» и «Спальней моей госпожи». С какой стати сейчас говорить о нем?

— Замечательно.

— Мы с ним кое о чем поболтали перед тем, как он начал «Истсайд».

— Да? — Алек насторожился. «Кое о чем поболтали»? Наверное, собирались сотрудничать, а затем передумали. Или же просто ассистент режиссера сказал после кинопробы: «Не беспокойтесь, мы вам позвоним». Но Алека вовсе не волновало это. У Дженни выкидыш! При чем здесь дела?

Но, может быть, Брайан — человек такого сорта, который просто не может выказывать сердечной заботы в присутствии постороннего? И его словоблудие вовсе не свидетельствует о бесчувственности.

Пора уходить. Может быть, после его ухода Дженни станет легче? Он поднялся со стула. Брайан немедленно повернулся к нему, словно обрадовавшись. Опытные актеры, они недурно сымпровизировали сцену прощания.

Ожидая, пока откроются кремовые двери лифта, он гадал, что сейчас происходит в палате. Наверное, Брайан сидит на кровати, обнимая Дженни, а она плачет на его груди. А может быть, он по-прежнему сидит на подоконнике, продолжая болтать о своих проблемах.

3

Дженни была прекрасно осведомлена о больничной жизни. В каждом из ее сериалов, кроме, вероятно, последнего, обязательно бывали сцены в больнице. К тому же ее первый босс была сторонником скрупулезной точности во всем, вплоть до деталей. А сама Дженни попала в больницу впервые. Никогда прежде на ее запястье не надевали пластиковый браслет. Никогда она не лежала на больничной койке.

Одиночество больно ранило ее. Она не была к нему готова. В мыльных операх больничные палаты всегда полны народу — врачи, медсестры и посетители, толпы посетителей… И если больной просыпался в три часа ночи, то какой-нибудь верный друг уже припадал к его ложу. Можно было начинать сцену.

Но прошлой ночью, когда Дженни проснулась в три часа, на стуле никто не сидел. Она была одна в серых стенах больничной палаты.

Наутро оказалось, что стены выкрашены в унылый голубой цвет. Палата была полна цветов. Это выглядело весьма мило, но одиночество не покидало Дженни. Приходил Алек, но ушел, когда появился Брайан. А у Брайана как всегда уйма дел, к тому же сегодня у него съемочный день, задерживаться он не мог, — и вот она снова одна… Дженни решила было позвонить отцу. Услышав его голос, она не чувствовала бы себя такой заброшенной. Но он и не подозревал о ее беременности. Узнав о выкидыше, он очень огорчится. А ведь она всегда старалась не причинять ему тревог. Вот если бы у нее была мать… Но тогда вся жизнь Дженни была бы иной…