Осенний мост

Отец! Отец!

Теперь голос Мидори звучал совсем близко. Он доносился из коридора, примыкающего к пиршественному залу.

У Киёри вырвалось сдавленное рыдание.

Помогите ей! Я освобождаю вас от вашего обещания! Идите!

Нао и его люди опрометью вылетели из зала, на ходу выхватывая мечи. Мидори находилась в дальнем конце коридора. Пояс ее исчез, кимоно было распахнуто, и вся нижняя одежда от груди до бедер была залита кровью.

Мидори!

Когда она увидела отца, то сделала шаг вперед, зашаталась и осела на пол. И осталась лежать недвижной грудой.

Госпожа Тиеми услышала в предрассветной тиши грохот копыт. Это ехал посланец, появления которого она ждала и страшилась. У нее вырвался всхлип. Мышцы напряглись. Рукоять танто врезалась в ребра.

В тиши горюющего сердца госпожа Тиеми воззвала к Сострадательному, но не ради себя. Она просила ниспослать вечный покой ее возлюбленной дочери.

Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу.

Эти несколько слов, произнесенные с полной искренностью, должны были обеспечить Мидори возрождение в Сухавати, Чистой земле.

Госпожа Тиеми не была уверена, что верит в это. Но она цеплялась за эту надежду, поскольку никакой иной надежды у нее не оставалось.

Она вынула танто из-за пояса, сжала в левой руке ножны, а в правой — рукоять ножа. Она услышала, как всадник осадил лошадь, а несколько мгновений спустя его шаги загрохотали по деревянному полу коридора. Она покрепче сжала нож и приготовилась выхватить его.

Дверь распахнулась.

Госпожа Тиеми! — выдохнул посланец. Он был еле жив после бешеной скачки, и долг, повелевающий поскорее передать вести, боролся с настоятельной потребностью дышать. А потому он говорил отрывисто, едва переводя дух. И не успел он закончить, как госпожа Тиеми кинулась прочь из зала медитаций.

До того мгновения, как Мидори положила голову ему на грудь, Ёримаса видел свое будущее с такой ясностью, словно сам был пророком. Но затем, когда он обнял ее, притворяясь, будто пытается ее утешить, он обнаружил под кимоно куда более детское — и по размерам, и по сложению — тело, чем ожидал. Он впервые взглянул на нее с близкого расстояния. Кто-то — мать, или, быть может, служанки, — наложили ей искусный макияж. Издалека его вполне хватало, чтобы скрыть ее незрелость, особенно от того, кто и не приглядывается. Надо ему было повнимательнее слушать, что отец говорил про нее — он ведь наверняка говорил. Но как только Ёримаса узнал, кто она такая — дочь смехотворного Яблочного князя, — все прочее превратилось в несущественные подробности. Во всяком случае, так ему тогда казалось.

Мидори!

Да, мой господин.

В каком году ты родилась?

Господин?

Вопрос вогнал Мидори в замешательство. Он должен был это знать. Никто не согласится жениться, не посоветовавшись предварительно с астрологом. Отец говорил, что гороскоп Ёримасы благоприятен для нее. А ее гороскоп должен был подходить ему, иначе ни о какой свадьбе речи бы не шло. Но ей не полагается задавать вопросы мужу. Уж это-то она будет помнить. Когда он говорит, ее дело — повиноваться.

Во втором году царствования императора Нинкё, — ответила она.

А в каком месяце?

Мидори покраснела. Родиться в такой месяц и попасться на глаза мужу, когда ты лезешь на дерево! Можно ли придумать что-нибудь хуже?

В месяц обезьяны, мой господин, — ответила она еле слышно, надеясь, что он и вправду ее не расслышит.

Ёримаса вгляделся в лицо девушки под слоем косметики. Неудивительно, что она не в состоянии следить за своей прической. Не удивительно, что она лазает по деревьям вместе с деревенскими мальчишками. Причина не в том, что она умственно неполноценна, как он уже было решил. Причина в том, что ей всего одиннадцать лет.

И его отец, зная, каким он стал и на какую жестокость способен, отдал ему ребенка. Киёри интересовало лишь одно: получить наследника и пророка для будущего поколения. Его не волновало, кем для этого придется пожертвовать. Что собственный старший сын, что это ни в чем не повинное дитя — никто не имел для него никакого значения.

Да падет на его отца проклятие неумолимых богов и да будет он лишен сострадания и защиты будд!

Рука Ёримасы соскользнула с плеча Мидори.

Я не чудовище, — произнес он.

Нет, мой господин.

Ёримаса начал пугать ее. О чем он говорит?

Он встал, пошатнулся и чуть не упал.

Я творил зло, но я все же не чудовище.

Мидори знала, что она — неподходящая жена для такого человека. Неужто она настолько сильно разочаровала его, что он не пожелает хотя бы поговорить с ней несколько минут? Нет, тут что-то хуже. Ёримаса натолкнулся на стойку с мечами, схватил свой короткий меч и такой яростью отшвырнул ножны в сторону, что те пробили бумажную панель двери и вылетели в коридор. Ее недостатки настолько разочаровали его, что он собрался убить ее!

Пусть твое пророчество попробует объяснить это! — выкрикнул Ёримаса.

Мидори вскинула руку и закрыла лицо широким рукавом. Он не мог служить защитой, но он, по крайней мере, позволил ей не видеть опускающийся клинок. На пол прямо перед ней плеснула кровь. Капля попала Мидори на щеку. Но она не ощутила боли, и вообще не почувствовала прикосновения меча.

Это была не ее кровь!

Ёримаса вогнал меч себе в живот.

Мидори закричала.

Если бы он проглотил поменьше опиума, выпил поменьше абсента, не ослабел от стыда и не так торопился от гнева, Ёримаса мог бы стать первым человеком, которому удалось помешать исполнению пророчества, изреченному князем из рода Окумити. Но скверные привычки помешали исполнению благого намерения.

Он неудачно ухватил меч, и тот вместо кишечника оказался нацелен в уровень желудка. Поскольку Ёримаса не произвел всех тех приготовлений, которые предписывала традиция, клинку пришлось пройти через несколько слоев одежды, и потому, как Ёримаса ни старался, ему не удалось развернуть лезвие под нужным углом и вскрыть себе живот. Но даже так он вскорости истек бы кровью и умер, если бы не одно, совершенно неожиданное, событие.

Его спасением занялась Мидори.

Господин, что вы делаете?!

Ёримаса, плача от гнева и бессилия, попытался провести клинок вниз, в живот, но сбившаяся одежда его не пускала. Мидори же обоими руками ухватилась за рукоять меча и дернула изо всех. Ёримаса в этот момент держал меч за клинок, ухватив его через ткань кимоно, и его захват оказался слабее, чем у Мидори. И в результате Мидори грохнулась на пол вместе с мечом.

Мидори бросила меч и кинулась обратно к Ёримасе. Он сам и пол вокруг него были залиты кровью. Мидори видела, как кровь толчками выливалась из кошмарной раны в животе. Она попыталась зажать рану, но у нее ничего не получилось.

Помогите! Помогите! Отец! Отец!

Мидори сорвала с себя оби, испортив тщательно вывязанный узел, и прижала его к ране. Кровь была повсюду. Ее потрясло, что кровь все еще текла из Ёримасы. Откуда только? Ясно же, что там уже ничего не могло остаться.

Помогите!

Да куда же все подевались?! Мидори не могла больше ждать. Если Ёримасе не помочь, он умрет.

Она выскочила из комнаты и кинулась искать отца.

Лучше бы ты дал мне умереть, — сказал Ёримаса. — А так мне теперь придется начинать заново. Отвратительно, не так ли? Самурай, который не может покончить с собой с первой попытки.

Я горжусь тобой, — сказал Киёри.

Ёримаса повернулся на кровати, чтобы лучше видеть отца, и скривился от этого усилия.

Я знаю, почему ты попытался зарезаться, — сказал Киёри. — Ты хотел удержаться от насилия по отношению к этой девочке.

Ничего ты не знаешь, — отрезал Ёримаса. — Я в любом случае не прикоснулся бы к ней. Я попытался убить себя потому, что я оказался ближайшим Окумити, только и всего. Если бы там был ты, я бы попытался убить тебя. Для тебя ничего не имеет значения, кроме твоих пророчеств. Ты прислал ее мне, словно животное на бойню к отверженным.