Место для жизни. Квартирные рассказы

– Он вам был дядя? – спросила Юля.

– Ну, так говорится… Очень, очень далекий. И вот…

– И вы его совсем не знали?

– Представьте себе, не пришлось. И вот какой мне подарок сделал!

Юля видела, как восторженная радость на лице девушки лишь с трудом и ненадолго подергивалась налетом насильственной грусти.

– Но как же… Куда же это он пошел, зачем, он ведь практически никогда не выходил…

Пошел он, оказывается, к нотариусу. К нотариусу!

– Вот, посмотрите, – возбужденно говорила девушка. – Он это письмо написал моим родителям, когда они только поженились. Смотрите:

“Дорогие Йона и Хильде…”, лет, наверно, тридцать назад, меня еще и в проекте не было…

– И там сказано про квартиру? – спросила Юля.

– Представьте себе! “Когда и если будут дети, последние носители нашего имени…” И квартиру, и вообще все. И я решила никогда не менять фамилию, у меня братьев нет.

– Что же это он так долго собирался?

– Да, нотариус тоже его спросил, а он сказал – совершенно забыл, но мне, говорит, на днях напомнили.

Да уж, напомнили, нашлись такие…

– И подумать только, какая удача, что он все-таки успел! Все подписал, заверил в самый последний момент… а то бы…

Да уж, удача… Девушка, видимо, от радости плохо соображала, что говорит.

– А я даже и не знала… была так занята своим, учеба, армия, заграница, опять учеба… знаете, искала себя… Ужасно жалко, но уже не вернешь. Вам, может быть, что-нибудь отсюда пригодится?

Возьмите себе на память, что хотите. – Девушка показала на картонные коробки, набитые картинами. – Я все отсюда вывожу, все абсолютно, такая прекрасная квартира, но страшно запущенная, я все здесь сделаю иначе, вся жизнь моя пойдет теперь иначе! И лучше!

И девушка радостно засмеялась, но тут же смущенно прикрыла рот рукой.

Юля взяла себе первую попавшуюся картинку, какая поменьше, невразумительную и тусклую, и вспомнила, какие эти картины были веселые и светлые в первый ее день здесь. И пошла к себе домой в коммуналку, повторяя про себя со злостью: все тут себя ищут и находят, а не себя, так что-нибудь другое. И только ты дура. Себя искать! Что толку искать то, чего не было и не будет никогда.

РАЗВОД

Шушу и Шоши решили разводиться. По этому случаю они стали теперь звать друг друга “Шауль” и “Шошана”, но иногда забывались.

Почему они решили разводиться, точно объяснить трудно, много всего накопилось за двадцать с лишним лет. Но обоим было ясно, что если разводиться, то не откладывая, пока у обоих есть еще хоть какие-то шансы.

Решили сделать это достойно, как цивилизованные люди, без скандалов и без адвокатов. На этот предмет первым делом следовало договориться, как делить имущество, то есть главное – продать общую квартиру. Шушу предлагал Шоши остаться в квартире, чтобы сыновьям было куда вернуться после армии, а ему отдать машину и выплатить из общих сбережений сумму, которую надо еще обговорить. Но Шоши сказала, резать так резать, мне такая большая квартира теперь ни к чему, оба сына все равно скоро уйдут, а сбережения поделим на четыре части, так проще всего. И из квартирных ты тоже получишь четверть, и от продажи машины четверть, по-моему, это логично? Шушу не мог сразу решить, логично или нет, но спорить не стал, вопрос остался пока открытым, а Шоши пошла и дала в газету объявление о продаже квартиры.

Атмосфера в доме сразу очистилась. Шушу и Шоши теперь не придумывали себе после работы, куда бы пойти, что бы сделать, только бы протянуть время и не возвращаться домой. Наоборот, приходили домой, как к себе домой. Шушу стал звонить с работы, спрашивать, что купить на обратном пути, а Шоши снова начала готовить обеды, откормлю тебя на прощание, говорила она, кто знает, как ты теперь будешь питаться!

По вечерам они мирно сидели у телевизора, и Шоши великодушно соглашалась на футбол. Но и Шушу держал фасон и, если матч был не самый интересный, предлагал переключиться на сериал.

– Давно бы нам догадаться развестись, – шутил ублаготворенный Шушу.

А Шоши, которая раньше огрызнулась бы ядовито – кончай херню нести, задумчиво возражала:

– Ну как же давно, тогда дети были маленькие.

– И ты меня тогда любила.

– Что теперь вспоминать.

– А я тебя…

– У тебя-то это быстро прошло.

– А у тебя?

Тут разговор обычно повисал, и оба тактично переходили на другие темы.

Например, насчет денег. Шушу, подумав, пришел к выводу, что четверть ему – это не вполне справедливо. Но ему не хотелось нарушать благостное настроение, царившее в доме, и он рассуждал настойчиво, но очень мягко:

– Ты говоришь, логично. Нас четверо – каждому четверть. Но ведь все заработано мной и тобой, дети ничего в дом не принесли, одни расходы. По закону мне вообще, я думаю, полагается половина. Нет, нет, Шошана, – торопливо пояснял он, – я не к тому! Я только к тому, что мальчишки себе еще успеют заработать, а нам с тобой уже пора помнить про черный день. Я считаю, тебе треть, мне треть и им треть, пополам. Не забывай, надо ведь где-то жить. Что я на четверть смогу купить, да и ты тоже.

– Можно и в наемной квартире пожить, масса людей живет, – осторожно замечала Шоши.

– Ты будешь жить в наемной квартире?

– Нет, Шауль, не я, детям необходимо знать, что у них есть дом, неизвестно еще, как там у них после армии сложится.

– Но ты же сама говоришь, скоро уйдут из дому? А если нет, то тем более на четверть тебе не купить.

– Моя четверть и их две, вот и куплю, все равно им отойдет, и на учебу им останется.

– А, вот что!

Получалось еще более несправедливо. То есть Шоши практически брала себе три четверти, а ему всего четверть? Шушу знал неумолимые логические таланты жены и понимал, что без скандала ее не переубедить. Да и со скандалом, пожалуй, тоже. Тут-то он и вспоминал все то, что в последнее время начало как-то забываться, а именно, почему он хотел с нею развестись.

С другой стороны, если не считать проклятого вопроса о разделе имущества, Шоши вела себя идеально. Шушу казалось даже, что она похорошела за последнее время, помолодела и посвежела. Из волос исчезла проседь, и губы стали не такие тонкие и поджатые, а на щеках появился легкий румянец. Шушу подозревал, что если бы он встретил такую женщину где-нибудь на стороне, то мог бы и заинтересоваться.

Однажды ночью, после особенно вкусного ужина и очень смешного английского фильма по телевизору, Шушу стукнул тихонько в дверь детской, где уже с полгода спала Шоши. И вошел, и вышел не очень скоро. От долгого ли воздержания или еще отчего, но и тут у него было чувство, что он имеет дело с другой, малознакомой и более интересной женщиной. И получалось так, что если этот проклятый вопрос снять, то есть не делиться и не разводиться, то лучшей жены ему и не надо. Шушу даже как-то сказал это ей, смехом, конечно, но

Шоши не засмеялась, посмотрела на Шушу оценивающим взглядом и сказала:

– Лучшей не надо? А худшей?

– Худшей точно не надо! – хихикнул Шушу.

– Ясно, – сказала Шоши, и на этом разговор закончился.

Тем временем начали приходить люди, смотреть квартиру.

Квартира у них была хорошая, четырехкомнатная, удобная и недавно отремонтированная – и в самом центре, но ценность ее снижалась сильно запущенным состоянием всего дома и подъезда. Тем не менее продажных жилых квартир в центре было не так много, и потенциальные покупатели интересовались. И Шушу считал, что Шоши назначила за квартиру слишком низкую цену. Ей-то, может, ничего, но этак его четвертинка совсем будет небольшая! Шушу решил, что, во-первых, обязательно должен отбить машину, она и водить-то не умеет, а во-вторых, необходимо ей внушить насчет цены квартиры.

– Квартиры сейчас продаются плохо, – возразила ему Шоши. – Так мы ее еще дольше не продадим.

– А куда торопиться? – рассудительно заметил Шушу. – Разве нам горит? Дождемся, пока дадут настоящую цену.