У каждого своя цена

— Что возьмем? — Пенелопа окинула взглядом три лотка с шипящими ароматными экзотическими блюдами, которые мужчины различной степени волосатости в разнокалиберных костюмах варили на пару, нарезали, припускали, жарили — в жире под крышкой, на шампурах, на сковородах — и вываливали перед голодными клерками.

— Тут только какое-то мяско на шампуре и что-то вроде пончиков с начинкой, — сообщила я, оглядывая дымящиеся мясные блюда. — Хотя какая в принципе разница…

— Кое у кого настроение сегодня хоть куда.

— О, извини, забыла, я должна прыгать от восторга, что пять лёт рабского труда принесли завидные плоды. Посмотри на нас: гламур, да и только, — съязвила я, широко разведя руки. — Противно, что нам запрещают выходить на ленч в течение шестнадцатичасового рабочего дня, но еще унизительнее, что даже нечего выбрать поесть.

— Ну, Бетт, это не новость. С чего вдруг так огорчаться?

— А-а, уникально паршивый день. Если можно отличить один паршивый день от другого…

— Почему? Что произошло?

Мне захотелось повторить «два кольца?», но в эту минуту толстуха в деловом костюме хуже моего и кроссовках «Рибок», напяленных на колготки, пролила горячий соус на чудовищную гофрированную блузку. Я увидела в ней себя через десять лет и чуть не упала от внезапной дурноты.

— Ничего не произошло, вот в чем дело! — заорала я.

Два молодых блондина, судя по виду, только что успешно завершивших маршрут Сен-Бернарс — Эксетер — Принстон 31, обернулись на меня с любопытством. На минуту мне захотелось успокоиться — оба весьма красивы, но я вовремя вспомнила, что эти до смешного сексуальные игроки в лакросс 32 не только едва достигли совершеннолетия, но наверняка имеют до смешного сексуальных подружек лет на восемь моложе меня.

— Сегодня, пожалуй, возьму афганские кебабы, — сообщила Пенелопа, ввернулась в соседнюю очередь, не обращая внимания на всплеск моих эмоций.

— Невероятно интересно, — пробурчала я.

— Бетт, не понимаю, чего тебе не хватает. Это же работа, верно? Так бывает всегда. Чем бы человек ни занимался, трудовые обязанности меньше всего напоминают отдых в загородном клубе. Конечно, тяжело отдавать работе целые дни за исключением нескольких часов сна. Я тоже не могу сказать, что обожаю финансовое дело — не мечтала работать в банке, — но это не так уж плохо.

Родители Пенелопы пытались пропихнуть дочку в «Вог» или «Харрисон и Шрифтман» 33 в качестве заключительного этапа обучения на степень «миссис», но в конце концов уступили настояниям Пенелопы, пожелавшей присоединиться к большинству выпускников нашего курса и стать частью корпоративной Америки. Безусловно, мужа можно найти и работая в финансовой сфере, если четко видеть приоритеты, не проявлять чрезмерного честолюбия и уволиться сразу после свадьбы. Правду сказать, хотя Пенелопа и сетовала на нудные обязанности, мне всегда казалось, что в душе ей нравится работа в банке.

Подруга протянула пятидолларовую купюру за две тарелки с неопределимым «кебабом», и взгляды окружающих словно прилипли к ее изящным пальцам. Даже я вынуждена была признать — кольцо роскошное.

Я похвалила подарок ее жениха, и Пенелопа просияла. Трудно ходить расстроенной из-за помолвки, я понимаю. После обручения Эвери заметно подтянулся, войдя в роль заботливого жениха, который обязательно сделает счастливой свою избранницу, три вечера подряд заезжал за Пенелопой на работу и даже приносил ей завтрак в постель. Но главное, Эвери на целых семьдесят два часа завязал с посещением ночных клубов — своим любимым занятием. Пенелопа не возражала, что Эвери проводит нечеловечески много времени в кабаках, развалившись на диванах или танцуя на них, но сама не желала становиться частью этой жизни.

По вечерам Эвери развлекался в компании приятелей из консалтинговой фирмы, а мы с Пенелопой и Майклом, когда у того выдавалась свободная минута, располагались в «Черной двери» — уникально грязной и дешевой забегаловке, потягивая пиво и размышляя, почему людям не сидится на месте. Но после обручения кто-то надоумил Эвери, что если оставлять подружку одну шесть вечеров в неделю еще туда-сюда, то обращение с невестой должно быть совсем другим… Новоиспеченный жених предпринял отчаянную попытку почти завязать. Я знала, что долго он не продержится.

Мы проскользнули в офис под презрительным взглядом законопослушного чистильщика обуви, которому также было запрещено отлучаться на случай, если сотрудникам «Ю-Би-Эс» между часом и двумя дня срочно потребуется поплевать и отполировать до блеска пару дырчатых сандалий. Прокравшись ко мне в закуток, Пенелопа присела на стул для посетителей, хотя мне еще предстояло дорасти до приема визитеров.

— Мы назначили дату, — шепотом сообщила подруга, наклонившись к ароматной тарелке, кое-как пристроенной на коленях.

— Да что ты? И когда же?

— Ровно через год, начиная со следующей недели. Десятого августа, на Винограднике Марты, потому что там все началось. Мы помолвлены всего неделю, а матери уже озверели. Не представляю, как с ними выдержать.

Семьи Эвери и Пенелопы вместе проводили отпуск, едва их детки начали ходить, болтаясь по Винограднику Марты летом (замечу, вместе с семейкой моего закоренелого БАПа — белого англосаксонца-протестанта, — экс-бойфренда Кэмерона). Остался ворох фотографий, где все они запечатлены с броскими пляжными сумками с монограммой «ЛЛ Бин» 34 и в шлепанцах «Стаббс и Вуттен» 35 или на лыжах в Адирондакских горах, куда наведывались каждую зиму. Пенелопа уезжала в Найтингейл, а Эвери проводил время в Колледжиате, и оба, подчиняясь мамашам — любительницам бомонда, тратили свои детские годы на разнообразные благотворительные вечера, празднества и воскресные матчи поло.

Эвери с удовольствием принимал участие в любом молодежном комитете любой организации, проводя вне дома шесть вечеров в неделю и пользуясь неограниченным кредитом родителей. Из него получился типичный нью-йоркец, который знает всех и вся.

К немалому огорчению родителей, Пенелопа не проявляла интереса к светским мероприятиям, часто отказывалась от заманчивых предложений, предпочитая проводить время в компании мятущихся артистических натур, живущих на стипендию. Ее мать получила бы нервный срыв, узнай о причастности подобных тинейджеров к жизни дочурки. Между Пенелопой и Эвери не было даже дружбы, не говоря о романтических отношениях, пока Эвери не закончил школу на год раньше Пенелопы и не уехал в Эмори.

Если верить Пенелопе, давно скрывавшей тайную, болезненную страсть к Эвери, в школе он был одним из самых популярных парней: красавец атлет, прекрасно игравший в соккер, получавший нормальные оценки и достаточно сексапильный, чтобы ему сходила с рук глубочайшая неподдельная надменность.

Насколько я могу судить, Пенелопа всегда старалась не высовываться, как все девочки необычной красоты в том возрасте, когда имеют значение лишь светлые волосы и большие сиськи, тратя много времени на получение хороших оценок и изо всех сил стараясь остаться незамеченной. Какое-то время это ей удавалось, но вот Эвери приехал на первые рождественские каникулы, оглядел всех наличных горячих цыпочек в окрестностях дома, который делили их семьи на Винограднике, и вдруг увидел, что Пенелопа — высокая, грациозная красавица, заметил изящные, как у лани, ноги, прямые, как струны, черные волосы и длинные ресницы, обрамляющие огромные карие глаза.

И она поступила неправильно, по мнению любой девушки, — с точки зрения репутации, самооценки и стратегии, направленной на то, чтобы парень позвонил на следующий день: Пенелопа переспала с Эвери буквально через несколько минут после того, как он потянулся впервые ее поцеловать.