Три минуты молчания

— Посмотри там, — сказала Клавка. — Таксист не уехал еще?

— Зачем он тебе?

— Поедем на нем. Ко мне, в Росту.

— Это что еще, Клавка?

— Поедем, я сказала. Попробуем жить с тобой.

— Как же девятины? — все, что я догадался спросить.

— А ну их! — Провела пальцами по глазам. — Там и без меня не заскучают. А тут все-таки — живой. Эх, сделаю еще одну глупость и затихну!

— Клавка, что же ты меня мучаешь!

— Сама вот мучаюсь… Может, нам и повезет с тобой. Может, не так скоро и кончится. Думаешь, мне тебя любить не хочется? Я ж не совсем пропащая.

— А если он вернется?

— Ну зачем об этом? Что-то же я решила… Ну будем втроем тогда решать, если тебе хочется. Может, подеретесь из-за меня? Только почему-то всегда при этом нашей сестре достается.

И это тоже, я подумал, было с тобой. Сколько же мне еще придется узнать про тебя?..

Мы с Клавкой сошли на площадь по мерзлым ступеням. Кругом была темень, рассвет еще и не брезжил. Мне казалось — он никогда не наступит, обошел он наши края. А таксишник еще стоял на площади, грел мотор. Ожидал пассажиров с "Полярной стрелы", она к восьми приходит.

Клавка пошла впереди — по стежке, которую таксишники протоптали к буфету. Вдруг она обернулась ко мне, и я на нее налетел. Клавка прижалась ко мне холодной щекою.

— Что ты?

— А может, не надо? Ведь и хорошее было, осталось бы о чем вспомнить, а вдруг мы все испохабим?

— Не знаю.

— "Не знаю", "не знаю", все — на Клавкину ответственность!.. Закройся ты, бич несчастный! — Клавка роняла варежки, застегивала мне телогрейку на горле, а студеный ветер выжимал у нее слезы. — Я тебя завлекала, завлекала, а теперь самой страшно…

— Иди вперед, — я сказал.

Она кивнула.

— Вот правильно. — И пошла.

Я бы порассказал вам, как мы приехали и вошли с нею в ту комнату, где я почти ничего не помнил, откуда меня выволакивали битым, и как мы прожили первый наш день, и что было дальше, — но тут уже начинается совсем другая история, там и Клавка будет другая, и я другой, и чем бы все ни кончилось вы нас запомните вот в эту минуту, потому что, как говорил наш старпом из Волоколамска: "Может быть, мы и живы — минутной добротой?"

Так что распрощаемся на набережной, где я последний раз оглянулся посмотреть на всю эту живопись. Клавдия стояла поодаль, ждала меня и тоже смотрела на порт. Мы услышали три прощальных гудка, и черный траулер вывалился из ковша, пошел к середине гавани. Он пересекал цветные нити, и ему отвечали гудками верфь, и диспетчерская, и несколько больших кораблей, где шла еще ночная работа.

Не знаю, куда уходили бичи, где там над ними закачаются звездочки. Я и прощался с ними и не прощался — через неделю и мы вот так же уйдем: стране ведь нужна рыба.

И куртки мне было не жалко совсем. Пускай она остается в Гольфстриме.