Ниже нуля

Девушки смотрят на нас. Я смотрю на бутылку «Перье», немного смущенный, и говорю:

– Да, я помню.

– Мне нравится эта песня, – говорит он.

– Да, и мне нравилась, – говорю я. – А чем ты еще занимался?

– Конкретно, – смеется он. – Ой, я не знаю. Тусовался.

– Ты звонил мне и оставил сообщение, так ведь?

– А-а, так.

– Что ты хотел?

– А, оставь, ничего важного.

– Ну ладно, что?

– Я сказал, оставь, Клей.

Джулиан снимает темные очки, прищуривается, глаза его кажутся пустыми; единственное, что мне приходит в голову:

– Как концерт?

– Что? – Он принимается грызть ногти.

– Концерт. Как было?

Он уставился куда-то еще. Девушки поднимаются и уходят.

– Был облом, старик. Был самый настоящий ебаный облом, – наконец произносит он. – Потом. – Он уходит.

– Да, потом, – соглашаюсь я, вновь глядя на «порше»; у меня чувство, что там кто-то есть.

Рип так и не показывается в «Кафе-казино», он звонит позже, около трех, и предлагает заехать к нему домой на Уилшир. Спин, его сосед, голым загорает на балконе, из колонок звучит Devo. Я вхожу в спальню Рипа, он все еще в постели, голый, на ночном столике рядом с кроватью зеркальце, Рип выкладывает дорожку кокаина. Он приглашает меня войти, сесть, оценить вид. Я иду к окну, он машет в зеркале рукой, предлагая присоединиться.

– Нет, думаю, нет, не сейчас, – отвечаю я.

Из ванной выходит совсем молодой, вероятно, лет пятнадцати-шестнадцати, парень, очень загорелый, застегивает джинсы, затягивает ремень. Сев на край кровати, он натягивает ботинки, которые, кажется, ему слишком велики. У него короткие, торчащие светлые волосы, майка Fear [21], на одном запястье – черный кожаный браслет. Рип ничего ему не говорит, я делаю вид, что его не замечаю. Он встает, смотрит на Рипа и уходит.

С моего места видно, как поднимается и проходит на кухню по-прежнему голый Спин, выжимает в большой стакан грейпфрут. Кричит Рипу:

– Вы с Клиффом заказали столик в «Мортоне»?

– Да, милок, – кричит в ответ Рип, перед тем как выложить дорожку.

Я удивляюсь, почему Рип позвал меня сюда, а не встретился со мной где-нибудь в другом месте. Над кроватью Рипа висит старый, в дорогой раме, плакат Beach Boys, и, глядя на него, я стараюсь вспомнить, который из них умер. Рип выкладывает еще три дорожки. Он запрокидывает голову, трясет ею, громко шмыгая. Потом смотрит на меня, желая знать, что я делал в «Кафе-казино» в Уэствуде, когда он ясно помнит, что велел мне встретить его в «Кафе-казино» в Беверли-Хиллз. Я говорю ему, что вполне уверен – мы договаривались встретиться в «Кафе-казино» в Уэствуде.

– Нет, не совсем так, – говорит Рип. А затем: – Ну ладно, это не важно.

– Не знаю, наверное.

– Что тебе нужно?

Я вытаскиваю кошелек, и у меня возникает чувство, что Рип не появлялся и в «Кафе-казино» в Беверли-Хиллз.

Трент у себя в комнате разговаривает по телефону, пытаясь вырубить кокаин у дилера, живущего в Малибу, – потому что не сумел связаться с Джулианом. Поговорив с ним минут двадцать, он вешает трубку и смотрит на меня. Я пожимаю плечами, закуриваю сигарету. Телефон непрерывно звонит, Трент повторяет, что пойдет со мной в кино, на что угодно, в Уэствуд, где с пятницы идут девять новых фильмов. Вздохнув, Трент отвечает на звонок. Это новый дилер. Звонок плохой. Трент кладет трубку, я замечаю, что, может быть, пора идти, а то не успеем на четырехчасовой сеанс. Трент говорит – не пойти ли мне с Дэниелом, или Рипом, или другим из моих «дружков-пидоров».

– Дэниел не пидор, – возражаю я, скучая, переключая телевизионные каналы.

– Все так думают.

– К примеру, кто?

– К примеру, Блер.

– Он не пидор.

– Попробуй объяснить это Блер.

– Я больше не гуляю с Блер. С этим кончено, Трент, – говорю я, пытаясь добавить голосу твердости.

– Мне кажется, что она так не думает, – замечает Трент, лежа на кровати и уставившись в потолок.

Наконец я спрашиваю:

– А почему тебя это заботит?

– Может, и не заботит, – вздыхает он.

Трент меняет тему и говорит, что я должен пойти с ним на вечеринку, которую кто-то устраивает в «Рокси» для какой-то новой группы.

Я спрашиваю:

– Кто устраивает?

Он отвечает, что точно не знает.

– А что за группа? – спрашиваю я.

– Какая-то новая.

– Какая новая?

– Я не знаю, Клей.

Внизу громко залаяла собака.

– Может быть, – говорю я. – Сегодня Дэниел устраивает вечерину.

– О, отлично, – саркастически замечает он. – Пидорскую вечерину.

Снова звонит телефон.

– Пошел ты, – говорю я.

– Господи! – вопит Трент, садится, хватает телефон и орет в трубку: – Да не нужен мне твой хуев, ебаный кокаин! – Он замолкает на секунду, потом тихо говорит: – Да, я сейчас спущусь.

Вешает трубку, смотрит на меня.

– Кто это был?

– Моя мать. Она звонила снизу.

Мы идем вниз. В столовой сидит горничная, озадаченно смотрит MTV. Трент говорит, что она не любит убирать, когда кто-нибудь дома.

– Она все равно всегда укуренная. Мать чувствует себя виноватой, потому что у нее семью убили в Сальвадоре, но я думаю, рано или поздно она ее уволит.

Трент подходит к горничной, та нервно улыбается. Трент пытается что-то сказать по-испански, но общения не получается. Она смотрит на него пустым взглядом, старательно кивая и улыбаясь.

Трент поворачивается и говорит:

– Ну, опять укуренная.

В кухне мать Трента курит сигарету и допивает диет-колу, собираясь пойти на какой-то показ мод в Сенчури-Сити. Трент достает из холодильника пакет апельсинового сока, наливает себе стакан, предлагает мне. Я отказываюсь. Он смотрит на мать, делает глоток. Минуты две все молчат, пока мать Трента не произносит:

– До свидания.

– Ну так что, Клей, ты поедешь вечером в «Рокси» или как? – спрашивает Трент.

– Вряд ли, – говорю я, думая о том, что же хотела его мать.

– Вряд ли?

– Я думаю, что пойду на вечер к Дэниелу.

– Прекрасно, – говорит он.

Я собираюсь спросить, как все-таки насчет кино, но наверху звонит телефон и Трент выбегает из кухни, чтобы ответить. Я прохожу обратно в столовую, смотрю, как садится в машину и отъезжает мать Трента. Горничная из Сальвадора встает, медленно идет в ванную, я слышу, как она смеется, рыдает, снова смеется. В столовую с убитым видом входит Трент, садится перед телевизором; вероятно, опять неудача.

– Я думаю, твоя горничная не в себе, – замечаю я.

Трент смотрит в сторону ванной и говорит:

– Она опять охуевает?

Я сажусь на другой диванчик.

– Похоже.

– Мать рано или поздно ее уволит. – Он делает глоток апельсинового сока из стакана, который по-прежнему держит в руке, утыкается в MTV.

Я смотрю в окно.

– Мне ничего не хочется, – наконец говорит Трент.

Я решаю, что тоже не хочу в кино, и думаю, с кем бы мне пойти на вечер к Дэниелу. Может быть, с Блер.

– Хочешь посмотреть «Чужого»? – спрашивает Трент, глаза закрыты, нога на кофейном столике. – Вот от этого она бы окончательно охуела.

Я решаю пойти к Дэниелу с Блер. Заезжаю за ней в Беверли-Хиллз. На ней розовая шляпка, голубая мини-юбка, желтые перчатки, темные очки, она говорит, сегодня во «Фред Сигал» кто-то сказал, что ей нужно играть в группе. Вот она, мол, и подумывает, не замутить ли что-нибудь эдакое, что-нибудь слегка «нью-вейвовое». Я неуверенно улыбаюсь (издевается она, что ли), говорю, что это неплохая мысль, и крепче сжимаю руль.

На вечере я едва ли кого знаю, наконец отыскиваю пьяного Дэниела, в черных джинсах, майке Specials [22], темных очках, одиноко сидящего возле бассейна. Я сажусь рядом, Блер уходит за выпивкой. Я не знаю, смотрит ли Дэниел на воду или просто отключился, но в конце концов он открывает рот и говорит: