Беатриче и Вергилий

Вергилий:Еще характерная черта: большинство груш не имеют ложбинки, какую встречаешь внизу яблока. Грушевая попка круглая, гладкая, ровная.

Беатриче:Какая прелесть!

Вергилий:Бесспорно. Теперь, минуя экватор, отправимся на север нашего фрукта.

Беатриче:Следую за тобой.

Вергилий:Здесь мы находим вышеупомянутое сужение.

Беатриче:Что-то не понимаю. Груша сходит на конус?

Вергилий:Нет. Представь кончик банана.

Беатриче:Который?

Вергилий:Тот, что в руке, когда ешь банан.

Беатриче:Какого сорта банан? Их сотни.

Вергилий:Да ну?

Беатриче:А то. Одни похожи на кургузые пальцы, другие — что твоя дубинка. И вкус самый разный.

Вергилий:Я говорю о заурядном желтом и вкусном банане.

Беатриче:Стало быть, musasapientum, банан десертный. Возможно, ты имеешь в виду сорт «Грос Мишель».

Вергилий:Я сражен.

Беатриче:В бананах я разбираюсь.

Вергилий:Лучше обезьяны. Теперь возьми кончик банана и помести его на верхушку яблока, держа в уме различия между яблоками и грушами, которые я только что представил.

Беатриче:Любопытный гибрид.

Вергилий:Соедини их плавной линией. Пусть банан этаким раструбом дружески сольется с яблоком. Получилось?

Беатриче:Вроде бы.

Вергилий:И последняя деталь. На вершину сего яблочно-бананового симбиоза присобачь невероятно крепкий хвостик, прям ствол, а не черенок. Вот приблизительный портрет груши.

Беатриче:Похоже, это чудесный фрукт.

Вергилий:О да. Что до цвета, то обычно груша желтая с темными крапинами.

Беатриче:Опять как банан.

Вергилий:Вовсе нет. Желтый окрас груши не столь насыщен, не такой матовый. Это бледная, полупрозрачная желтизна, тяготеющая к бежевому, но не кремовому, она сродни акварели. А пятнышки бывают коричневые.

Беатриче:Как они расположены?

Вергилий:Не так, как у леопарда. Тут речь скорее не о пятнах, но затененных участках, которые говорят о степени зрелости фрукта. Кстати, спелую грушу легко помять, она требует бережного обращения.

Беатриче:Ну да, ну да.

Вергилий:Теперь — кожура. У груши она так необычна, что ее трудно описать. Вот мы говорили о яблоках и бананах.

Беатриче:Угу.

Вергилий:Кожура их гладкая и скользкая.

Беатриче:Точно.

Вергилий:У груши не так.

Беатриче:Правда?

Вергилий:Уж поверь. Кожура груши шероховатая.

Беатриче:Словно кожица авокадо?

Вергилий:Нет. Раз уж ты вспомнила авокадо, формой груша его напоминает, только низ ее толще.

Беатриче:Потрясающе!

Вергилий:Груша менее стремительно сужается кверху, но контуры их примерно схожи.

Беатриче:Я четко вижу ее форму.

Вергилий:Но кожуру нечего и сравнивать! Авокадо бородавчат, словно жаба. Он будто овощ, подхвативший проказу. А вот шероховатость груши мягкая, нежная, на ощупь приятная. Когда поглаживаешь сухую грушу, ее кожица издает такой шорох… Знаешь, что он напоминает, если его усилить в сотню раз?

Беатриче:Что?

Вергилий:Шорох алмазной иглы в канавке грампластинки. То же легкое потрескивание, будто сухой хворост занимается огнем.

Беатриче:Воистину, груша — прекраснейший на свете плод!

Вергилий:Верно, верно! Вот что такое грушевая кожура.

Беатриче:Она съедобна?

Вергилий:Конечно! Это тебе не зубодробильная шкура апельсина. Кожица спелой груши мягка и податлива.

Беатриче:Какой у груши вкус?

Вергилий:Погоди. Сначала надо понюхать. Груша испускает изысканное влажное благоухание, но в этой легкости скрыто мощное воздействие на обоняние. Ты представляешь запах мускатного ореха и корицы?

Беатриче:Да.

Вергилий:Аромат спелой груши действует на сознание, как эти пряности. Мозг покорен, очарован, в нем рождаются тысяча и одно воспоминание, ассоциашга, он силится проникнуть в тайну колдовского запаха, но тот, имей в виду, непостижим…

Беатриче:А вкус-то какой? Я уж вся извелась.

Вергилий:Спелая груша истекает сладким соком.

Беатриче:Ой, здорово!

Вергилий:Разрежь ее, и увидишь ярко-белую плоть, подсвеченную изнутри. Тем, у кого есть нож и груша, тьма не страшна.

Беатриче:Изнемогаю.

Вергилий:Плоть груши, ее мякоть трудно описать словами. Некоторые груши чуть похрустывают.

Беатриче:Как яблоко?

Вергилий:Нет, совсем иначе! Яблоко сопротивляется тому, чтобы его съели. Его не ешь, а покоряешь. Груша же хрустит призывно. Она тиха и согласна. Когда откусываешь грушу, это сродни… поцелую.

Беатриче:Ой, мамочки!

Вергилий:Плоть ее упруга и все же тает во рту.

Беатриче:Разве так бывает?

Вергилий:С любой грушей. Вот такая она на вид, на слух, на запах и на ощупь. Но я еще не рассказал, какова она на вкус.

Беатриче:О господи ты боже мой!

Вергилий:Вкус ее таков, что, когда твои зубы вонзаются в благословенную мякоть, ты забываешь обо всем на свете. Ты уже не хочешь ничего, но только есть свою грушу. В этот миг лучше сидеть, нежели стоять. Лучше быть одному, нежели в компании. Не надо музыки, лучше тишина. Все чувства отмирают. Ничего не видишь, не слышишь, не осязаешь… если только это не помогает насладиться божественным вкусом твоей груши.

Беатриче:Но какой же он?!

Вергилий:Он похож на… на… (Кряхтит, бессильно пожимает плечами.)Не знаю. Словами не выразить. У груши вкус груши.

Беатриче (печально):Как жаль, что ее нет.

Вергилий:Будь у меня груша, я бы отдал ее тебе. Тишина.

Эта ремарка венчала скетч. В университете Генри читал «Божественную комедию» Данте и потому узнал имена персонажей, но это мало чем помогло. Непонятно, что подразумевала сия немногословная пьеска — капля с нечетким отражением вселенной. Хороша реплика «Тем, у кого есть нож и груша, тьма не страшна», да и сам эпизод неплох — можно представить, как он будет разыгран на сцене. Но какая связь между историей о святом Юлиане Странноприимце и бесхитростным диалогом оголодавших существ о неуловимом вкусе груши?

В конверте лежала отпечатанная записка:

Подпись неразборчива. В закорючке, подразумевавшей фамилию, было невозможно разобрать ни единой буквы и даже количества слогов. А вот имя расшифровке поддалось: Генри. Под небрежным росчерком значились адрес и телефонный номер.

Что значит — нужна помощь? Какая? Время от времени читатели присылали свои литературные опыты.

Чаще всего это были поделки, но Генри авторов подбадривал, полагая, что он не вправе убивать чью-то мечту. Какую помощь ждет этот читатель: похвалу, редакторский отзыв, связь с издательством? Или чего-то другого? Иногда просьбы бывали весьма странные.

Может, этот Генри — подросток? Тогда объясним его интерес к кровавым сценам и равнодушие к религиозной теме в повести Флобера. Но пьеска написана лихо: фразы четкие, без орфографических и грамматических ошибок или синтаксических промахов. Что, он книгочей, у которого хороший учитель? Или текст почистила мамаша, гордая своим отпрыском? Но подросток вряд ли приложит столь лаконичную записку.

Генри вновь убрал конверт с глаз долой. Потекло время, заполненное службой в «Шоколадной дороге», музыкальными уроками дважды в неделю и ежедневными упражнениями, репетициями в театре, распускавшейся светской жизнью (появились знакомства), многочисленными культурными соблазнами большого города и прочим. Эразм и Мендельсона тоже требовали внимания. Неожиданно для себя Генри очень привязался к питомцам, которые стали, так сказать, его спортивным тренером и философским наставником. Свернувшись на его коленях, Мендельсона мурлыкала, точно буддийский монах в мантра-медитации (Оммм…), а Генри почесывал ее за ухом, проникаясь кошачьим покоем и впадая в праздное созерцание; очнувшись, он понимал, что прошло полдня, а он еще ничего не сделал. Так и не достигнув духовного совершенства, Генри отправлялся на долгую прогулку с Эразмом — веселым, чутким, всегда готовым к игре. Он сам удивлялся, насколько ему хорошо в обществе пса, и сконфуженно ловил себя на том, что беседует с ним не только дома, но и на прогулках. Похоже, пес все прекрасно понимал, о чем свидетельствовало выражение его морды.