Злой город

– Это вы намекаете на то, что со мной лучше встречаться вечером?

Это не он, это она намекала, и Дмитрий внутренне напрягся, чувствуя, что наступил решающий момент, тем более что они уже подошли к палисаднику и Даша открывала калитку.

– Кстати, о вечере…

– Даша, иди домой, я сейчас приду.

Девочка взбежала на крыльцо и уже в дверях обернулась и лукаво помахала Дмитрию, который улыбнулся и кивнул.

– Мы могли бы встретиться вечером?

– Но я не смогу никуда пойти – мне не с кем оставить Дашу.

– А вы уложите ее спать, я приду сюда и мы где-нибудь погуляем.

Она внимательно посмотрела на него, отчего он слегка смутился, хотя и чувствовал, что она уже соглашается, не может не согласиться.

– А вы будете себя хорошо вести? Меньше всего он ожидал этого вопроса, но тут же понял его смысл и, усмехнувшись, ответил:

– Я буду себя вести как Нил Сорский, Паисий Ве-личковский и Тихон Задонский вместе взятые. (Это были знаменитые оптинские старцы, имена которых он неоднократно слышал от Погорелова.)

Она засмеялась и тряхнула головой:

– Браво! Я укладываю ее спать в девять, так что приходите к половине десятого, но не сюда, а к главному входу в пустынь. Вы меня поняли?

– Да, разумеется, – он радостно кивнул, и она невольно улыбнулась при виде его радости.

– Ну, тогда до вечера.

– До встречи.

Она взошла на крыльцо «и скрылась в доме, а Дмитрий возбужденно повернулся назад, но искать Погорелова ему не пришлось, поскольку тот стоял несколько поодаль и наблюдал за ним.

– Я вижу, вы время даром не теряете.

– Ух, какая изумительная женщина.

– И что она вам сказала – вы весь сияете?

– Свидание назначила.

– Поздравляю.

– Спасибо. А теперь пойдемте отсюда и побыстрее, а то я боюсь вспугнуть свое неожиданное счастье.

– А как же музей Толстого?

– Ну его к черту, надоело смотреть на всякое старье. Теперь мне уже хочется земного, живого и загорелого. Пойдемте и будем по дороге остерегаться большого колхозного быка.

– Кого? – изумился Погорелов.

– Быка. А впрочем, неважно.

Глава 5.

ДИВАН ДОСТОЕВСКОГО

– Извините, Светлана, но в этом проклятом Козельске совершенно невозможно купить цветов, – заговорил Дмитрий, идя ей навстречу.

Было еще достаточно светло, а свое белое платье она так и не переодела, поэтому он еще издали заметил ее приближение.

– А в этом проклятом Козельске, как вы его называете, никто и не дарит цветов, потому что они у каждого растут в палисаднике.

– Тогда понятно. Может быть, перейдем на «ты»?

– Пожалуй, – кивнула она.

– А может, еще и в щечку поцеловать можно?

– А вот это преждевременно.

И они как-то понимающе улыбнулись друг другу. Рабочая жизнь в монастыре давно стихла, вечерню отслужили, и перед воротами пустыни, кроме них, никого не было. В теплом и влажном вечере постепенно набирали силу сумерки, хотя где-то вдалеке, за рекой, еще догорал темно-алый закат.

– В такой чудесный вечер хочется философствовать и любить, – невозмутимо заметил Дмитрий, – а на меня, кроме того, как только тебя увидел, еще и благодать снизошла. Куда мы пойдем? Она кокетливо качнула головой:

– Я не могу уходить далеко от дома – вдруг проснется Даша и испугается одна, – так что давайте погуляем по нашему лесу.

Дмитрий согласно кивнул, и они не спеша пошли по дорожке, направляясь немного в сторону от скита. Он уже волновался, как волнуется всякий мужчина в сладкой надежде быстро соблазнить женщину, а потому даже самые невинные вопросы звучали в его устах каким-то звенящим напряжением.

– Расскажи мне, как ты здесь оказалась.

– Очень просто. Я родилась в Ленинграде, вышла замуж за военного, как только мне исполнилось восемнадцать, мы с ним скитались по всему Союзу. Сначала жили в Сибири, потом в Киргизии, затем его перевели сюда и…

– И что?

– И здесь мы развелись.

– Почему? Он что – пил?

– Да нет, не особенно, во всяком случае не больше других. Главное было в том, что он страшно и без всякого повода ревновал и тем самым очень нервировал Дашу. Кроме того, мне надоели все эти армейские разговоры о том, кто кого обошел в звании, почему повесился или сбежал из части тот или иной солдат – ну, и все тому подобное. Вы меня понимаете?

– Мы же договорились на «ты».

– Ах, ну да. Так вот, все это было очень тяжело… И вообще, чем старше я становилась, тем более напряженными делались наши отношения. И я решила – чем раньше их прерву, тем лучше. У меня появилась возможность устроиться на работу и получить жилье – так что от него я больше не зависела.

– А что ты закончила?

– Ленинградский педагогический институт имени Герцена, заочно.

– А родители там и живут – я имею в виду Ленинград?

– Да. Маленькая комнатушка в коммунальной квартире неподалеку от Лиговского проспекта. Почему мне так и не терпелось оттуда вырваться, хотя я очень люблю свою маму.

Они уже углубились в лес, где, одновременно с наступившей темнотой, их все плотнее окутывала всеми своими застывшими шорохами чудная летняя тишина, когда каждый вздох отдавался в ушах нескромным сладострастием, звуки шагов становились пугающе-отчетливыми, а все слова приобретали многозначительный оттенок.

«Н-да, погода благоприятствует любви, – привычными цитатами из «Золотого теленка» подумал про себя Дмитрий, – тем более здесь тоже тепло и темно, как между ладонями, а рядом идет нежная и удивительная».

– А почему ты не вышла замуж еще раз? Ведь предлагали же, наверное, и неоднократно?

– О да, чуть ли не в каждой экскурсионной группе есть хотя бы один мужчина, который непременно влюбляется и делает предложение. И куда меня только не звали! Один датчанин недавно предложил уехать с ним в Удольфбирген.

– Где это? – усмехнулся Дмитрий.

– Как он объяснил, неподалеку от Копенгагена.

– Ну а ты что же?

– А что я? – и на мгновение тон ее голоса лишился уже привычного для Дмитрия иронического оттенка. – А я женщина гордая и самостоятельная и мне никто, кроме Даши, не нужен.

Он почувствовал в этих словах легкую неправду, но ничего не сказал.

– Сам-то почему не женат?

– Не знаю. То ли не влюблялся еще до такой степени, то ли самого еще по-настоящему не любили.

Ему нестерпимо хотелось обнять Светлану, но он боялся пробовать, не чувствуя ее настроения и возможной реакции. Дмитрий знал, что еще обязательно попытается это сделать, и старался оттянуть момент, чтобы подготовить его как можно лучше, лихорадочно подбирая соответствующие темы и слова. А она молчала, смотрела себе под ноги и, о чем-то задумавшись, словно бы забыла о его существовании. Несколько минут они шли молча, а затем она подняла голову:

– Давай присядем и покурим?

– Давай. А ты куришь?

– Балуюсь, тайком от Даши.

Они сели на скамейку и он, поставив свою неизменную сумку рядом с собой, извлек из нее пачку «Кэмела» и две банки пива:

– Хочешь?

Она улыбнулась и кивнула:

– Хочу. Вот что, оказывается, ты в ней носишь. А то у меня Даша все интересовалась: что там у дяди в

сумке?

В сумке у «дяди» было еще кое-что, и он только усмехнулся, распечатывая банку пива и передавая Светлане:

– Замечательная у тебя дочь.

– Спасибо. А сама я разве не замечательная?

– Слов не хватает, чтобы выразить. Хочется говорить стихами.

– А ты пишешь стихи?

– Балуюсь. Так же как ты, – сигаретами.

– Почитаешь? – она прикурила и выпустила в сторону струю ароматного дыма. Высоко над лесом появилась луна, Дмитрий внимательно посмотрел на Светлану, чувствуя, что ему совсем не до стихов, потому что начинают дрожать и холодеть руки. Он жадно отпил глоток пива:

– Только не перебивай.

– Не буду.

Когда простейший разговор

Вмиг превращается в объятье,

Когда лукавство и укор