Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Куда мы едем?

Машину он предлагал вполне серьезно.

— В Нусле, — ответил я. — А стоит ли вам затруднять себя, пан профессор?

Он махнул рукой:

— Какие пустяки!

Наверно, он был прав.

Мы молча сошли по лестнице, Ондроушек знаком предложил мне сесть возле себя и стал искать в карманах сигареты. Потом вставил в зажигание ключ и повернул. И тут я во второй раз облился холодным потом, вспомнив, что, пока Ондроушек возле меня чертыхается, Ладена ждет внизу у лестницы около здания Национального комитета. Такого невезения у меня не было давно.

Серьезно.

Ключ в замке. Аккумулятор в порядке. А машина не заводится, хоть тресни.

8

Ладена всматривалась в проходящих и окидывала взглядом улицу не в страхе и растерянности, как бывает в таких случаях, а совершенно спокойно, чуть не равнодушно.

Я должен был приехать к половине одиннадцатого — так мы во вторник вечером договорились, — но был уже двенадцатый час, когда Ондроушек наконец затормозил, хлопнул меня приятельски по плечу и сказал совсем не таким голосом, как говорил на лекции:

— Авансом поздравляю, коллега. Всего труднее первые полгода. А там привыкнете!

И глаза у него были смешно растроганные. Я в тот момент готов был самому себе надавать пощечин. Ондроушек все-таки мировой мужик! Но ведь попробуй разберись, когда перед тобой преподаватель.

Поблагодарив и помахав ему на прощанье, я стрелой пересек тротуар, крепко взял Ладену за руки и, как бы ограждаясь от упреков с ее стороны, сказал:

— Это все Ондроушек… Ни о чем не спрашивай… вроде бы обошлось… не знаешь, где ребята?

— Наверно, наверху, — сказала Ладена. — Только я с ними незнакома — не могу ничем помочь…

— Что с тобой? — выпустил я ее руки и отступил.

— А с тобой что? Вид у тебя угрожающий. Я полагала, ты сегодня женишься… Что это на тебе за галстук?

— Ты дурочка… Да я бы… — хотел я сжать ее в объятиях.

— Тяни, тяни — пропустишь свою очередь! — улыбнулась Ладена.

Я взял ее за руку и побежал по лестнице.

— Народу там полно, — сказала она мне в первых раздвижных дверях.

— Я выбрала «Невинные забавы» Кёмферта. Это нам проиграют…

— Прекрасно, — сказал я и стал высматривать в коридоре знакомые лица.

— И отдала документы, как ты велел. А это мы с девчонками нарвали утром возле общежития, — вытянула она руку с букетом. — Скажи еще: нравится тебе мое платье? — и отстану.

— Нравится платье, все нравится, не нравится мне только, что ты лжешь!

— Как?

— Букет этот ты купила и заплатила семьдесят крон, — сказал я, быстро сосчитав гвоздики по десяти крон штука.

— По-моему, ты напрасно нервничаешь…

— Нет, не напрасно — нигде нет ребят!

На втором этаже я остановился и оглядел коридоры.

— Трудно тебе, Алеш! Без ребят — ни шагу… Но теперь у тебя я!

— Должны же у нас быть свидетели! — чуть не сорвался я на крик.

— Ребята — выше этажом. Там и товарищ, который оформляет браки. И две свидетельницы.

— Ты сюда?..

— …позвала Вишню и Ярку Дрбоглавову. Иначе они мне никогда бы не простили. Тебя это задевает?

Я покрутил головой. Едва ли уже что-нибудь могло задеть меня сегодня. Все окружающее я воспринимал будто в бреду; в каком-то судорожном порыве попытался на одном дыхании одолеть пятнадцать ступеней и снова ринулся на улицу, все это время мысленно кляня автомобиль Ондроушека. Ладену я держал крепко за руку. Когда я на последней площадке поднял голову, то неожиданно коснулся Ладениных волос, почувствовал их мягкость и обрадовался, что Ладена есть, что она тут, со мной, что она не только умная, но совершенно необыкновенная девчонка. Спокойствие ее передалось и мне.

Я огляделся.

Перед глазами еще все плыло: черное и белое, группки людей, толпящихся вокруг новобрачных, молочные плафоны под потолком, огромные от счастья и от слез глаза невесты, за чью фату я чуть было не зацепился… я снова говорил себе, что с этим маскарадом я никак не связан, потом увидел поднятые руки ребят, проталкивающихся к нам, и услыхал свою фамилию. Произнес ее распорядитель, который начал нас выстраивать.

— За молодыми пойдут родители, — объявил он.

Ладена стала ему что-то объяснять.

Что́ — я не слышал, потому что за рукав меня держал Ченек Колман.

— Все провалилось, Алеш… — говорил он тихо. — Ребята вышли из игры.

— Что провалилось?

Я сначала ничего не понял. Только украдкой посмотрел на Ченека. Хотелось узнать, как он, светский лев, оценивает Ладену. Она была красива в плотно облегающем платье, а желтоватый сумрак делал ее еще притягательней — на всем лице ярко выделялись только рот и золотисто-карие глаза.

— Сразу вас не разведут, — начал объяснять Ченька. — Этот закон уже не действует и никогда не действовал. Это все Вашек выдумал. Я знал еще вчера, хотел предупредить, звонил, ты же не можешь отрицать, что я тебе звонил?

— И что? — сказал я, не сразу осознав смысл этой новости.

Слишком поддался настроению момента. Но и при всем желании убежать я тогда не нашел бы в себе для этого ни мужества, ни силы.

— И что?.. — невозмутимо повторил я с видом киногероя.

Ченек предпринял последнюю отчаянную попытку.

— Гляди, Соботка, — сказал он на этот раз так громко, что Ладена не могла его не услышать, — не говори, что женишься из-за пяти бутылок, ты, как я вижу, сделаешь это и без них, так что о выигрыше не может быть и речи!

— Ты полагаешь?

— Да ты что, осел, что ли?!

— Возможно, я осел, Колман…

— Ну тогда шут с тобой! — сказал он.

Кажется, он сказал еще что-то, но голоса его я не слышал, а только чувствовал сухость во рту, касание Ладениного локтя и через минуту уже смотрел в помаргивающие глаза распорядителя отеческого вида, с могучей грудью колесом — которой он, надо полагать, заслуженно гордился — и, выслушав положенное назидание, ответил: «Да». Потом звякнули кольца о латунное блюдечко, и если я по глупости считал, что церемония пройдет спокойно, — я глубоко заблуждался: жестяной звук колец был омерзителен; по нему каждый мог определить, что кольца эти — с храмового праздника, по пяти крон штука. Распорядитель удивленно посмотрел на нас, замер на секунду, и могучая грудь его опала. Но выражение лица Ладены было ангельски невинным, хотя я был готов сквозь землю провалиться и, когда процедура окончилась, забыл даже, что надо отойти. Потом у меня жутко взмокла спина, голова горела, уже на улице я все не выпускал Ладениной руки. И в заключение начал как дурачок смеяться. Я всегда так смеюсь, если мне очень страшно. А мне тогда было очень страшно. Страшно того, что теперь будет.

За спиной у меня раздался незнакомый голос:

— Тебя можно поздравить, Ладена?

Я обернулся. На тротуаре толпились люди — ни одного знакомого лица, — тут же стояли Вишня с Яркой. А около Ладены — незнакомый парень. Он был на голову выше меня, черноволосый, черноусый, с маленькими насмешливыми глазами и приятным голосом.

— Ну разумеется, — ответила Ладена и подала черноусому руку.

— Представишь? — посмотрел он на меня.

— Ну разумеется, — снова ответила Ладена. — Это — Рихард.

— Соботка Алеш, — сказал я и полез в карман за сигаретами. Рихард мне улыбнулся.

— Я так и понял, — сказал он. — Однако я считал, что начинать ты бы могла с меня!..

Говоря, Рихард не отводил от меня глаз, и в них было презрение — я это видел.

— А я, наоборот, считала, что подобными вещами ты пренебрегаешь.

— Да, безусловно, — подтвердил с энтузиазмом Рихард. — Для меня важней другие ценности, чем круглая печатка МНК^[12].

— Вот то-то и оно, Рихард, — с энтузиазмом сказала Ладена. — Я же с некоторых пор предпочитаю круглую.

— Ну ты у нас всегда была математичка…

— Поэтому не надо было забывать, что я могу прикинуть и подытожить!.. Но все равно ты — восхитительный мужчина, и тебе положена гвоздика.