Умирать не профессионально

Использовать девчонку по понятному назначению Тимур не собирался. Просила съездить на море – ну, и съездят. Уж не такой он на баб голодный. В этом виделся даже особый кайф: побаловать девчонку бескорыстно. Но когда закрылись в комнате, Буратина сама потащила его на себя. Ну, раз так…

Потом стало стыдно: все-таки поездка выходила не благотворительной. Девчонка словно оплачивала свой южный вояж, не давала мужику проявить благородство души. Выждав приличное время, Тимур осторожно поинтересовался:

– Можно тебе вопрос?

– Давай.

– Ну, если ты такая буратина, на хрена тебе все это?

– Тебе же надо.

Он досадливо скривился:

– Ты уже говорила. Но то – мне. А тебе зачем?

Она довольно долго молчала, потом спросила:

– Ты про сестер с Арбата чего-нибудь слышал?

– Ничего не слышал.

– А мне еще в том году рассказали, но внимания не обратила. А потом такой случай вышел…

– Ну, – поторопил он.

– Я тебе говорила: я медсестра. Вообще-то в кардиологии, но той осенью перевели на время в ожоговое отделение, оттуда девочка в декрет ушла. Там тоже коллектив хороший, старшая вообще классная тетка, Наташей зовут. Ей под полтинник, детей двое, но баба абсолютно своя. А у нас там лежали обгорелые. У кого что – руки, ноги, лицо. Ну вот был один мужчина, у него спина обгорела, весь в мазях, в бинтах, три недели на животе. А человек очень хороший, веселый. Андрей Николаевич, лекции в институте читает, мы его профессором звали. Лысенький, но такой юморной… Вот он как-то Наташе говорит: «Чего я тут без толку лежу, подложи под меня бабу». Она пришла в сестринскую, так, мол, и так, больной просит. Нас трое. Наташа уже в возрасте, Зойка замужем, в мужа как кошка. Кто остался? Я, больше никто. Ладно, говорю, раз больной просит…

– Ну, и чего?

– Чего, чего… Он кое-как приподнялся, а я под него заползла.

Тимур не знал, что сказать. Удивила девушка! Но и молчать было неловко, вроде моралист, осуждает…

– Не трудно было? – спросил наконец.

Она удивилась:

– А чего там трудного? Лечь на спину и ноги раздвинуть?.. То есть, конечно, трудно: у него вся спина обожжена. Но как-то приладились. А потом я вспомнила про этих самых сестер с Арбата. Познакомилась с девчонками, ну, и взяли меня в компанию, – ухмыльнулась: – Божье дело, помощь людям.

– Многим помогла? – поинтересовался он. Не из ревности, конечно, просто хотел ее получше понять.

– Троим, – сказала она, – ты четвертый. Хотя нет – ты отдельно. Это я сперва подумала, Богом обиженный, а ты какой обиженный – баксы пачками. С тобой, можно считать, роман. У нас роман, нет?

И ухмыльнулась.

* * *

С утра наладили быт: нашли шашлычную и решили на том успокоиться, благо сливы, груши и поздние вишни грудами лежали на всех лотках.

А дальше началась роскошная жизнь: ни дел, ни забот, сплошной кайф пляжного безделья. Тимур даже осторожность утратил, позабыл, что, выходя из дома, надо, как минимум, оглядеться. Перебегали две дороги и валились на песок, кое-как раскидав обжигающий верхний слой. И так три дня.

На четвертый день у девчонки проснулась совесть:

– Пошли на экскурсию, а?

Они лежали у самой кромки, так, что прибой окатывал легкой прохладной пеной. Думать было лень, говорить тем более.

– Какую еще экскурсию?

– Поселок посмотрим.

– А чего тут смотреть?

– Я на море первый раз, – сказала она, – интересно же.

Пришлось соответствовать.

Экскурсия была недлинной, три километра вдоль пляжа, всего и делов. Набережной, строго говоря, не было, сразу за песчаной полоской, за избитой волнами линией низкого обрыва шло ровное ухоженное шоссе, а уже за ним нечто вроде торгового ряда – временные стекляшки, стационарные магазинчики, несколько вполне пристойных ресторанов и с пяток летних кафешек под тентами. В конце этой скромной ярмарки располагался дом отдыха советского образца, обшарпанный, но с колоннами, зато пляж при нем был огороженный, с рядами лежаков и парашютиками матерчатых зонтиков. На этом курорт иссякал, упираясь в новый микрорайон: пара панельных пятиэтажек и кирпичная башня этажей в четырнадцать, с кирпичным же узором по фасаду, элитное жилье местного разлива. Туда не пошли, «черемушек» и в столице хватает.

Повернули назад.

– Давай сразу и в другой конец, – виновато сказала девчонка, – закроем проблему, и все.

Ей было стыдно за скучную экскурсию.

Идти по жаре не слишком хотелось, но Тимур согласился: все равно когда-нибудь придется, так уж лучше отстреляться сразу. Искупались и двинулись назад, она в своем мини-бикини, он в быстро сохнущих плавках. Плавки были куплены тут же, у пляжа, на лотке: синяя синтетика и сбоку аппликация – какой-то грозный придурок в боксерских перчатках.

В эту сторону пляж завершался пирсом. Шоссе круто загибалось к горам, а низкий берег прикрывали от штормов груды бетонных кубов – то ли хотели что-то строить, да забросили, то ли, наоборот, защитили нужную площадку, заказали проект, и вот-вот закипит деятельность. За этими новодельными руинами опять тянулся пляж, но уже другой, дикий, неухоженный, постепенно переходящий в нудистский, похожий на тюленье лежбище. Здесь царила свобода, кто просто загорал, кто разливал по картонным стаканчикам винцо, кто читал, кто расписывал бесконечную курортную «пулю». Почти все загорали нагишом, однако дресс-код был щадящий: лифчиков заметно не было, но трусики и плавки не возбранялись. Четыре девчонки и два парня играли в волейбол, тряся всем, что трясется.

– Дурацкое ощущение, – сказала Буратина и остановилась, – в купальнике на нудном пляже просто уродом себя чувствуешь: будто на дискотеку притащилась голяком.

Она остановилась и привела себя в достойный вид: скинула купальные причиндалы и, связав узлом трусики и нагрудник, соорудила из них что-то вроде банданы.

– Ты? – спросила она Тимура.

– Меня не колышет.

Девчонка презрительно посмотрела на его плавки с агрессивным боксером:

– Хрен с тобой, тебе можно, ты старый.

* * *

Тимур понимал, что висящее на нем дело никуда не денется и надо что-то решать.

Но ничего решать не хотелось: уж очень здорово жилось. Девчонка оказалась классным сотоварищем: не занудствовала, не морочила голову, легко бегала на рынок, к постельным вольностям относилась просто. Повибрировать под мужиком для нее проблему не составляло: работа нетрудная, так чего не порадовать хорошего человека. Тимур быстро привык к нестандартной ситуации – Буратина так Буратина, все люди разные, как умеют, так и живут, скажи спасибо, если на ноги не наступают.

Недели плотной жизни в маленькой комнатухе хватило, чтобы окончательно убедиться, что с пляжной соратницей ему здорово повезло. Девчонка была юморная, покладистая и при этом вполне независимая: если он молчал, задумавшись, или решал кроссворд в курортной газете, или просто валялся на койке мордой вверх, она не лезла с расспросами, не требовала внимания, а спокойно уходила в свои мысли – какие, Тимур не знал, потому что и он к ней не лез. На любой мужской прикол отзывалась сразу, и видно было, что, при всей деревянности, игра в женщину вовсе не была ей в тягость. Мало того, в ней обнаружился немалый постельный артистизм, в любых позах смотрелась красиво и сама напрашивалась на минет. Вот и разберись в редкой породе: с одной стороны, вроде бы и не женщина, а с другой – женщина, да еще какая. Тимур и всегда-то принимал людей со всеми их примочками, а принимать этого яркого зверька было забавно и приятно.

А вот скучно не было. Никогда. Что-что, а удивлять деревянный человечек умел.

В первый же вечер, когда уже лежали рядом, хоть и голышом, но как бы и по-братски, вдруг спросила:

– Ты в Бога веришь?

– Не знаю, – честно ответил Тимур. Он и в самом деле не знал, его ежедневная жизнь с Богом никак не соприкасалась.

– Ну, а все же, – настаивала Буратина, – как ты думаешь: он есть?