Записки русского бедуина

В наступлении на кельтов, или галлов, всегда усердствовали демократически настроенные политики. К заальпийским завоеваниям первым обратился Марк Фульвий Флакк — тот самый, который убеждал Гая Гракха вести переговоры с правительством с позиции силы (но силы недостало даже на переговоры). Его дело продолжил Цезарь. Римскому, а затем объединенному римско-италийскому народу не хватало земли, да и коммерсанты Италии хотели развернуться на малоосвоенных рынках сбыта. Пока народ был заинтересован в освоении новых территорий, дела шли сносно даже при плохих правительствах и гражданском расколе. И завоевания оказались прочными.

Итак, Цезарь — как пройти мимо него? Римляне неспроста брились. Римская дисциплина включает и самодисциплину. Они культивируют солидность, в их поведении больше, чем у греков, внутреннего контроля. И когда Рим дойдет до раскрепощения личности, римские личности предстанут более сложными и конфликтными. Рим явится заповедником монстров, но зато римские портреты сплошь и рядом оказываются выразительнее греческих, зато и столь интересные фигуры, как Цезарь.

«Записки о Галльской войне» написаны стопроцентно умным человеком. Главнокомандующий и начальник штаба в одном лице выступает в качестве историка собственной кампании и делает это не на пенсии, обратившись к воспоминаниям, а в самый запутанный момент политической борьбы, когда необходимо потрудиться над тем, чтобы создать в глазах общества наиболее выгодное представление о себе и своих действиях. И вот в таком сочинении вы не находите ни одной фальшивой ноты! При этом деловой отчет, свободный от вымысла, оказывается еще и художественной прозой.

Сами военные операции — пример смелости, быстроты, несгибаемой воли и умения побуждать солдат делать именно то, что нужно. Кое-что, конечно, смущает. Цезарь явился в Галлию в качестве защитника и действительно там, где Рейн поворачивает на север, разгромил германцев Ариовиста (эти места мне хорошо знакомы: именно здесь я обыкновенно пересекаю франконемецкую границу). Вскоре, однако, защитник обернулся завоевателем. Все было проделано виртуозно и с малой кровью — но сколько ее прольется потом, когда галлы опомнятся? И не повторится ли такой ход событий в гражданские войны — сперва едва ли не самая блестящая в военной истории испанская кампания — все сдались и все целы, — а затем годы ожесточенных сражений? Вот и выходит: Цезарь не был жестоким человеком, а по количеству пущенной крови, кажется, оставил далеко позади всех полководцев древности. Ведь когда начинаешь войну, никогда не знаешь, куда она приведет. Это мало кто понимает, но Цезарь, надо думать, читал Фукидида.

В молодости Цезарь, несмотря на настояния диктатора, отказался развестись с женой; скорее из любознательности и азарта, нежели стратегического расчета, он переправился в Британию; его трезвость никогда не переходила в мелочность. У него много привлекательных черт, за ним много красивых поступков. Историка примиряет с ним его конструктивность. Он угадывает будущее. Завоеванная Галлия станет процветающей страной, германцы на столетия оставят мысли о вторжении в Италию, Рим примет новый государственный строй, а имя Цезаря унаследуют русские цари и немецкие кайзеры; календарь, введенный по инициативе Цезаря, до сих пор в употреблении у части христианского мира. Принимая в рассуждение обыденность войны в его время, с ним легко примириться. За одним исключением. Он продал в рабство великое множество людей, причем делал это не столько для того, чтобы устрашить галлов и тем самым предупредить будущее взаимное кровопролитие, сколько для того, чтобы получить средства на политический подкуп и вербовку своих сторонников в Риме. За это он, правда, был наказан.

Чем больше политических успехов оказывалось на счету проконсула Галлии, тем неотвратимей становилась развязка, наступившая в мартовские иды. Когда Цезарь разбил всех, его противникам ничего не оставалось делать, как встать на путь убийства из-за угла. Цезарь, с его безошибочным чувством стиля, не мог окружить себя стражей, словно заурядный тиран. Флегматичный садизм в духе Суллы (не из любви к искусству, а из «почему бы нет?») был ему чужд. Демонстрируя бесстрашие и доступность, Цезарь, как всегда, сделал сильный ход, но спасти его могло разве нагромождение случайностей.

То, что Цезарь был убит в театре Помпея, — не прихоть истории, как и не следствие преданности заговорщиков памяти Помпея. Это попытка замаскировать предательство под своего рода жертвоприношение. И это показывает, что для многих участников заговора решение действительно должно было сопровождаться внутренней борьбой — как это принято рассказывать о Бруте. Когда-то мне нравились эти люди — тираноборцы, действующие из убеждений, а не соображений выгоды. Но ведь вышло все хуже некуда. В диссидентстве Тразеи, кажется мне, было больше проку.

На последних часах Тразеи Пета, получившего от императора приказ умереть, выразительно обрываются «Анналы» Тацита. Римская политическая оппозиция, сложившаяся при Нероне, обычно воспринимается как благородная, но бесплодная — республиканцы из антикварной лавки. Я думаю, что это неверно и что Тразея, его зять Гельвидий Приск и подобные им люди немало, хотя и косвенно, содействовали процветанию римской Европы. Спор, собственно, шел о том, что такое Рим — государство или частное поместье императора. Тразея и его единомышленники способствовали воспитанию высшего класса римского общества в духе служения государству, хотя бы и монархическому, а не лично императору, в духе служения общему делу, а не одному человеку. Они были услышаны не только в городе Риме, но и за его пределами. Там неореспубликанство соединялось с тем духом общественности, который проистекал из самого уклада греко-римских городских общин. В городах Италии и провинций считалось почетной обязанностью для богатого и честолюбивого человека принимать в расчет интересы сограждан, делать что-либо для общественной пользы. Так, Плиний Младший, о котором мы много знаем благодаря его письмам, построил для родного города библиотеку. После свержения Нерона и последовавшей смуты эти люди получили шанс. Они заполнили сенат и достигли ключевых должностей в армии и провинциях. За вычетом правления Домициана, империя на столетие получила разумных и трудолюбивых императоров, дельных генералов и толковых наместников. При них и процветали римские провинции Западной Европы.

Мы знаем, это все кончится. Кончится тем, что власть налогами и конфискациями разорит общество, подорвет силы городских общин, отдаст предпочтение принудительному труду и крепостной зависимости. Социальные основы греко-римской цивилизации будут подавлены, культура частично деградирует, частично переродится. Ни Рейн, ни Альпы, ни легионы более не послужат преградой варварам. Римская Европа рухнет.

Италия начнет приходить в упадок еще задолго до того, как это случится. Одной из причин этого будет хозяйственная конкуренция заальпийских земель, когда-то Италией покоренных и колонизованных. Там станут выращивать и производить все то, чем раньше торговала метрополия. Важнейшим потребителем в Римской империи были римские легионы, разместившиеся на границах. Естественные заботы о том, чтобы эти границы были подальше от Италии, естественным же образом шли вразрез с интересами италийской торговли, а соответственно плоды сельского труда и изделия ремесленных мастерских не находили в стране достаточного сбыта, и постепенно пустели города и окружающие их деревни.

История справедлива на манер языческих богов: она карает потомков.

БОЖЕСТВЕННАЯ ФРАНЦИЯ

Франция — это целый мир. Она просторна. У нее есть свое океанское побережье, свое северное море и южное. Альпийские вершины и песчаные пляжи, безводные плато и речные долины, виноградники, уходящие в даль поля — вы найдете здесь все. И еще: несущиеся по автострадам автомобили; настырно карабкающиеся по горным дорогам велосипедисты; сотни городов, многие из которых прекрасны. И вся европейская история здесь.