Голд, или Не хуже золота
Голд, или Не хуже золота читать книгу онлайн
Брюс Голд, которого в первой строке этого романа попросили написать книгу о жизни еврея в Америке, в последней строке задает себе вопрос: «С чего же начать?» Голд лукавит: он достаточно умен и не может не понимать, что уже стал автором (а точнее — соавтором Хеллера) вместившегося между этой просьбой и этим вопросом романа «Голд, или Не хуже золота».
Но, как и любое истинное явление искусства, роман выходит за рамки заданной темы и рассказывает, как и любое истинное явление искусства, о жизни человека в этом мире.
Введенные в роман реалии политической жизни США 70-х годов позволили Хеллеру подвергнуть деятелей современного истеблишмента уничтожающей критике, что он сделал с присущим ему блеском.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
ВУДВОРД И БЕРНСТАЙН: МНЕНИЕ КИССИНДЖЕРА О НИКСОНЕ:
Антисемит, второсортный тип и поджигатель ядерной войны.
У Голда была еще масса компромата, но он не хотел, чтобы в его книгу просочился хоть слабый намек на какую-либо личную неприязнь. Если бы его гипотезу удалось подтвердить, то он бы стал первым в стране государственным секретарем-евреем, если только он станет государственным секретарем. Он включит в книгу даже пару обнаруженных им лестных отзывов. Например, в биографии Калба один из однокашников Киссинджера по Гарварду воздавал ему хвалу, говоря о нем как о человеке «выдающихся способностей»:
Но какой сукин сын! Примадонна, думающая только о себе, эгоцентричная! Можно было стать протеже либо Эллиота, либо Карла Фридриха, Киссинджер же умудрялся быть в отличных отношениях с обоими.
В профессоре Уильяме Янделе Эллиоте, еще одном хохеме [194] из Гарварда, Киссинджер, по его словам, нашел не только академического патрона, но еще и друга и вдохновителя:
По воскресеньям мы часто совершали дальние прогулки. Он говорил о силе любви и сказал, что единственный истинно непростительный грех состоит в манипулировании людьми, словно пешками.
Киссинджер настоял на посылке Б-52-х против Камбоджи, поддерживал диктаторские режимы в Чили, Греции и на Филиппинах, содействовал увековечению режима расистского меньшинства в Африке и внес свой вклад в повторное избрание Ричарда Никсона. Его целовал араб, который ненавидел евреев, канцлер Западной Германии преподнес ему цветок. Голд придумал название, которое ему нравилось. Он назовет свою книгу Пруссачок.
ОН не думал, что Киссинджер будет особо возражать. Как джентльмен, известный всему миру своей жаждой денег и славы, вряд ли он будет выступать за подавление этих желаний у других. К тому же было известно, что он любит хорошую шутку, потому что сам всегда пытался пошутить:
Киссинджера, который пользовался репутацией дамского угодника, попросили объяснить его часто цитируемое высказывание о том, что «власть — это прекрасное средство, стимулирующее половую активность».
— Ну, это же была шутка, — сказал он.
Вероятно, он все же был ближе к десятке юмористической мишени, отвечая на вопрос репортеров о том, как он сам предпочитает, чтобы к нему обращались.
«Я не придерживаюсь протокола, — ответил он. — Если вы будете называть меня „ваше превосходительство“, меня это вполне устроит».
Ну и смеху же было!
«Ваше превосходительство, — писал генерал Мустафа Барзани, лидер курдских повстанцев, в последнем патетическом послании Генри Киссинджеру после того, как была прекращена вся помощь сражавшимся против иракского режима, который лелеяло и финансировало правительство США, — наше движение и народ на грани страшного уничтожения при всеобщем молчании. Наши сердца кровоточат при виде гибели беззащитных людей, которых убивают самым бесчеловечным образом. Мы считаем, ваше превосходительство, что у Соединенных Штатов есть моральные и политические обязательства перед нашим народом, который целиком и полностью предан политике вашей страны. Господин секретарь, мы с тревогой ждем вашего быстрого ответа».
Единственным ответом на это предательство в отношении целой этнической группы было глубокое молчание, хотя его превосходительство — человек чувствительный и демонстрировавший, что он может кветч и крехтц, как кронке буббе [195], когда затрагиваются его нежные чувства, — и прибег позднее, в Лондоне, к более красноречивой защите против обвинений в ростовщической страсти, которой он низко и подло предавался, пользуясь своим прежним положением в правительстве для заколачивания капитала:
По его мнению, сказал Генри А. Киссинджер, нет ничего плохого в том, что он зарабатывает миллионы. «Я думаю, здесь нужно принять во внимание, что я в результате моей службы обществу, покинув ее, оказался в крупных долгах».
Ой-ой-ой, неодобрительно напевал про себя Голд; от этих слов явно шел некошерный дух. Обществу нужны были услуги такого мешиака, как лох ин коп [196]. У Голда были большие сомнения в том, что эта курва, будучи профессором Гарварда, жила лучше, чем потом. И тем не менее, теперь Голд испытывал странное сочувствие к корыстным помыслам этой хазер [197]. «Делайте деньги! — с маниакальным упорством всю свою жизнь кричал его отец. — Это единственная хорошая вещь, которой я научился у христиан».
Если верить нижеследующей выдержке из Ньюсуик, у Киссинджера сайхель [198] уже был такой же, как у некоторых из его сторонников и нохшлепперов [199]:
Ряд его высокопоставленных помощников уходят вместе с ним. Некоторые из них, включая заместителя секретаря Чарльза Роббинса, помощника секретаря Уильяма Д. Роджерса, директора отдела планирования политики Уинстона Лорда, являются состоятельными людьми. Другие его сотрудники, например, помощник заместителя государственного секретаря Лоренс Иглбергер, теперь изыскивают возможность заработать деньги в частном бизнесе.
Голд отождествлял себя со всеми ними; он испытывал огромное облегчение от того, что не у него одного сердце начинало биться сильнее от милой его сердцу близости денег, что не только для его уха само это слово было самым благозвучным. У Голда имелись все основания симпатизировать помощнику заместителя Иглбергеру (Голд и сам мог бы стать помощником заместителя, польстись он на такую малость):
Сообщается, что Лоренс Иглбергер, один из близких сотрудников Киссинджера, набрался смелости сказать: «Генри, вы набиты дерьмом».
И еще Голд чувствовал себя в долгу перед журналистами Робертом Вудвордом и Карлом Бернстайном за то, что они познакомили его с Уильямом Уоттсом, помощником Киссинджера, который ушел в отставку в знак протеста против агрессии в Камбодже:
Потом у Уоттса состоялся откровенный разговор с генералом Александром Хейгом. «Вы только что получили приказ от своего главнокомандующего, — сказал Хейг. — Вы не можете уйти в отставку». «Идите вы в жопу, Ал, — сказал Уоттс. — Я только что ушел в отставку».
Голд был просто очарован.
«Идите вы в жопу, Ал»?
«Генри, вы набиты дерьмом»?
Азой зугт мен [200] с такими махерами [201], как генерал и секретарь? Ребята из Бруклина вполне бы с этим справились. С молоком матери впитали они здравый смысл, позволявший им трезво смотреть как на мамзерем [202] из правительства царя Николая в Санкт-Петербурге, так и на хазерем [203] из муниципалитета и скотцем [204] из вашингтонского истэблишмента. Голд еще не знал, где поместит он в своей книге письмо молодого Киссинджера представительному немецкому изгнаннику Фрицу Крамеру, который прибыл на военную базу в Луизиане в ослепительном блеске своего экзотического авторитета и говорил солдатам о необходимости борьбы с фашизмом. Проза в этом письме было лаконичной:
Я слышал вчера вашу речь. Вот как нужно действовать. Может быть, я смогу быть вам полезен? Рядовой Киссинджер.
