Свирепые калеки

А теперь вот она сбежала, а Свиттерс остался гадать, уж не расхолодила ли ее потеря девственности в тридцать четыре года, не явилась ли великим разочарованием; так что, подозревая, что виноват в этом он, Свиттерс (увы, наверняка именно так!), и гонимая своим Асмодеем, она отправилась на поиски мужчины или мужчин, которые лучше сумеют оправдать ее давние ожидания. Либо – выставляя себя, любимого, в свете более благоприятном – Свиттерс прикидывал, что, возможно, этот опыт оказался для Фанни настолько всепоглощающе чудесным, что она, во власти благоговения, не могла ни слова вымолвить, ни двинуться, а после удрала из обители, дабы перепробовать множество разных партнеров и иметь возможность сравнивать. (Отчего-то это второе объяснение казалось менее вероятным.) С другой стороны, полученный опыт – благой ли, дурной или посредственный, – должно быть, обрушил на нее такую нежданную лавину обусловленных католичеством обломков, что истерзавшее душу чувство вины, возможно, погнало ее домой, в Ирландию, умолять принять ее как мирскую монахиню в какую-нибудь ортодоксальную обитель.

– Je ne comprends pas. [198] – Свиттерс пожал плечами. – Не понимаю. – И он действительно ничего не понимал, и еще много месяцев этот досадный инцидент задевал за живое его мужское достоинство, ибо Фанни так и не вернулась и даже весточки не прислала.

Как ни странно, как только он завершил подробный рассказ о деяниях, едва не разваливших на части его узкую койку, Домино вздохнула, сочувственно улыбнулась и заметила, что бегство Фанни – при условии, что с ней все в порядке, – пожалуй, что и к лучшему. Со своей стороны, Красавица-под-Маской не сказала ничего более на эту тему, но вместо того осведомилась, не обучит ли ее Свиттерс обращению с компьютером.

«Начиная с завтрашнего утра, – написал он по электронной почте Бобби Кейсу, – матиссова синяя ню будет сидеть со мною рядом вот за этой самой клавиатурой».

«Ну ты даешь, – отозвался Бобби. – Следующим номером, чего доброго, ты станешь вязать носочки на пару с «Матерью Уистлера». [199]

«Возможно, ты и прав: я постепенно приучаюсь ценить женщин постарше, с которыми, к слову сказать, не связан узами родства. Но «мать Уистлера» в кавычках писать не обязательно. Правильное название картины, которую ты имеешь в виду, – «Композиция в сером и чёрном».

«Спасибо за поправку. Ты настоящий друг. А то я, чего доброго, здорово бы опростоволосился на каком-нибудь гребаном званом вечере».

– Мне страшно жаль, – сообщил Свиттерс своей ученице, – но когда я уеду в конце сентября, этого вампира мне придется забрать с собой.

Красавица-под-Маской заверила, что все понимает, однако у нее есть основания верить, что Господь со временем пошлет пахомианкам собственный компьютер.

«Ага, конечно, – подумал про себя Свиттерс. – Господь под именем Соль Глиссанта». А вслух пояснил, что компьютер наверняка окажется не совсем таким же, что сестрам потребуется сервер, причем с возможностями спутниковой связи, поскольку телефонных линий в оазис не проведено; а если им удастся таковым разжиться, так им придется оплатить подключение и каждый месяц вносить абонентскую плату. Когда же престарелая аббатиса полюбопытствовала, какой сервер у Свиттерса, он, к вящему ее удивлению, сообщил: «Цэрэушный». А она-то думала, он порвал все связи с этой организацией. Свиттерс же объяснил, что официально это так, но на «консервной фабрике» у него остались друзья, смышленые ангелы, которые позаботились о том, чтобы он оставался «подключен к сетям».

– Эти ваши изыскания, что вы затеваете – а поисковая система Лэнгли лучшая из всех, что есть, – все оплатит ЦРУ. Нет-нет-нет, это вообще не проблема. Даже когда контора не подкупает диктаторов и не финансирует реакционные революции, денег у нее под матрасом столько, что на такой постели и не уснешь толком, все ворочаешься с боку на бок. ЦРУ не отчитывается в своих тратах перед Конгрессом – вопреки тому, что это четко оговорено в нашей Конституции, – а значит, мы имеем дело с противозаконным правительственным сектором, к слову сказать. Так что если мы и крадем, так крадем у преступников.

– Вот уж не уверена, что это нас оправдывает.

– Может, и нет, зато развлекать – развлекает. – Домино, заглянувшая к ним посмотреть, как проходит урок и хватает ли Свиттерсу его познаний во французском, так и прыснула. Свиттерс усмехнулся в ответ – и не стал сообщать о том, что Лэнгли скорее всего нарочно не стал отключать его от сетей, дабы отслеживать его деятельность – во всяком случае, ту, которую он озвучивает через электронный голос.

Следующим пунктом Свиттерс предупредил Красавицу-под-Маской, что компьютер окажется тяжким испытанием для ее христианского терпения, ибо, хотя машину эту изобрели ради экономии времени, времени она зачастую пожирает куда больше, нежели телефонные звонки или походы в библиотеку.

– Некоторые вебсайты, куда вас, возможно, потянет заглянуть, обнаружат в себе столько хитов, что вам придется стоять в очереди, точно крошке-чихуахуа, ожидающей, пока и до нее дойдет черед поглодать последнюю в мире косточку. На самом деле в Интернете как таковом нет ничего дурного, просто слишком многие, мать их за ногу, им пользуются. Слишком многие, мать их за ногу, пользуются дорогами и энергией, пользуются парками и деревьями, пляжами, коровами, канализацией и самолетами, пользуются всем, чем можно, кроме хорошего вкуса и противозачаточных средств, хотя подозреваю, что это, чего доброго, одно и то же. Ну, в смысле, вы видели родителей этой американской семерки близняшек? Как тут не задуматься о геометрической прогрессии и не содрогнуться в ужасе? Чтобы одна-единственная парочка в результате безвкусного, вульгарного «пробирочного» спаривания нахреначила целый генофонд?

Ни одна из француженок не знала про «маленькое чудо в Айове», но, как хорошо было известно Свиттерсу, перенаселение и мириады его гнусных последствий задевали их за живое, так что его болтология вызвала самый положительный отклик. Однако он глубоко заблуждался, полагая, будто интернет-странствия Красавицы-под-Маской ограничатся только сайтами, либо напрямую связанными с планированием семьи, либо предоставляющими форумы для тех, кто этим озабочен. С его помощью настоятельница и впрямь заглядывала порой на такие сайты, но изыскания аббатисы пахомианок сосредоточились в первую очередь на совершенно ином предмете. По чистой случайности именно этому предмету Свиттерс уделил толику внимания не далее как в прошлом году.

Июнь. Июль. Август. Сентябрь. Лето в Северном полушарии – каковое включает в себя естественным образом и, к слову сказать, подчеркнуто включает – сирийскую пустыню. Солнце было ярко-красным, как задница павиана. Каждое Божье утро оно неумолимо поднималось из-за горизонта и, точно злоехидный павиан, карабкающийся вверх по лестнице, демонстрировало тем, кто заперт на первом этаже, сие вульгарное зрелище.

Иззубренный зноем, гудящий от взвихренного ветром песка воздух за пределами оазиса походил на букет ножовок. В кольце стен жизнь была сносной благодаря в изобилии разбросанным тут и там островкам тени, хотя о прохладе оставалось только мечтать. Изредка плодовые деревья вздрагивали, точно пытаясь стряхнуть с себя жару, либо слегка наклонялись, точно их так и тянуло прилечь в собственной тени. И вновь все замирало – до того момента, как следующий серный порыв ветра с непоколебимым упорством выпархивал из гигантской печи. Эта печь изведала тяжкие усилия соды и соли – но не пышные увеселения дрожжей.

Внутри оазиса жизнь текла неспешно; лето монотонно бубнило себе и бубнило, точно обструкционист в сенате, – даже по ощущениям Свиттерса, а ведь он был из тех, кому кажется, будто время в целом понемногу набирает скорость. Если он не дрых на пострадавшей от Фанни койке, не читал наугад выбранный абзац из «Поминок по Финнегану» и не перекидывался от случая к случаю письмами с Бобби или Маэстрой, он общался – разнообразно, индивидуально и по большей части вяло – с восемью благочестивыми париями, с которыми охранял аванпост.