Откровенные записи Кости Хубова

Остался один. Совсем один в двух опустевших комнатах.

Постепенно, день за днём стал прибирать. Вспомнил, что давно не брился. Подошел к зеркалу и увидел: мои длинные чёрные волосы сильно побиты сединой. Подумалось: «Жизнь прошла, впустую».

Вышел на улицу. Купил «Лондаколор» — черную краску для волос. С тех пор регулярно крашусь.

А у кого жизнь не прошла впустую? Этот вопрос мучил всегда. Не хотелось повторять серые судьбы отца и матери. Я жаждал если не героического, то хоть какого‑то настоящего дела. Полезного людям.

Вдруг осознал, что мне уже за 40 лет. А жизнь вроде не начиналась.

Бродил по квартире, зачем‑то открывал и закрывал дверцы шкафа, кухонного буфета, ящики письменного стола. Заметил на одной из книжных полок зелёный корешок какой‑то длинной книги, втиснутой между старинным томом и бабушкиной Библией.

Это оказалась папка. Вытащил, развязал тесёмки. Там был альбом с радугой марок на каждой странице. И записка дедушки: «Костя! Я уничтожил не всю коллекцию. Оставляю тебе на черный день самое ценное. Полный комплект земских марок царской России».

Кажется, Чехов был земским врачом.

Нелепые марки. Нелепая моя жизнь.

Я вложил альбом обратно в папку, попытался втиснуть на место. Для этого вытащил тяжелый старинный том — «Полное собрание сочинений А. С.Пушкина» с ятями, изданное в 1899 году, к столетию со дня рождения поэта.

Раскрыл книгу на романе в стихах «Евгений Онегин». И на три дня зачитался.

В своё время мама водила меня в Большой театр на оперу Чайковского с её сладкими ариями.

Почти ничего общего с романом!

На самом деле Пушкин написал о таких, как я. А может быть, и о большинстве людей, бесплодно проживающих жизнь. Таких, как Онегин, Ленский. После о том же в стихах и прозе писал Лермонтов. Причем сама по себе жизнь прекрасна. Вот в чем тайна.

19

Мне стоило большого труда назвать эту женщину не Зинаидой Николаевной, а Зиной. Хотя Зина оказалась моей ровесницей, она во всём была опытнее, деловитей.

Примерно через месяц после похорон явилась ко мне субботним утром с тряпками и порошками. Произвела в квартире генеральную уборку. Под конец, несмотря на мой протест, собрала и унесла с собой майки, рубашки и брюки, чтобы выстирать у себя дома в стиральной машине и принести их на следующей неделе чистыми, выглаженными. Да ещё приволокла рюкзак продуктов. Сварила борщ на три дня.

Вечером того же дня по дороге на дачу заехал отец. С аппетитом хлебая борщ и сетуя на то, что у меня, как всегда, нет выпивки, сказал: «Эта Зиночка хочет тебя на себе женить. У неё наверняка нет мужа. С такой бабой будешь как за каменной стеной».

От его слов будто ледяным ядом обдало изнутри. Я уже и сам с самого начала предчувствовал, чем может закончиться это случайное знакомство.

А как же любовь, о которой мечтал с юности?

Зинаида Николаевна, Зина действительно давно была в разводе, одна воспитывала своего Ваню. Зарабатывала «челночными» поездками в Турцию. Скупала там у оптовиков одежду — джинсы, кофточки, свитера, сдавала здесь какому- то азербайджанцу, торгующему на вещевом рынке.

Призналась, что этот азербайджанец понуждает её к сожительству, к браку, чтобы заполучить московскую прописку и поселиться в её однокомнатной квартире. Тем более, Ваня был в армии.

Несколько раз она находилась у меня в то время, когда один за другим приходили пациенты. Ей, непосвященному человеку, моя деятельность казалась настоящим колдовством. Тем более, я ведь избавил её от радикулита.

Теперь не стало даже жалкой пенсии моих стариков, и я вынужден был брать деньги, которые протягивали мне благодарные пациенты. Зина не видела в этом ничего плохого.

Как‑то весной, в начале мая, она предложила слетать на пять дней в Турцию за товаром. Так я второй раз очутился за границей — в Стамбуле.

Впрочем, у нас с Зиной почти не было свободного времени на осмотр города. Кроме оптовых складов, мы прошерстили дешевые магазины. А потом зашли в супермаркет, где она купила мне в подарок высококачественный кожаный пиджак с красной муаровой подкладкой.

Ночевали в гостиничке на окраине этого чудесного города.

В конце концов у нас набралось четыре огромных тюка багажа. Со склонностью Зины к радикулиту, ей ни в коем случае нельзя было поднимать тяжести. Поэтому я был очень кстати.

Наша поездка оказалась прибыльной. В Москве мы с Зиной отвезли на такси всю партию одежды не тому азербайджанцу с рынка, а на какую‑то базу в Химках. Хозяин сети магазинов не только щедро расплатился с Зиной, но и предложил работать у него продавщицей. Мне же было предложено сделаться моделью, демонстрировать мужскую одежду.

Я отказался. В этот момент показалось, что босс пожалел о том, что заплатил нам так щедро.

Через несколько дней, купив две горячие курицы–гриль, колбас, консервов и прочей провизии, мы отправились на автобусе в подмосковную воинскую часть, где отбывал службу Ваня.

Собственно говоря, я не очень‑то хотел ехать, но Зина упросила, сказала, что ему пора со мной познакомиться. И как‑то вскользь, словно о чем‑то само собой разумеющемся, добавила: «Нехорошо без Ванечкиного согласия выходить замуж».

Долго ждали на лавочке у проходной воинской части.

Наконец вышел верзила–солдат. Это и был Ванечка.

Зина кинулась к нему, потом подвела к скамейке. Я поднялся, пожал ему руку, зачем‑то обнял. Спросил: «Тебя здесь не обижают?».

«Попробуй кто обидеть», — ответил Ваня. И показал два огромных кулака.

20

— Какой изящный молодой человек! — не удержалась работница загса, принимая у нас с Зиной заявление на регистрацию брака. — Какая чудесная черная грива! Какой красавец!.

Она не знала, что волосы крашеные. Что подобные комплименты я слышу с детства.

Сыпал снегом хмурый ноябрьский день. Из загса Зина поехала на работу в магазин своего шефа. А я направился в метро, чтобы вернуться домой. Куда мне ещё было деваться?

Спускался эскалатором, думал о том, что моя природная скромность, артистичность, что ли, продолжают автоматически обвораживать окружающих. Кто‑то в лаборатории сказал гадость, будто один мой вид действует женщинам на половую чакру. Те, кто видит меня, наверное думают: «Баловень судьбы!»

Им в голову не придёт, насколько я одинок. Не имею ни профессии, ни надёжного заработка. Нет ни сынишки, ни дочки.

На безымянном пальце правой руки появилось золотое кольцо.

В ту осень какое‑то безволие стало пригнетать меня.

Думал: «Наступает ранняя старость. А я вроде ещё и не жил… Ничего, Зина родит ребёнка. Всё обретёт смысл».

Она настаивала на том, что нужно обязательно справить свадьбу, пригласить её и моих родственников. Чтобы «всё было как у людей». И будет совсем хорошо, если мы повенчаемся. Она считала себя верующей.

Дала мне денег, отправила в церковь договариваться со священником, который отпевал бабушку и дедушку.

Я дождался его после окончания богослужения. Когда выяснилось, что я некрещеный, тот сперва наотрез отказал. Потом помчался за мной, предложил немедленно креститься.

В этой поспешности я почувствовал профанацию.

Не знаю, что будет со мной дальше, но на сегодняшний день, когда я пишу историю моей жизни, я принадлежу к тем людям, кто, как Евсей Абрамович, муж Паолиной сестры, убеждён в том, что Вселенную создал и управляет ею какой- то Разум. Верю и в то, что Христос был на самом деле.

Только не могу понять, зачем нужно, чтобы мои родители, в общем славные люди, жили в разводе. Зачем погиб под колёсами машины мой пудель Май, который никому не делал зла?

Как этот Разум допускает кровавую мясорубку в Чечне? Видел по телевизору чеченского мальчонку, оставшегося под бомбами в Грозном. Тот в отчаянии кричал с мостовой телеоператору: «Дяденька, дедушку убили! Вон лежит мой дедушка»!

До сих пор терзаюсь, что даже не попытался найти этого ребёнка, прижать к сердцу, усыновить…