Избранное

Как раз в это время я находился в квартире учительницы в обществе репортера *** газеты. Мы оба писали статьи для своих редакций и из-за тюлевых занавесок следили из окон за тем, что происходит на площади. С помощью молоденьких девушек, которых охранники пока еще пропускали через мост, мы поддерживали связь с рабочими, находившимися на левом берегу.

Мы поспешили ознакомить наших друзей с положением дел. К часу дня в рабочем поселке уже построилась колонна демонстрантов. Они попытались обойти заграждения из грузовиков, сломав ворота в парке Летурно, пройти через аллеи. Попытка не удалась — охранники ринулись на демонстрантов. Среди декоративных зарослей парка завязалась схватка. Старик Летурно вступился за женщин, которых избивали охранники, тогда они отколотили и его самого. Он тотчас нарядился в смокинг и направился в контору фабрики, решив появиться там в разгар пиршества и торжественно заявить протест… Но охранники не выпустили его из дому.

Было около двух часов. Нам сообщали, что демонстранты кучками пробираются через виноградники, намереваясь затем пройти переулками старого города и спуститься прямо на набережную.

Утром на вокзале окружного центра был арестован Шардоне, когда он садился в поезд, чтобы ехать в Клюзо.

В два часа дня в фабричной конторе, в зале для приемов, Джонатан Джонстон, выступивший на банкете последним, закончил свою речь.

Все поднялись с мест и зааплодировали, потом снова уселись и принялись за коньяк. В эту минуту с другого берега Желины донесся какой-то смутный гул.

Из кривых улиц старого города высыпали демонстранты, они прыгали с откоса и располагались вдоль всей набережной, без труда вышибив оттуда жандармов, заменивших охранников, так как тех перебросили в качестве подкрепления в парк Летурно. Жандармы без боя отступили на территорию фабрики и заперлись в помещении цеха «РО». Головная колонна демонстрантов напала с тыла на заслон, устроенный в нижнем конце Гренобльской улицы, в охранников полетели камни, крупные болты, обрезки старых труб. Полицейское воинство отхлынуло — одни побежали к мосту, другие в парк.

Группа рабочих решила опрокинуть брошенные охранниками грузовики, преграждавшие улицу, и тотчас принялась за дело.

Шум все возрастал. Натали взяла Джонатана Джонстона под руку и повлекла на балкон.

— Пойдемте посмотрим, какой прием приготовило нам население Клюзо.

Валерио Эмполи поспешил за ними. Префект не успел их остановить.

Как только они появились на балконе, свист и улюлюканье на другом берегу усилились. Речка Желина неширока. Джонатан Джонстон в клетчатых брюках для гольфа (он полагал, что едет на стройку) и в огромных черепаховых очках напоминал американцев, изображаемых на карикатурах. Толпа, собравшаяся на набережной, начала скандировать: «Go home! Go home!»

Джонстон повернулся к Эмполи. Банкир без обиняков объяснил ему, что происходит. Из-за американской политики силы он был вынужден уволить часть рабочих. Пусть представитель ОЕЭС послушает, пусть посмотрит. У него будут самые достоверные материалы для доклада государственному департаменту.

В углу разъяренный министр распекал префекта.

— Вы нам обещали, что никаких инцидентов не будет… Отдаете вы себе отчет, какие последствия это вызовет?..

Министр был мелким нормандским промышленником и стараниями супруги, удачно хлопотавшей за него в архиепископстве, оказался первым в списке МРП на выборах в Законодательное собрание, состоявшихся после освобождения Франции. Став депутатом, он удостоился чести возглавить группу промышленников, приглашенных в Соединенные Штаты для ознакомления «с новыми методами рационализации». Умело скрывая отсутствие энтузиазма у своих коллег, он прослыл человеком тактичным. Он неукоснительно посещал церковь и всегда голосовал по указке руководителей своей фракции. В награду ему дали при последней смене кабинета портфель министра. Он трепетал, боясь, что волнения в Клюзо сведут на нет плоды его десятилетнего пресмыкательства.

Префект, бывший контролер «мер и весов» в маленьком городке, административном центре кантона, сделал карьеру путем медленного и терпеливого восхождения по иерархической лестнице провинциального чиновничества, совершая этот путь под эгидой социалистов, «Общества содействия светской школе», «Лепты в пользу школы» и т. д. Достигнутое им положение превзошло все его честолюбивые мечты, и он все еще не мог прийти в себя от восторженного удивления. Теперь его терзал двоякий страх: он боялся отдать приказ охранникам «очистить» набережные — это могло бы привести к более серьезным инцидентам, а с другой стороны, если оставить демонстрантов на занятой ими позиции, не дай бог, покажешься американцам тряпкой. И префект поспешил связаться по телефону с министерством внутренних дел. Ему ответили, что, раз он не сумел ни предотвратить демонстрацию, ни скрыть ее от американца, и зло уже совершилось, только и остается, что тушить пожар — убрать с глаз долой полицейские войска, сократить все церемонии и как можно скорее увезти представителя ОЕЭС в Париж.

Сообразно с этими указаниями полковник, командовавший охранниками, предоставил левый берег демонстрантам и отступил с главными своими силами к мосту.

Из-за прозрачных тюлевых гардин, висевших в квартире учительницы, нам хорошо были видны площадь Франсуа Летурно, обе набережные Желины, мост, нижний конец Гренобльской улицы и весь старый город.

В третьем часу наступило затишье. Эмполи и Джонатан Джонстон ушли с балкона. Участники демонстрации перестали кричать. Они расположили вдоль набережной заготовленные для шествия плакаты: «Мир, хлеб, свобода» и «US go home!».

День был ясный. Поднялся сильный ветер, над павильонами передвижной американской выставки бились на высоких древках французский и американский флаги.

— Лучше бы нам остаться на том берегу, — сказал Миньо.

Пьеретта и Кювро, вполголоса разговаривавшие у окна, не ответили.

— Наше место на другом берегу, вместе с товарищами, — настойчиво повторил Миньо.

Как раз в этот момент отворились обе створки пожарного сарая фабрики, построенного слева от главного входа, у берега Желины.

— Он все-таки решился! — воскликнула вдруг Пьеретта.

— Сейчас позабавимся, — сказал Кювро.

Ясно слышно было урчанье мотора пожарного насоса. Из сарая вышли два человека. На одном был мундир пожарного, другой, одетый в синий рабочий комбинезон, держал в руках конец длинного пожарного шланга.

— Мерзавец! — вскрикнул Миньо.

Он узнал пожарного: это был Визиль.

С левого берега понеслись крики, свист, улюлюканье. Участники демонстрации, боясь попасть под водяную струю, отхлынули к косогору, спускавшемуся к набережной.

— И твой Красавчик с ним, — глухим голосом заметил Миньо.

Действительно, помощником Визиля оказался Красавчик. Но Пьеретта только засмеялась.

Пожарники прошли шагов двадцать. Заметно было, что шланг тяжелый и тащить его трудно.

— Да скорей же, дьяволы! Скорей! — бормотал Кювро.

Конец шланга, который пожарники сначала держали опущенным к земле, потихоньку поднялся и был теперь направлен на павильоны передвижной выставки.

Мощная струя воды ударила сначала в мостовую, отскочила вверх и неистовым ливнем обрушилась на парусиновую кровлю павильона, сразу же обвисшую посредине. Солнце весело засверкало в луже воды, наполнившей впадину.

Затем струя хлестнула со всего размаха парусиновую стенку внизу, у самой земли, протащила павильон на несколько метров вбок, потом приподняла. Большое полотнище парусины оторвалось и улетело.

Визиль и Бомаск не спеша двигались вперед. Обломки фанерных стендов, таблицы, макеты, пролетев через площадь, ударялись о стену каменного здания конторы. Сорванный флаг взлетел до третьего этажа и, обмякнув, мокрой тряпкой упал вниз, на перила балкона, где недавно стояли Джонстон и Эмполи. Диаграммы, сначала гонимые струей воды, а затем подхваченные порывом ветра, долетали до самого моста.