Богатая белая стерва

— Уайтфилдов.

— Инспектор, вы все перепутали. Я не хочу больше слушать.

— Не перепутал.

— Уайтфилды. Моя бабушка — Уайтфилд. Вы с ума сошли. Вам следует…

— Да, Мелисса, это и есть ее девичья фамилия. Уайтфилд.

Мелисса закатила глаза. Она хотела засмеяться, но не могла — больно. Она управилась показать инспектору кривую ухмылку.

— Вообще-то, — наставительно сказал Роберт, — не мешает иногда покопаться в генеалогических потемках, посмотреть, что за история у семьи, и так далее. Вам, людям нового поколения, ничего не интересно. Вы пассивны и пресыщены. Ваше самолюбование отвратительно, молодая дама — пошло, банально, и в плохом вкусе.

… Уолш поклялся отомстить гордому семейству. План его был прост, но следовало подождать, прежде чем приводить его в действие.

Ветвь Уайтфилдов, к которой принадлежала бабушка Мелиссы, обанкротилась. Муж бабушки изначально не был богат. Джозеф Дубль-Ве Уайтфилд еще не стал к тому времени светилом мегастроительства, как сегодня. Уайтфилды потеряли все и не могли позволить себе платить даже уборщице. Особняк следовало продать. Уолш снова объявился, когда эту продажу обсуждали. Он попросил семью повременить с продажей.

Он переговорил с мужем своей бывшей невесты, а затем с самой бывшей невестой. Он предложил им, что женится на их дочери, после чего он все их дела приведет в порядок. Супруги уединились в гостиной, позвали Кассандру, и объявили ей об этой возможности.

Она встречала Уолша раньше, в обществе, и находила, что он приятный человек. Ну, хорошо, ему было шестьдесят восемь, а ей двадцать, но был он симпатичный, энергичный, и даже милый, в импозантно-морщинистом смысле. Она была любопытна и не возражала.

Женившись на ней, Уолш сдержал свое слово. Он выкупил семейные драгоценности, заплатил долги. Их особняк, летний дом на Золотом Берегу, дача в Мейне, имение в Колорадо, владения на Французской Ривьере — все это опять было их, функционировало. А затем родилась Мелисса. И, еще через шесть лет, Алекс.

А семь лет спустя Кассандра Уолш влюбилась в своего двоюродного брата.

Через год после этого муж, жена и любовник поскандалили. Муж, униженный до нельзя (голубокровные снова перешли в наступление и грозили победить — и это после всего, что он для них сделал!) оскорбил обоих и пригрозил отобрать детей. Он также объяснил…

— Да? Сказала Мелисса — бледная, в тревоге, и с болезненным любопытством.

— … причины, по которым женился на Кассандре. Он объяснил, что Кассандра фригидна; ему она никогда не нравилась; он просто использовал ее, чтобы отомстить матери и семье.

… И она его застрелила.

— Как?!

Не обо всяком убийстве можно составить газетный репортаж. Десять лет спустя Роберт Кинг все еще помнил два выстрела подряд, и все еще был уверен, что это не мешок с бельем упал на влажный асфальт с четвертого этажа.

— Все это, — сказал Роберт Кинг, — всплывет на суде. Отец Зинии не располагает большими средствами, но он любит свою дочь. И он наймет самого лучшего адвоката, которого только сможет найти.

— Но она стреляла в меня, а не в мою мать!

— Будут искать причины стрельбы. Пожалуйста, Мелисса. Все это болото — не выдерживает близкого рассмотрения. Сними обвинения.

— Зачем вы мне все это рассказали?

— Слабость у меня такая, — сказал Роберт Кинг. — Я вел дело Уайтфилда все эти годы. А затем, хоть это и глупо звучит, немного музыки, сочиненной очень молодым и совершенно безответственным человеком убедило меня, что есть в жизни лучшие занятия, чем пытаться привлечь к суду голубокровного просто потому, что… ну… скажем потому, что он в детстве пользовался определенными привилегиями, которые мне, в моем детстве, были недоступны. Глупо, правда?

Он насмешливо на нее посмотрел. И в то же время он говорил так спокойно, и слова его звучали так убедительно, а психологическая защита Мелиссы была так слаба, что она забыла о своем недавнем обещании не верить ничему, что говорят люди о ее матери и Джозефе Дубль-Ве Уайтфилде.

На улице Роберт Кинг вынул сотовый телефон и набрал номер.

— Привет, Лиллиан.

— Да?

— Это Роберт.

— О. Привет.

— Слушай, тебе будут звонить с минуты на минуту. Они хотят найти одного человека до того, как он спрыгнет с корабля. Зовут его Ави Финкелстайн.

— Да? И что же?

— Как твои способности?

— По-разному. То есть, то нет.

— Это хорошо. Слушай. Помнишь, ты мне должна? Одолжение за одолжение?

— Да, Роб.

— Пошли их куда-нибудь… Не знаю… В Филадельфию, или в Вашингтон. Парню действительно нужно от них уйти. Я потом объясню.

— Все, что скажешь, Роб.

— Хорошо. Увидимся завтра. Кстати, меня переводят в Огайо.

— Только этого не хватало! Как в Огайо? Почему?

— Я им разонравился.

— Понятно. И ты им хочешь таким образом отомстить.

— Типа.

— Посмотрю. Что смогу — сделаю.

— Спасибо, Лиллиан. Ах да, совсем забыл. Прошу тебя выйти за меня замуж.

Пауза была длинная.

— Мне кажется, ты не шутишь, — сказала она наконец.

— Нисколько.

Она подумала.

— Слушай, — сказала она. — Приходи-ка завтра, к ужину, и мы это дело обсудим. Скажи, тебя давно интересуют белые женщины?

— Меня не интересуют белые женщины, — ответил Роберт. — Меня интересуешь ты. Тебе действительно понравилась «Аида»?

— Э… да.

— Хорошо. Приготовь ужин, но только хороший. Я принесу вина.

— Я думала ты переезжаешь в Огайо.

— Я так не думаю.

Он выключил телефон. Домой он решил идти пешком. Роберт Кинг обожал ходить пешком.

Проходя через Верди Сквер, он вдруг с удивлением понял, что за ним следят. Инспектору Кингу было бы на это наплевать, но гражданин Роберт Кинг, частное лицо, еще не привык к чувству незащищенности, испытываемому всеми частными лицами — чувству, с которым частным лицам приходится мириться всю жизнь. Он вдруг пожалел себя, а также всех тех, у кого не было ни блях, ни огнестрельного оружия, и которым ничего не оставалось, как искать защиты у вязкой, утомительной, равнодушной бюрократии. Быть частным лицом — это такое состояние, способ существования. Полицейские и федеральные агенты рискуют своей жизнью каждый день на благо общества. Частные лица рискуют своей жизнью каждый день просто так. Зная об этом в теории, Роберт Кинг почувствовал теперь всамделишный вкус реальности. Тревога его росла.

Были, конечно, остаточные преимущества. Он не был среднестатистическим частным лицом. У него были навыки. Полевых агентов не учат, строго говоря, самообороне. Их учат атаковать первыми, пробивать защиту оппонента, и причинять при этом адскую боль. С другой стороны, большинство войн прошедшего столетия велись на средства, которые правительства мира привычно именуют оборонным бюджетом.

Роб повернул за угол и остановился. Он не вытащил пистолет. Очень неудобно, когда вынимаешь пистолет, и в то же время не имеешь возможности доказать правомочность такого поступка бляхой и словами «Ни с места! ФБР!» Роб ждал. Всему свое время. Он представил себе своих преследователей. Их было двое. В этом он был уверен. Вот они ускорили шаг. Полпути к углу. Две трети пути. Вперед.

Он вышел к ним из-за угла. Этого они не ожидали. Были они мужчины крупные, не слишком умные, но очевидно привычные ко всем видам физических действий. Инстинктивно один из них потянулся к кобуре под курткой. Прошло две секунды. Не упуская из виду второго парня, который почему-то растерялся и ничего не предпринимал, Роб подождал, пока первый вытащит пистолет. Он схватил пистолет одной рукой, и ударил парня локтем в подбородок. Парень выпустил пистолет и неуклюже упал на спину. Роб приставил пистолет к челюсти второго парня.

— Я хотел бы, чтобы когда-нибудь за мной последовали люди, — сказал он. — Но, боюсь, я еще не готов к этому. Кто вы такие?

— Эй, эй, — запротестовал парень. — Мы ничего такого не имели в виду. Что с тобой, чудик? Мы просто курьеры. Не стреляй в курьера, брат.