Олений заповедник

– Я скоро отсюда уеду.

– И куда же ты отправишься? – спросил он.

– Ты считаешь, что ненавидишь меня, – сказала она ему. – Если бы я всерьез в это поверила, я не жила бы с тобой.

– Я же люблю тебя, – сказал он, – почему иначе я стал бы делать тебе предложение?

– Потому что ты считаешь это большой шуткой.

Он рассмеялся.

– Во мне много противоречивого, – сказал он и улыбнулся – лицо его на мгновение стало таким мальчишеским.

Однако как-то ночью, не в силах заснуть, он встал и, обойдя кровать, постоял, глядя на нее и оплакивая, как если бы она уже умерла, и из какого-то уголка его мозга пришло сострадание к ней – это сострадание помимо его воли вырвалось наружу, комок мучительного сострадания отделился от него, как плод во время аборта, чувство живое и неживое, но очень болезненное. А Илена свыклась с мыслью, что может выйти за него замуж, он же мог даже жалеть ее, поскольку она не понимала, в какой мере зависела от его обещания жениться. Его забавляло то, что в их совместной жизни на брак была похожа лишь ее манера захламлять быт. Она вечно разбрасывала свою одежду по его комнатам, проливала еду на кухне, била стаканы, прожигала дыры сигаретами, а потом извинялась или приходила в ярость, когда он говорил ей, что надо прибраться. Он жил в идеальном порядке до того, как Илена приехала со своими двумя чемоданами, а с тех пор, как она была тут и нервно разбрасывала свое имущество по всему дому, он находился в состоянии смертельного раздражения. У них была горничная, немолодая мексиканка с тупым лицом, которая приходила каждое утро на два часа и приводила дом в порядок до той минуты, пока Илена снова все по нему не разбрасывала. Из-за этой горничной между ними возникали ссоры. Илена утверждала, что женщина ненавидит ее.

– Я слышала, как она называла меня puta, [10]– говорила ему Илена.

– Она, наверно, молилась.

– Мэрион, либо я ухожу, либо уйдет она.

– В таком случае уходи, – говорил он ей.

Все чаще и чаще он говорил ей это, будучи уверен, что Илена не может уйти, и поддразнивая ее.

– Ну кого ты дурачишь? – говорил он. – И куда, ты думаешь, пойдешь?

Илена неожиданно удивила его. Она стала дружить с мексиканкой. Около полудня он слышал, как болтали женщины, и одна из них время от времени смеялась. Илена стала говорить, что была неверного мнения об этой женщине.

– У нее доброе сердце, – сказала ему Илена.

Его это позабавило – он был убежден, что ее восторги пройдут. Они никогда не смогут быть подругами, подумал он, с мексиканской крестьянкой, которая будет напоминать ей, что она тоже крестьянка. Все-таки это зашло слишком далеко. В тот день, когда служанка принесла Илене деревянное кольцо для салфеток и Илена обняла ее, Фэй выдал женщине недельное жалованье и сказал, чтобы Илена сама прибиралась в доме. После этого они жили в бедламе и ссорились, когда Илена ходила к мексиканке. – Грязь всегда ищет грязь, – сказал он Илене, и это возымело свое действие. Илена больше не выходила из дома. Через некоторое время Фэй стал на многие часы оставлять ее одну. Когда он возвращался, она от ревности была совсем беспомощна. И вот в один из таких дней он сказал Илене, что она стала меньше возбуждать его и тут уж ничего не поделаешь.

– Это, конечно, пройдет, – сказал он. – Я слишком мало бываю дома.

А через два дня он перебрался в другую спальню и, когда лежал без сна, слышал, как она ворочается. Однажды он услышал, что она плачет, и весь вспотел от усилия, какого ему стоило не откликнуться.

Они устроили последнюю вечеринку. Зенлия ушла от Дона Биды и вернулась на Восток, и как-то вечером Мэрион пригласил Виду домой одного. Бида в те дни был в плохом настроении.

– Тебя зациклило на Зенлии? – спросил его Мэрион.

Бида рассмеялся.

– Да меня вот уже пятнадцать лет не зацикливает ни на одну бабу. Но я живу в таком месте, где люди страдают от высоты.

Илена сказала сердитым голосом:

– Мне нравится Бида. Мне нравится мужчина, который не зацикливается.

– Лапочка, ты мне нравишься, – откликнулся Бида. – Ты прелестнее, чем думаешь.

Илена посмотрела на Фэя.

– Чего ты хочешь? – спросила она.

– Меня на сегодняшний вечер исключи, – ответил Фэй.

– Тогда держись подальше, – сказала она ему, и Фэй устроился в гостиной, а Илена с Бидой ушли в другой конец дома.

А Фэй посасывал свою закрутку «чайка» и повторял про себя мысль, казавшуюся ему бесконечно забавной: «У меня молодое лицо и старое тело».

Наконец появился Бида без Илены и, причесываясь, заговорил с Мэрионом.

– Твоя девочка взвинчена, – сказал Бида. Вид у него был бледный.

– Она просто немного перебрала.

– Мэрион, не заезди ее. Она девчонка по-своему мужественная.

– Да, – согласился Фэй, – говорят, все обладают мужеством.

– Знаешь, – сказал Бида, – такие, как ты, бросают тень на таких, как я.

– Миленький, я не знал, что тебя это заботит, – парировал Мэрион.

– Я приду к тебе в тюрьму.

Когда Бида ушел, Мэрион отправился в спальню взглянуть на Илену. Она лежала на спине.

– Надо было мне уехать с этим человеком, – с холодным безразличием произнесла она.

– Он продержал бы тебя день, не больше.

Илена повернулась на кровати.

– Ты больше не предлагаешь мне выйти за тебя, – сказала она.

– А ты меня любишь?

– Сама не знаю. – Она перевела взгляд на стену. – Кто мог бы тебя любить? – спросила она.

Он громко рассмеялся.

– Я этого не знаю. Немало девочек считают, что я самец.

Илена с шумом выдохнула.

– Я чувствую себя такой испорченной. Мне тошно.

Он вдруг разозлился.

– Ты как все. Делаешь то, чего, как ты считаешь, совсем не хочешь, а потом чувствуешь себя испорченной и думаешь, что ты вовсе не хотела этим заниматься.

– Как же быть, если ты прав? – спросила она.

Фэю пришлось ей это разъяснить. Ему приходится всем разъяснять.

– Забирай дерьмо всего мира, – сказал он. – Это и есть любовь. Гора дерьма.

– А ты вовсе не так уж счастлив, – заметила Илена.

– Сам виноват. Если какая-то идея для меня не срабатывает, это не значит, что она неверна. – Он поднес огонек к новой закрутке и выпустил на Илену дым. – Илена, ты думала, что тебе хочется выйти за Айтела. Ты говоришь, что любила его. Ты все еще его любишь?

– Не знаю, – сказала она. – Забудем о нем.

– Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что ты была влюблена в него. – Мэрион рассмеялся. – Так оно и есть. Теперь я понимаю. Ты действительно была в него влюблена.

– Прекрати, Мэрион.

– Как трогательно, – съязвил он. – Ты, со своим жестким сердцем итальяшки, любила его. Ты считаешь, что страстно его любила?

Он залезал в нечто очень для нее личное и понимал это, а потому продолжил:

– Ситуация была безнадежная, потому что вы с Чарли не сумели по-настоящему установить друг с другом связь. Позволь рассказать тебе один секрет про Чарли Фрэнсиса. Он несостоявшийся учитель. Можешь ли ты понять такой тип людей? В глубине души человек вроде Айтела всегда жаждет вызывать у людей доверие.

– Откуда тебе это известно? – спросила Илена.

– Ты не могла заставить себя поверить ему, верно, Илена?

– Оставь меня в покое, Мэрион. Возможно, слишком многие подводили меня.

– В самом деле? Неудивительно, что ты так и не рассказала Айтелу о мужчинах и мальчиках, которых ты надувала, чтоб получить два билета в ночной клуб.

– Не столь многих, как ты думаешь, – сказала она. – Хочешь верь, хочешь нет, а у меня есть гордость.

– Да, – согласился Мэрион, – и, возможно, ты была слишком гордой и не заметила, что Айтел был влюблен в тебя. Он этого сам не понимал, а ты была глупа и правильно ему не подыграла, но он был влюблен в тебя, Илена, у тебя просто не хватает ума, ты тупица и потому не можешь выйти замуж и тихо сидеть под камушком.

Она впитала в себя каждое его слово, а когда он кончил, попыталась улыбнуться.