Белуга

Шашин протянул один экземпляр протокола Усману.

– Чава мне суешь, вон Филипп начальник, ему давай.

– На твоей вахте происшествие, вот и бери, – настоял на своем Шашин. Он решил, что с начальником тони надо быть осторожным, а потому против обыкновения составил протокол под копирку в трех экземплярах, – И Чебурову будет. Чего шумишь?

Верховик буйствовал двое суток. Отложистый притонок заметно оголился, а залитый водой низкодол в глуби острова, где по утрам, на восходе солнца, и на вечерней зорьке играли рыбные косяки, опустел. Обнажились, будто выбрели на мель, молодые стрельчатые побеги камыша, буйно зазеленела дикая беловерхая копрушка, обсохшие кочкарники затянуло зеленым лягушачьим шелковником.

Лебедков поначалу радовался малой воде. Весна складывается удачливой, тони берут рыбу неплохо, а запоздалое половодье обещало удлинить сроки добычи – не придется, как в иные годы, свертывать промысел далеко до запрета.

Но паводок не только задержался, а и стал сходить с низин. Лебедков встревожился, но успокаивал себя тем, что верховые угонные ветра весной непродолжительны. И этот – отдуется и перестанет.

Так оно и вышло. На вечерней зорьке верховый угомонился, а на утренней – как это часто случается – задул ветер с низу. Лебедков облегченно вздохнул: теперь-то нагонит водичку. Однако его прогнозы не оправдались. Морянило вот уже третьи сутки, а вода все убывала и убывала.

На Лицевой между тем жизнь шла своим чередом. Вахта сменялась вахтой, в пересменках сдавали рыбу. С моря двинулись косяки сазана и леща. Бударки загружали всклень, по самые бортовые линейки. Было от чего повеселеть ловцам: уловы богатые, заработки знатные. Дело шло к большим премиальным.

Ловцы, кивая на Петра и Гришу, шутили:

– Удачливые ребята, лафит им… Подшибут деньгу…

И только водосгон волновал рыбаков, заботил их. Даже Петр, новый на промысле человек, и тот чуял неладное.

А Филипп мрачнел день ото дня. Каждый полдень по рации он докладывал Лебедкову о ходе промысла, а в конце, под занавес, обязательно напоминал:

– Как там насчет воды, не узнавали?

Вначале директор завода успокаивал Филиппа, а потом стал раздражаться и, недослушав, приглашал к разговору начальника другой тони.

Но и на других тонях беспокоились не только о выловленных центнерах и заработанных рублях.

– Я что вам, начальник водохранилища? – взрывался Лебедков. – Откуда воду возьму?

– Дак… смотреть больно. Икра гибнет.

– А мне радостно, да?

– Оно конешно… Только как же насчет воды-то, дадут али как? И все повторялось сначала.

Усман, когда ему случилось присутствовать при радиоперекличке, старался успокоить Филиппа:

– Уй-бай, зачем нерва портишь? Начальник большой есть в город, пусть его голова болит. Даст вода, никуда не спрячет. Целый моря вода… что он – вся пить будет, да?

Почти каждодневно заезжали на тоню Миша-большой и Миша-маленький, интересовались уловами, следили, чтоб немерную рыбу не мешкая живьем выпускали в реку.

– Ничего нового? – интересовался Филипп. Инспекторы-свояки понимали, что речь идет о злополучной белуге и что люди ждут от них действий. Однако ничего утешительного у них пока не было, да и быть не могло так скоро. О белуге слух прошел по банкам, дошел он небось до каждого рыбака и, конечно же, – самого виновного. А коли так, то не дурак же он, чтоб продолжать шалить. Затаился, пережидает, не иначе. И нужно время какое-то, чтоб, переждав, снова взялся за черное дело. Так рассуждали Миша-большой и Миша-маленький, и, конечно же, правильно рассуждали.

В милиции тоже решили, что торопливость лишь помешает. В иных условиях, возможно, и надо торопиться: собаку пустить по следу, дороги перекрыть, чтоб незаконный товар перехватить. Но вокруг тони – вода, острова, камыши… Собака тут совершенно беспомощна. Улики искать: слизь, икринки, кровь и другое что, тоже безрезультатное дело, поскольку на каждой бударке, на каждой приемке и на тоне таких «улик» хоть отбавляй. Каждый рыбак за путину худо-бедно несколько красных рыб для себя разделает. И домой на уху свезет, и соседа-неудачника угостит. Такой уж обычай, а он, как правильно замечено, сильнее даже самого строгого закона.

И в рыбоохране и в раймилиции люди смекалистые, бывалые. С обловщиками встречаются не впервой, их повадки изучили. А потому и не спешат. Знают: переждет-переждет браконьер, да за прежнее возьмется. На всякий случай, однако, выше Лицевой за два-три плеса неприметно для стороннего глаза установили пост. Со стороны глянуть – палатка, а у яра с удочкой турист-рыболов да и только.

Миша-маленький горестно разводит руками, а Миша-большой вздыхает:

– Темное дело. – Но твердо обещает: – Ништо! Доведаемся…

– Непременно надо найти, хлеб задарма никто не должен есть, – жестко говорит Филипп. Но его больше волнует не эта злосчастная белуга, а беда куда более значительная – безводье. Браконьера найдут. Но разве сравнить тот урон, что принесет малая вода, с гибелью одной белуги? Потому-то начальник тони спрашивает озабоченно: – Вы того… райинспектор ничего не говорил насчет воды? Нынче еще ходче пошла.

– Звонили в управление. Со всех районов трезвонят, разве мы одни? – охотно отвечает Миша-большой. Он рад, что разговор принял иной оборот. – Вчера вертихвост летал над лугами…

– Летал, летал, – обрадовано соглашается Усман. – Туда-сюда, туда-сюда… Уй-бай, вертун какой…

– Полой снимали, чтоб не просто слова, а доказательства были, – объяснил Миша-большой. – Радиограмму в Москву отшлепали, а следом фотокарточки пошлют. С энергетиками не просто воевать. У них свой план: дать столько-то киловатт, и точка. Пол-Расеи небось Волга током питает. Попробуй-ка план нарушить – голову снесут! Вот и выходит, это энергетики хозяева: хотят – пустят воду, а не захотят – шиш получишь. И тут хоть расшибись.

– Как это не захотят? – горячо возразил Петр. – Что они, не понимают?

– Плохой слов говоришь, Мишка, – вмешался Усман. – У них план рыба губить, да?

– Пакостное дело, ребята, а как быть – ума не приложу, – сокрушался Филипп. – Весь урожай воблы так сгубить можно. Ходил я вчера на полой. Где обсохло – гибнет икра. Висит на камышинках, сморщилась, усохла. Делать надо что-то. И выше министра есть люди. Призовут, коль надо, к порядку.