Дневник мотылька

— Ах, Эрнесса на диете!

Не нужна ей никакая диета. Она прекрасно сложена — ничего лишнего, мышцы в меру развиты. Фигура стройная, но не тощая. Дымит она, правда, как паровоз — всегда первой бежит в общую комнату после обеда и почти все выходные проводит там с сигаретой во рту. Эрнесса так глубоко затягивается, что кажется — сейчас она засосет горящую сигарету в самое горло. Так только мужчины курят. А мне дым вечно разъедает глаза, и я не умею толком удержать сигарету между пальцев. Да и не очень-то я люблю курить — так, стрельну у кого-нибудь сигаретку раз в день.

10 октября

Вот уж никогда не думала, что Люси станет действовать мне на нервы.

Она решила не ехать домой на уик-энд, и я обрадовалась, что мы наконец-то побудем вместе. Но, зайдя за ней перед завтраком, я не застала ее в комнате. Постель была аккуратно застелена, все двери закрыты. И никто не знал, где она. Я побежала вниз и заглянула в учетный лист. Эрнесса и Люси расписались об уходе в одно и то же время — в семь тридцать утра. Моя подруга вернулась только к ужину, и до самого отбоя мне так и не удалось с ней поговорить. Она меня избегала.

Сначала Люси и не собиралась сообщать, где была.

— Я просто гуляла одна.

Пришлось припереть ее к стенке — я, мол, знаю, что они с Эрнессой вместе ушли из общежития, хотя, наверное, мне не стоило так унижаться. На это Люси ответила, что они весь день катались верхом за городом. Конечно, Люси на меня разозлилась, а я почувствовала себя ничтожеством, оттого что мне пришлось силой выцарапывать признание у своей лучшей подруги. Я спросила, почему надо было делать из этой прогулки такую тайну.

— Но ты бы обиделась, что я тебя не позвала. Я же знаю, что ты не любишь кататься верхом. А погодка была просто летняя, и я не могла отказать себе в удовольствии, — сказала Люси.

Я ушла в свою комнату, закрыв за собой обе двери. Нет-нет, я не хлопнула дверьми, а тихо, но плотно прикрыла их. Пусть она видит, что я не хочу иметь с ней ничего общего. Мне безразлично, как она проводит время. Разве я сторож подруге моей?

«Ты не любишь кататься верхом…» Да я в жизни не садилась на лошадь, и Люси это известно. Я боюсь животных.

11 октября

Мы с папой гуляем в ботаническом саду. День стоит солнечный, но ветреный и холодный, поэтому я беру папу под руку и жмусь к нему поближе. Весна только начинается. Крохотные изящные листочки высовывают из почек свои язычки, а цветочные бутоны на деревьях еще зеленые. И я размышляю о том, как же мне вытерпеть еще неделю, пока цветы распустятся и я увижу, какого они цвета. Я хорошо знаю это место в саду и эти деревья — магнолии с нависающими над террасой черными извилистыми ветвями. На них набухшие мохнатые бутоны величиной с детский кулачок, который вот-вот разожмется и покажет, что там… пусто.

Но если это я стою рядом с папой, положив голову ему на плечо, то почему я вижу нас со стороны? Почему я издалека наблюдаю за девочкой и мужчиной на фоне моря кремовых цветов, которые внезапно распустились, стоило мне только отвернуться на секунду. Папа вытянутой рукой указывает куда-то вдаль. Он что-то говорит при этом, но мне не слышно отсюда, ведь он так далеко! На папе его пальто и такая знакомая коричневая кепка, но я одета во что-то чужое. Я в черном пальто и в черном берете. И постепенно я понимаю, что да, это мой папа, но рядом с ним — не я. Единственное, что я могу разглядеть, — это не женщина, это — девочка. Чужая девчонка гуляет по саду под руку с моим отцом!

Они удаляются. Никто из них даже не обернулся, никто не взглянул на меня. А я не могу побежать за ними. Я не в силах сдвинуться с места…

Как я ненавижу такие сны! Поутру я проснулась разбитая и злая, потому что не смогла в собственном сне сделать то, что мне было нужно.

12 октября

Сегодня за завтраком нахалка Клэр заявила, что я слишком много времени провожу с мистером Дэвисом.

— Ясно как божий день, что ты в него втюрилась.

Ну не абсурд? Не она ли постоянно докучает ему, даже напрашивается к нему домой, чтобы увидеть его жену? Да кому нужна его жена? Клэр стала такой навязчивой, что мне просто стыдно за нее. Я люблю беседовать с мистером Дэвисом о прочитанных книгах. Мне совершенно не с кем поделиться впечатлениями, некому рассказать о том, что понравилось. С Эрнессой у меня ничего общего, а Дора надоела своими нотациями. Ей мои книги безразличны. Она по-прежнему терзает Софию монологами о философии. Влюбиться в мистера Дэвиса — все равно что влюбиться в отца. Меня больше вдохновляет любовь к кому-то вроде Люси — платоническая, конечно, секс тут ни при чем.

13 октября

Чарли словно с цепи сорвалась — так и норовит вылететь из школы. Я думаю, что в итоге она своего добьется. Сегодня ночью они с Кэрол зачем-то вышвырнули из окна кресло. Оно упало во внутренний дворик. Раздался необычайно громкий чавкающий звук, как будто земля разверзлась и всосала кресло, а потом выплюнула наружу его останки. Окна миссис Холтон также выходят во внутренний дворик, и она тоже услышала этот звук. С криком: «Девочки, девочки, что случилось?» — она помчалась по коридору.

Все наши столпились у двери Кэрол. Миссис Холтон вошла, и мы услышали истошный вопль Чарли:

— Мы не могли, не могли ее остановить, Кики просто бросилась к окну, распахнула его и выпрыгнула! Она еще что-то крикнула про…

До окна миссис Холтон не дошла — рухнула на пол в глубоком обмороке. Мне всегда было интересно увидеть, как это происходит на самом деле, я думала, такое только в книгах бывает. Обеих подружек посадили под домашний арест на две недели. Чарли была в ярости. Странная какая: если за крики из окна записывают замечание, чего она, спрашивается, ожидала за кресло? Теперь все будут следить за каждым ее шагом. Малейшая оплошность — и ее вытурят. А она привыкла регулярно наведываться к Эрнессе за травкой. И почти ежедневно нашу Чарли плющит. Как она вообще функционирует — не представляю!

К тому же она почти не ест — вероятно, подражает все той же Эрнессе. Почему все помешались на Эрнессе? Люси как собачка ходит за ней по пятам. Все девчонки морят себя голодом, следуя ее примеру. Чарли таскается в ее комнату, пьет диетическую колу во время ланча. Правда, Чарли-то хватает дня на два, не больше. Непонятно, зачем ей все это — она совсем не интересуется парнями, и ее не колышет, как она выглядит. С другой стороны, мы с Люси только недавно обсуждали, как жутко наблюдать за тем, что творится с телом Чарли. Она всегда была такой тощей, а теперь раздувается, будто на дрожжах. Никак не могу к этому привыкнуть. Глядя на нее, я всякий раз чувствую: что-то тут не так. У нее не увеличивается грудь, не округляются бедра — она просто вся распухает. Помню, как впервые увидела ее. Она появилась у нас сразу после каникул. Чарли шла по школьному коридору следом за своей матерью. Просто не верилось, что эта краснощекая толстуха в пепельных кудряшках — мать худенькой девочки, бредущей позади нее. Чарли, наверное, габаритами догонит свою мать. Однажды и Чарли вот так же разнесет. Родители заложили в нее бомбу с часовым механизмом, и ничто не может остановить эти часы.

Я хочу навсегда остаться такой, как сейчас, — в мои планы не входит выглядеть старше. Никогда не забуду, как, сидя в холле возле столовой в ожидании своего первого ужина в этом заведении, листала подшивку «Отголосков Брэнгвина». Сотни фотографий: встречи бывших выпускниц, мамаши с детьми, бабушки с внуками. Жирные матроны в туфлях-лодочках (традиционный низкий каблук) и с подобающими сумочками в руках. Неужели они тоже когда-то были такими, как мы? У этих теток толстые ноги, стриженые, испорченные перманентом волосы, ни малейшего намека на талию, безвкусные мешковатые платья. И у каждой — обязательная нитка жемчуга на шее. Это какой-то особый подвид. Они стали такими всего за несколько лет. Моя мама совсем не похожа на этих старух. Она все так же красива и стройна, как в день своего замужества.