Ангелы Монмартра

Некоторое время Анж вспоминал события, которые соединили его с девушкой. Папаша Фредэ и барон Пижар, принесшие ему странный напиток. Беседа на газоне возле «Улья» о совах. Глина в руках Дуниковского превращается в бюст… Потом карнавал, первое появление таинственной незнакомки, пари, скрип стола под танцующими. Бесславная дуэль в Люксембургском саду, наспех вырытая могила для собаки… Мост, близкая смерть, полицейский инспектор. Снова мост, прелестный ангел, ощущение счастья…

Первая ночь. Полная боли жизнь Орфелины. Смерть родителей, унижение, бегство, падение с трапеции… После – утро, букетик фиалок, новое платье, синематограф, ступени Сакре-Кёр, германский моноплан… Мадам Донадье и знакомство с мсье Соважем…

Внезапная вспышка в месте открытого перелома судьбы. Странная открытка; путешествие в карете, украшенной разноцветными огоньками. Репетиции. Ссора Светланы с Кристеллой. Спектакль. Битва в небесах.

Париж. Рассвет. Смерть.

Дальше вспоминать расхотелось. Жаль, Светлана отстала по пути. Не откроется дверь в сад, не появится на пороге стройная фигурка, не позовет ласковый голос.

До боли захотелось взглянуть на портрет. Анж быстрым шагом направился в дом. За его спиной покачивался на цепях опустевший диван.

Художник на минуту остановился в прихожей и неожиданно для себя свернул на половину мсье Соважа. Торопливо откинув край ковра, он ввалился в каморку и впотьмах нащупал на столе древнюю маску. Она оказалась сухой. Анж бережно поднял ее и унес в комнату Светланы. Там он поднес личину к зеркалу.

Художник представил, что это вовсе не маска, а лицо любимой отражается в его собственном зрачке. Возникло волнующее впечатление, что душа Светлячка витает где-то рядом…

Мадам Донадье разумно решила, что Дежану не стоит приносить скоропортящиеся продукты. В ее корзинке он нашел большую булку, две упаковки чая и несколько банок со свиной тушенкой.

Заглушив голод, художник тщательно вытер руки ветошью и смешал краски на палитре.

Часы в гостиной мсье Соважа пробили одиннадцать. Не стоит спешить. Кропотливая предварительная подготовка принесла уверенность в силах.

Теперь можно браться за холст. Точка за точкой, мазок за мазком. Краску надо накладывать легким касанием. Что ж, приступим!

Лицо Селены изображено почти в фас, лишь чуть-чуть повернуто вправо. Значит, на правом зрачке следует учесть деформацию отражения… Спрашивается, зачем? Ведь решил рисовать схематично, без подробностей. Нет же, надо всё доводить до совершенства. Так можно и не успеть до полуночи. Ничего, спокойно, без волнения, иначе можно всё испортить…

Правый глаз готов. Левый, обращенный к зрителю, самый сложный. Хорошо, что правильно смешал белила и краплак, точно под цвет лица. Только надо слегка затемнить…

Около часу дня, за мгновение до беды, Анж почувствовал: что-то произойдет. От напряжения свело руку, игла внезапной боли пронзила локоть. Острие пера прочертило короткую, но глубокую линию по поверхности холста. Некоторые волокна оказались вспоротыми, и это было непоправимо. Сердце художника словно покрылось инеем, в то время как на лбу мгновенно выступил пот. Дежан застыл, не в силах оторвать взгляд от перечеркнутого наискось смешливого зеленого глаза. Анжу показалось, что в его душе рушится вселенная…

Влекомые необъяснимым порывом, к вечеру у дома Дежана начали собираться люди.

С Монпарнаса ехали Архипенко, Бранкузи, Сутин, Дуниковский – поляк вез с собой отлитый в бронзе бюст художника. Модильяни, Пикассо, до этого проведшие ночь в «Резвом Кролике», прибыли первыми и выглядели ничуть не уставшими. Их сопровождал Зборовский. Немного позже пришли Макс Жакоб с Гертрудой Стайн, почти вслед за ними Эренбург и композитор Эрик Сати. Под плафоном газового фонаря остановились папаша Фредэ и барон Пижар. Около замершего на другой стороне улицы такси в одиночестве курил Гастон Маранбер. В фиакре прибыли Сюзанна Валадон с Утрилло. Опершись на тросточку, замер у фасада вечно сонный маршан Амбруаз Воллар.

Казалось, невидимый, но очень сильный магнит притягивал сюда весь творческий Париж. Прибывшие вполголоса беседовали, не думая о причине встречи. Казалось, что они заранее сговорились о всеобщей ночной прогулке у Восточного вокзала.

Полчаса спустя с противоположных концов улицы подошли еще две многочисленные группы. Это были молодые люди – красивые, хорошо одетые парни и девушки. Никто не заметил, что в лицах вновь прибывших есть некие сходные, едва ли не родственные черты. Почти одинаковыми были удлиненные овалы лиц, тонкие переносицы и маленькие полные губы, темные веки, большие глаза, в основном карие и голубые. Обе группы расположились поодаль, не смешиваясь между собой, но время от времени бросая друг на друга настороженные взгляды.

Зрители собрались на последний акт Спектакля Судьбы. Когда Анж отдернул занавески и вернулся к холсту, он не заметил, как на улице около сотни людей одновременно обратили лица к его окнам. В воздухе бушевал ледяной ветер, но никто не чувствовал пощечин, которыми их награждала ледяная пурга.

…Ощущение гибели вселенной было лишь в первый момент, когда Анж со стоном уронил перо на пол. Не было ни разочарования, ни отчаяния, он не проклинал себя за неловкость. Наоборот, в душе постепенно рождалась злость, за нею – упрямство. Художник подавил порыв ярости и с нарочитой неторопливостью прошелся по комнате, массируя руку.

Когда судорога отпустила, он еще с полчаса ощущал ноющую боль в локте и плече.

Глупо бросать почти готовую работу из-за поцарапанного дюйма холстины. Вот если бы материя была пропорота насквозь… Ведь не впервые же с ним происходят подобные неприятности.

Дежан поднес лупу к портрету. Никакой драмы, просто надо немного подчистить распушенные края нитей. Придется заново подрисовать часть глаза, но это мелочь. Главное, сам зрачок не затронут. Ну, разве что при очень близком рассмотрении будет видна ложбинка. Всего лишь осыпался крохотный, меньше спичечной головки, кусочек краски. Анж поднял с пола перо, поддел им каплю смеси и в два мазка устранил погрешность.

Я в шаге от завершения, вдруг с особой отчетливостью осознал художник. Остался только зрачок, в котором не хватает пятнышка определенной формы. Работы на полчаса, тем более что это пятнышко он уже рисовал десятки раз на бумаге.

Дежан откинулся на спинку стула, с наслаждением расслабил шею и плечи. Боль ушла – и хорошо. Правда, до рези устали глаза. Отдохнуть, успокоиться…

На холсте кусочек перил моста. Там стоит хрупкая девушка в белом трико. Позади нее мерцает ажурный фонарь, внизу катятся темные воды Сены. Вдалеке из утреннего тумана проступают силуэты домов, и еще дальше – купол собора.

Дежан улыбнулся Светлане.

Девушка легко спрыгнула с перил и шагнула в комнату…

– …Я с тобой, Андрей. Еще немного, и всё закончится. Посмотри на маску. Она больше не плачет. Интересно, как это – быть богиней? Не помню… Подойди, я хочу тебя поцеловать.

Селена снова встает на цыпочки, тянется к губам Анжа. Он касается ладонями ее лица. Девушка зажмуривается…

Это реальность, а сон – что-то другое, декорация, в которой они встретились. При желании можно сделать шаг и оказаться на мосту, где веет утренний ветерок. И снова будет первое августа, летний день нежданного счастья.

– Нет-нет, Андрюша, ничего не говори. Я не хочу отпускать тебя, но придется вернуться. Совсем ненадолго. А ты проснешься и завершишь то, что должен.

Художник ощущает еще один мимолетный поцелуй, на сей раз в небритую щеку. И вновь перед ним Светлана – но замкнутая в неподвижную рамку холста.

Художник очнулся, когда стрелки часов показывали половину двенадцатого. Я успею, твердо решил он. Смешал на палитре свежие краски и вышел в прихожую, чтобы отпереть дверь. Андрей Державин не заставит палача топтаться на пороге.