Месть (ЛП)

Знаете, чего я хотела? Чего хотела по-настоящему? Одного-единственного, но очень - снова стать девочкой в наездницких сапожках и с пятнышком йода на коленке.

Оп-ля, получи, сестричка. Начни сначала…

Да, кстати. Я была не права. Тут книжных шкафов нет. Зато есть призраки книг - остались со времен Роберта. Видите? Один на обогревателе - один на полу - и тут, на краю ванны.

Знаете, когда ненавидишь свое тело, когда непрестанно думаешь о нем, то и становишься только им, телом. Отвратительной маленькой материалисткой. Тайной сладострастницей - такой, ну, словно бы стыдливой. О, это мне нравится. Стыдливая сладострастница. У меня это иногда получается - ввернуть красное словцо, вы еще отдадите мне должное на этот счет. «Ты умеешь ввернуть красное словцо, - сказал как-то Роберт, а после помолчал, подумал и уж следом добавил: - Иногда. Надо отдать тебе должное». Вот и давайте отдадим мне должное. Да, так значит, тело свое я ненавидела. Ненавидела, потому что оно было не вашим. Я по лицу вашему вижу, что вы собираетесь сделать мне комплимент. Воздержитесь, пожалуйста. Кроме всего прочего, я ненавидела не только мое тело. Ваше тоже. Не сменить ли нам тему?

  Кабинет

Кабинет Роберта, все стены в книгах, расставленных по историческим периодам. И послушайте-ка. Внутри каждого периода - по фамилиям авторов, по алфавиту. Если уж это не порядок, тогда что же? Все лето я, казалось мне, слышала, как он тут расхаживает. Спинка кресла скрипит, шаги, скрип кресла, придвигаемого к столу. Скрип кресла отодвигаемого. Шаги, скрип, шаги, скрип. Господи! И что бы ему ковер не постелить? Иногда я винила во всем его книгу. Конечно, это легко, все прочие вроде и ни при чем: вы, Роберт и дорогая старушка - я. Кроме того, человек, изменяя жене, должен же отыскивать себе извинения. Должен. И все-таки! Эта кошмарная книга. Роберт слишком критически относился к себе, чтобы суметь написать книгу. Книга была для него пыткой, в чистом виде. Не стоило ему брать тот отпуск. Бедный Роберт. А тут вы, ждете его в маленьком домике и длинные ноги ваши только что из окна не торчат.  Вы должны были показаться - решением. Еще бы, он же нуждался в утешении. Те долгие прогулки, на которые он отправлялся весной! Знаете, я ведь тогда и почувствовала, что между нами что-то немного неладно, немного… не так. После я поняла, что он, должно быть, во время одной такой прогулки с вами и познакомился - если только не познакомился раньше и не направлялся тогда прямиком в вашу спальню. Его доводило до исступления не сознание того, что он никогда эту книгу не закончит. Нет, - сознание того, что он ее никогда и не начнет. Он делал заметки, миллиарды заметок, печатал на машинке куски глав, фрагменты - все не то! Скрип, шаги, скрип, шаги. А тело в постели - на него всегда можно положиться. Возвращает мужчине ощущение молодости, мой мальчик. Нет лучшей смазки для старой машины. Ну, разумеется, и вам тоже это, что-ничто, а давало. Мужчину в нужде. Мужчину, который жаждет спасения. Чего же лучше?

А может, и я не оправдала его ожиданий? Чего-то не поняла? Разумеется, я думала и об этом. Потому что, когда ваше сердце разбито, если позволите мне прибегнуть к этому милому старому выражению, прославленному в сказаниях и песнях, вы начинаете задумываться… поначалу всего на секунду-другую, а затем на сроки все более долгие… не заслуженно ли вам разбили его… если я вправе и дальше использовать освященные временем обороты. Потому что это же не просто случилось - с бухты-барахты, без всякой причины.

Так что, возможно, пустячная неверность Роберта была тем самым знаком, которому полагалось уведомить меня, что во мне самой чего-то недостает. Наставить меня на путь. А я неверно поняла этот путевой указатель. Представляете! В конце концов, оказалась-таки читательницей неумелой.

О боже. Надеюсь, я не выгляжу мелодраматичной. Такой он меня однажды назвал: мелодраматичной. Дабы показать, что уныния моего он не одобряет. Мелодраматичная жена Роберта. Я так люблю театр, дорогая, - вы нет? Всех этих мелодраматичных людей.

Не помню уж, когда я заподозрила, что встречаться с вами он не перестал. После моего… падения я почему-то вообразила… Видите, до чего я была наивной! Чувство достоинства, думала я, - уважение… Даже вы, думала я. Но нет. Должно быть, ему и вправду нравились черные кружевные трусики. А вы, должно быть, с упоением их ему предъявляли. В ту осень он снова начал преподавать, три дня в неделю, однако после занятий всегда сразу мчался домой. Увериться, что с его спятившей женушкой ничего не случилось. Женщина, знаете ли, может и с лестницы сверзиться. Или голова у нее в ванной закружится. А может выпасть в окно и сломать свою хорошенькую шейку. Известно, к тому же, как много несчастий причинили достойным семействам бритвенные лезвия. Дом вообще место опасное: кухонные ножи, молотки, снотворные таблетки, газовые духовки… у нас-то электрическая, однако я всегда предпочитала газ - как средство избавления от нежелательных жен. Веревка. Бензин. Спички. Не диво, что он торопился домой, бедняжка. И заставал меня лежащей в постели, в ночной рубашке, а то еще под душем. Мне уже становилось лучше! Есть начала понемногу. Я ощущала себя сгоревшим дотла домом, от которого только и осталось, что обугленный фундамент да половина печной трубы. Конечно, я все же сгорела дотла. Просто больше уже не горела.

И потом, к чему было поднимать столько шума? Мужчины заводят интрижки что ни день. Это стильно - клево - да к тому же и пользу приносит. Удерживает на низком уровне плохой холестерин. И для спины хорошо, особенно для нижней ее части. Обо всем этом нам  говорят строгие цифры. Согласно самым последним исследованиям, девяносто девять и восемь десятых всех американских мужей за один лишь последний год изменяли женам по крайности дважды. Вам это известно? Кроме того, это вас, наверное, удивит, девяносто два и четыре десятых процента всех мужчин-американцев спали с собственными матерями. Прискорбно, но факт. Впрочем, есть и хорошие новости. Девяносто четыре и шесть десятых процента мужчин, страдающих расстройством эрекции, говорят, что оно не так уж и важно - им это дело все равно не нравилось. Я узнала все это из женских журналов. Я уже говорила, что начала понемногу кормиться, ну и выезжать мало-помалу стала в машине: в магазины полуфабрикатов, в «Грэнд-юнион» [3], во всякие такие места. И куда я ни заходила, на глаза мне попадались женские журналы. Гладкие, надменные женщины-пантеры взирали на меня джунглевыми глазами. Скулы, подобные лыжным склонам. Большие пальцы засунуты, точно у джинсовых парней, за резинки пляжных трусов. Сорок Три Способа Поймать Мужа с Поличным. Сто Шестьдесят Три Способа Заставить Его Обезуметь от Похоти. По всей Америке домашние хозяйки читают эти штуки. Неужели одна только я и осталась в неведении? Я купила несколько журналов и прочла их в машине. Ешь Все, что Хочешь и Худей. Двенадцать Опаляющих Новых Позиций. Похоже, самое главное - отыскать сексуальную точку. Нашла - надавила. Тут он тебя мигом и изнасиловал. Твой брак спасен. Все горе с сексуальной точкой в том, что найти ее очень трудно; где-то она там на животе или рядом с поджелудочной железой. Ты можешь искать ее, искать, а тем временем твой муж безумно влюбится в кого-то еще - в кого-то, кто похудощавей тебя. По-моему, я слишком быстро говорю. Я говорю не слишком быстро? Чувствую, что слишком, надо будет последить за собой.

Так вот.

Как-то вечером, возвращаясь из «Грэнд-юнион», - я любила прогуливаться взад-вперед по его длинным проходам, толкая перед собой тележку, как это меня успокаивало! - я подъехала к вашему дому. Остановилась почти напротив, на другой стороне улицы и смотрела на окна. В гостиной шторы были опущены, горел свет. Спальня оставалась темной. Через некоторое время свет зажегся и в ней. Сдвинутые, лишь наполовину опущенные шторы. Я увидела, как вы подходите к окну, опускаете шторы пониже, словно для того, чтобы помешать мне подглядывать. Мне видна была только часть вашего тела, от середины бедер до поясницы и немного выше. На вас была юбка с печатным индейским рисунком и широкий красный пояс. Я вспомнила мое зеркало в ванной: я была женщиной без нижней половины тела, а вы - ничем иным, как этой самой нижней половиной. А следом  я представила вас русалкой наоборот: внизу ноги, а вверху рыбья чешуя, и мысль эта показалась мне такой абсолютно и неимоверно истеричной, что я едва не померла от смеха.