Самовар

роных завитках.

– А вот теперь я хочу наблядоваться по-настоящему, досыта, – с напором неотвратимым, как лавина, произносит она.

С хрипом и свистом Старик призывает в экстазе:

– Иди ко мне, моя поблядушечка, – прерывисто вибрирует он. – Иди ко мне, моя титястая царица, моя толстожопая повелительница, моя обольстительная стерва…

– А заче-ем? – капризно тянет Маша. – Разве ты можешь сделать хорошо такой большой девочке?

– Зацелую мою девочку прямо в пипочку, поставлю моей девочке засос прямо в смуглые губки, пососу моей девочке ее большой вставший клитор, ее нежный похотник, ее заветный маленький девичий хуй.

Маша счастливо опускает веки и встает на колени, раздвинув их, над его подушкой. Его голова скрывается в объятии сливочных полных бедер. Верхняя губка Маши вздернута, ротик приоткрыт.

– О-о-о-о-о-о… – стонет она, когда ее лепестки тянутся взасос в его рту, горячий быстрый язык оглаживает и щекочет возбужденный клитор и круговыми толчками проникает внутрь, туда, в глубину. – О-о-о… соси еще… целуй ее… лижи ее… быстрее… м-м-м!… горячо… засоси в рот всю мою красавицу нежную пиздищу… а-ах!!!

Она содрогается, атласная кожа блестит от выступившего пота, прерывистый вздох вздымает тяжелые груди.

– А у кого самый длинный, толстый, здоровый, – шепчет она. И уже в полубессознательном состоянии овладевает мной.

Она нависает на корточках здесь, рядом, надо мной, вплотную, ее лоно выставлено откровенно, части снаружи крупны и в этой крупности грубоваты, и в сочетания этой откровенной плотской грубоватости с нежной чистотой ее лица и совершенного тела красота ее делается беспредельной, непереносимой, пронзительно драгоценной больше всего в мире.

Медленно– медленно приближая… вот! касание… она насаживает свою лодку на мой столб. Я смотрю, вижу, плыву, нечем дышать.

Она умеет сжимать ею сильно, он входит глубже, глубже, в плотную горячую глубину, туго, дальше…

– Выебу моего мальчика, – беспамятно приговаривает Маша, раскачиваясь надо мной. – Почему ты молчишь? говори мне, слышишь? я кончаю, когда мне хорошо говорят.

– Умру за мою красавицу-блядищу… – еле выговариваю я.

– Нет, – учит она, – сначала надо попросить разрешения.

– Тетя Маша, можно я вас выебу?

– А чем ты хочешь меня выебать?

– Хуем.

– Да! А куда? куда?

– В пизду…

– Ох-х… А ты засадишь тете Маше до донышка?

– Да-а… всуну… большой… весь… засажу… до конца…

Круглое, стройное, теплое, плотное, спелое, ласкает, мучит, нежит, трет, легко, сильно, быстро, глубоко, бешено, мягкая попа податливо накрывает раз за разом мои яйца, с корточек становится на колени, наклонясь, огромные шары грудей мотаются, живот кругло сбегает книзу и его нежная плоть шлепает шлепает шлепает по мне… Боже мой… она, на мне, голая, вся, с раздвинутыми бедрами, волосы под животом, насаживается, насаживается…

– Да! да! да! – рыдает она. – Достал!… да! Боже! Я – люблю – твой – хуй!

– Еби меня еще! Еби меня!!!

Разметанная грива убрана под шапочку, халат туго подпоясан.