Суть острова. Книга 2 (Что может быть круче своей дороги?)

Но папочка в моем лице решил остаться на кухне и остался, отбил все атаки оппозиции: недаром, все-таки, я в качалку ходил и в спецвойсках обучался…

– Хорошо, но, чур, сиди смирно, как воробушек, и не вздумай помогать! И без того тут наломано, наколото, набросано, намусорено… На вот пока, поешь каротину, говорят, очень хорошо помогает от близорукости. На том мы с Шонной и поладили: я за столом сижу, морковкой хрумкаю, Шонна в фартуке по кухне рассекает, обед готовит. Дети вдалеке, если судить по крикам, кого-то линчуют, но лучше туда не ходить и правых с виноватыми не искать, бесполезно…

– Я уже звонила девочкам – практически все до единого материалы рухнули: только некрологи и специальные интервью. Все до единого, у всех! Ты представляешь?

– Я представляю. Сейчас все и у всех кувырком пойдет. Какое счастье, что я в получку наличными закинулся: иду, такой, сегодня вдоль прилавков: банки закрыты, банкоматы не работают, карточки не принимают…

– Да ты что?..

– Угу. Тринадцать тысяч у нас есть, живыми деньгами, этого вполне хватит на пару месяцев, даже если полностью кислород перекроют. Если разумно расходовать, вот как сегодня. Нет, ну скажи – я молодец?

– Молодец. У меня где-то пятьсот. И еще за прошлый месяц должны эти, гламурники…

– И мне должны всякие разные «Совы» да банки… Только, боюсь, будем спрашивать с покойного Кутона, шучу. Да нет, Ши, все нормально, это я на самый-самый дерьмовый вариант событий расчеты кладу, а так – на все у нас хватит, и еще на мороженое останется.

Сам-то я так говорю Шонне, а внутри, про себя… да и про себя точно так же думаю: выдержим!

– Что ты так морщишься все время, когда наклоняешься? Живот болит?

– Нет… Скорее, в спину… в шею надуло… там, на работе… Дай еще морковочки?

– На, зайчик, на… Ты сегодня весь день дома, с нами, так?

– Нет, пообедаю, отдохну, да надо будет в офис съездить на пару часов, типа, дежурство у нас организовали. Глупость, но…

– На моторе поедешь?

– Не знаю, надо подумать. Можно было бы и на моторе, да наверняка патрули будут доставать, я вчера насмотрелся и сегодня, пока в магазин ходил… Скорее, пёхом, или на такси.

– Но ты не допоздна, не как вчера? – Не-е-т, выруливаю я, наконец, с вранья на правдивую дорогу, – засветло вернусь, слово даю.

– Ты уж постарайся, Ричик, знаешь, как мы все волнуемся за тебя?

– И ты?

– А я самая первая!

– И дети?

– И дети самые первые. Поди, накостыляй им как следует и через умывальник веди к столу.

Ши права, надо бы им, конечно, «накостылять», развеселились уже до слез и баловства, но за всю свою отцовскую жизнь я ни разу на детишек руку не поднял, не то что Элли – Жана ни единой затрещиной не пригладил, они же дети мои… Но, само собой, в комнату к Жану ворвавшись, навел им и шороху и строгости, мало не показалось. В семье ведь как: возьмись лупцевать детей каждый божий день – они привыкнут, если не к боли, то к повадкам дурака-родителя, а уровень послушания вряд ли от этого изменится в лучшую сторону. У кого собаки есть – знают: заведешь в обычай держать пса на строгом ошейнике, – он простого перестает слушаться и только ждет повода, чтобы начать безобразничать. А дети-то – люди, не хуже нас с вами понимают и слова, и строгость. Моим, мои строгие слова, – в очень большое наказание, хотя никакого рукоприкладства за словами не стоит, просто не любят и боятся, когда папа ими недоволен. А так, в обыденной жизни – любят, меня и Шонну. Шонну больше, но это – считал и считаю – абсолютно естественно и нормально: она их мама, она их вынашивала, рожала, кормила грудью, нянчила… Мне моего хватает. Жалко, что их всего-лишь двое, а не пятеро-семеро..

– Что-о? Это ты считаешь, руки и лицо помыл?

– Считаю. – отвечает сын. Хэ… считает он. Любой другой на моем месте смутился бы перед этим уверенным и строгим взором праведника, но я, ученый долгим опытом отцовской жизни, даже и не дрогнул. Ни единым мускулом лица.

– Вот как? На-ка, полотенце, вытри… А теперь посмотри: что это за грязь, чья она?.. Элли, ау, сейчас за ухо и к лампочке! Ну-ка ты покажи? Принимается, бегом к маме. Жан остается на перемывку.

Я абсолютно не реагирую на сыновью логику, что, мол, даже если как-то и что-то – все равно грязь покинула руки и осела на полотенце…

– Полотенце ты будешь стирать позже, вручную, но лично, а сейчас перейдем к фасу. Загляни в зеркало, выстави вперед правую щеку… правую… да, и повтори насчет достаточной чистоты?.. С мылом, голубчик. Э! Да ты полотенце не тем краем взял, вытирай вот этим, которым чистые руки высушивал… О-о, брат… Помнится, ты у меня спрашивал, что такое политика двойных стандартов? Вот она и есть: для папы и мамы – руки чистые, а прикасаться к полотенцу после «чистых» рук – пусть Клинт Иствуд… А? Я уже мыл, сыночек, я чистыми руками держался за чистую морковку, чтобы ты знал. Но – изволь: беру мыло… мою… смываю… вытираю… Чисто? Что и требовалось доказать. Да идем, идем, не шумите! Мы тут в министерство иностранных дел тренируемся поступать!..

Решил я, все-таки, на перекладных до спортзала добираться, не стал рисковать мотором ради тренировки.

«Папа, а кто его убил?»

Гм… Тот еще вопросик. Да будь я проклят, если хотя бы примерно это представляю! В огромном спортзале народу – четыре человека, вместо обычных двух десятков, из музыкального сопровождения – только репродуктор, настроенный на первый общенациональный канал. По нему утверждается, что личность преступника установлена достоверно, что по тщательно подготовленному плану действовал уголовник из старинной террористической организации, но он только исполнитель, а все нити ведут за рубеж, через океан… У нас в Бабилоне, «через океан» – это всегда и исключительно Европа, как будто Аргентина и Берег Слоновой кости через речку… Или, там Вашингтон… Через океан – значит, англичане, а не греки и не поляки. Да только не похоже все это на правду, хотя бы потому, что уркам старого замеса не положено работать на государство, ни на наше, ни на чужое. Если же работал – значит, не урка. Если урка – значит, не работал, ни на наших, ни на англичан. В таких вещах мы все более-менее разбираемся, кто из «совоподобных» структур. И уж всяко в Службе и в Конторе знают об этом не хуже нашего… Говорят – значит есть у них план и резон. Но мне плевать – кто там, что там, какой резон, по какой причине… У меня в субботу свидание с одним господинчиком из Службы, мне надо кости и мышцы подразмять, точность в движениях подправить… Ой, болят мышцы-то… Хорошо, хоть, не кости…