ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

— Понятно. Четверг: ночь и день, Солнце, Луна, звезды. Пятница: рыбы и птицы. С каждым добавлением к Вселенной Бог все больше за нею прячется; в субботу мы видим только его ноздри в облаке, вдыхающие жизнь в Адама, который пробуждается среди тварей земных. Адам похож на Бога, но грустен. Наконец, имеется стена напротив органа. У реки, выбегающей из-под древа жизни, стоят на коленях, прижавшись друг к другу, Адам и Ева. Птица на древе — феникс. Некоторые подробности еще предстоит наметить.

После долгого молчания священник сказал:

— Разумеется, я восхищаюсь вашим умением и изобретательностью, которую вы вложили в эти эскизы, и уверен, что церковный совет ко мне присоединится. Но, боюсь, они не одобрят того, как вы изобразили Бога. Нет. Видите ли, его будут бояться дети. Но все остальное просто прекрасно: свет, пространство, океаны, горы, все эти птицы и животные — все, кроме Бога. Нет, нет.

— Но без Бога мы получим чисто эволюционную картину Творения! — вскричал Toy.

— По поводу слов Моисея, что Всемогущий Господь ближе всего тогда, когда меньше всего ожидаешь, можно рассуждать и рассуждать. Кроме того, жалко пугать детишек. — Священник закрыл глаза.

— Очень хорошо, — помолчав, отозвался Toy. — Я уберу его с плафона. Но я должен показать его ныряющим сквозь хаос. Это существенно.

— Едва ли кто-нибудь его там заметит. Артур Смейл возражать не станет.

При врачебном обходе на следующее утро профессор задержался у кровати Toy.

— Мистер Кларк и этот вот мистер Toy — самые давние здешние обитатели. Остальные пациенты в этой палате либо выписывались при первой возможности, либо протягивали ноги, но у этих двоих улучшения и ухудшения все время чередуются. Мистер Кларку простительно, ему семьдесят четыре. Иное дело вы, Дункан. Почему вы так поступаете?

— Не знаю.

— Тогда я вам скажу, — бодро продолжал профессор. — Но только не злитесь. Вы достаточно умный и сильный, чтобы меня понять, поэтому не стану шептать у вас за спиной. Этот пациент, джентльмены, страдает аккомодацией. Позвольте привести вам пример аккомодации. Трудолюбивый тридцатилетний мужчина, без всякой вины с его стороны, теряет работу. Два или три месяца он ищет себе рабочее место, но безуспешно. Государственная страховка заканчивается, он переходит на пособие. В данных обстоятельствах энергия и инициатива являются для него бременем. Они заставляют его крушить все вокруг и кидаться на людей. Инстинктивная реакция — снижение уровня метаболизма. Человек опускается, впадает в депрессию. Проходит год-другой, ему наконец предлагают работу — он отказывается. Безработица сделалась образом жизни. Наступила аккомодация. Аналогично к нам поступают люди с банальными заболеваниями, которые, после первоначального улучшения, перестают реагировать на лечебные меры. Почему? В отсутствие других факторов нужно признать, что пациент адаптировался к самой больнице. Он вернулся в младенческое состояние, когда муки и регулярное кормление ощущаются как статус более надежный, чем здоровье. Заметьте, он не симулянт. Аккомодация произошла в области, где дух и тело неразличимы. Итак, что мы предпримем? В вашем случае, Дункан, мы сделаем вот что. Эфедрина, изопреналина, аминофиллиновых суппозиториев, седативных и снотворных средств больше не будет. С этого дня мы не станем давать вам ничего; ничего, кроме инъекций в случае действительно серьезных приступов. И если вы не поправитесь к следующей пятнице, мы выдадим вам шприц для подкожных впрыскиваний, пузырек адреналина и вышвырнем вас на улицу. Конечно, если бы здесь была Америка и ваш отец был бы богачом, мы бы сделали себе состояние, цепляясь за вас, пока вы бы не отдали концы. Поэтому считайте, что вам повезло. А теперь мы займемся сердцем священника Каулэрской приходской церкви. Ширмы, пожалуйста.

Toy лежал, дрожа от негодования. Когда профессор вышел, он выбрался из кровати, надел халат и поспешил наружу. Очнувшись, он обнаружил, что бежит по саду и бормочет: «Все в порядке, я уйду. Уйду прямо сейчас. Вызову такси и уеду».

Он оперся на парапет моста над железнодорожными путями вблизи часовой башни. Рельсы внизу были скрыты длинной травой и прутьями от разломанных ивовых корзин. Откосы поросли бузиной и ежевикой, но сквозь зелень он видел платформу, в трещинах, мхе и мусоре. Погруженный в мысли, он вернулся в палату.

У постели священника сидел мужчина лет тридцати, щеголеватый, со свежим цветом лица.

— Дункан, это мистер Смейл, наш секретарь церковного совета. Я показывал ему ваши рисунки, и ему очень понравилось.

— Очень впечатляюще, — добавил мистер Смейл, — хотя, конечно, я не судья в вопросах живописи. Меня заботит практическая сторона дела, и я от души рад, что оно наконец сдвинулось с мертвой точки. С вашего позволения, я в следующее воскресенье покажу эти наброски членам церковного совета. Он похлопал по глянцевитому портфелю, лежавшему у него на коленях.

— Если хотите, я могу подробнее проработать эскизы, — предложил Toy.

— О, нет необходимости. Если священнику нравится, никто возражать не станет — вслух, во всяком случае. Вам известно, конечно, что мы небогатая церковь и не сможем вам заплатить. Тем не менее, думаю, у меня имеется достаточно связей, чтобы обеспечить вам приличную долю известности, когда работа будет завершена. Да, мы не собираемся держать ваш талант под спудом. Итак, сколько вам потребуется времени?

Toy задумался. Об этом у него не было ни малейшего представления. Он ответил осторожно:

— Месяца три, наверное.

— А когда приступите?

— Как только поправлюсь. — Toy внезапно почувствовал себя лучше. — Собственно, в пятницу я выписываюсь.

— Значит, к Рождеству работа будет закончена. Хорошо. У нас будет время, чтобы до новогодней всенощной убрать леса. Возможно, нам удастся соединить церемонию освящения и рождественскую службу?

— Не думаю, — проговорил священник. — Нет. Но со службой в новогоднюю ночь — да.

— Хорошо. Заново украшенная церковь к Новому году. Пресвитерии будет о чем подумать.

Внезапно Toy встревожился.

— Площадь очень большая. Понадобятся помощники. Не профессионалы — просто те, кто может заполнить краской намеченные мелом контуры.

— О, я и сам буду помогать. Я попрактиковался на кухонном потолке. И мистер Ренни — уверен, к нему можно обратиться как за лесами, так и за помощью. В рабочих руках недостатка не будет.

Toy вытащил из шкафчика священника маникюрные ножнички и отрезал уголок халата.

— Прежде всего, оштукатуренные поверхности в алтаре нужно покрасить в этот цвет — темно-синий лилового оттенка — хорошей масляной краской, с матовой поверхностью, по, меньшей мере в два слоя.

Мистер Смейл сделал пометку в записной книжке и сунул кусочек материи между страницами.

— Положитесь на меня. И как-нибудь на следующей неделе дайте список нужных материалов. Со своими связями я, конечно же, смогу достать их со скидкой.

Ложась в кровать. Toy ощущал в себе наполеоновское могущество.

В пятницу он опять расхворался. Накануне вечером медсестра дала ему шприц для подкожных впрыскиваний, вату, хирургический спирт и пузырек адреналина с резиновым колпачком. Показала, как всем этим пользоваться. Затем прибыл его отец с одеждой и деньгами. В пятницу Toy с трудом оделся, бросил несчастный взгляд на мистера Кларка (тот вновь закурил) и простился со священником. В приемном покое он по телефону вызвал такси, втиснулся на заднее сиденье и успокоился, слушая, как шипят на мокрой дороге шины (начались дожди).

Он вышел у художественной школы и медленно поднялся в зал, называвшийся «музеем», где несколько студентов писали за столами. Заполнил регистрационную карту на последний год и понес ее в конец коридора, замечая, что стены в темных панелях, боги из белого гипса и девушки в плотно облегающих брюках утратили свою волнующую объемность, сделавшись плоскими, как фотография знакомой прежде улицы. Перед дверью секретаря стояла очередь, поэтому он шагнул в пустую студию и впрыснул себе в икру шесть капель адреналина. Вскоре он вошел в кабинет секретаря, ощущая деловой настрой снаружи, но расслабленность и сонливость внутри. Протянул карту и получил приглашение сесть.