Маркус и Сигмунд

В половине второго ночи он все еще стоял на кухне. Он посчитал, что, если будет работать быстро, к трем часам закончит. А потом надо делать уроки. Если уроки сделаны, тебя не вызовут, если уроки не сделаны, тебя вызовут обязательно. Это был закон. Третий закон Маркуса Симонсена. Существовало много законов Маркуса Симонсена, и ни один из них не был очень приятным. Он взял форму для торта. Ко дну пригорели кусочки теста, которые было невозможно отмыть. И на это был закон: Если ночью моешь посуду, обязательно обнаруживаются подгоревшие куски, которые невозможно отмыть. Одиннадцатый закон Маркуса Симонсена. Он тер и тер, но тесто пригорело намертво. В какую-то секунду он решил выбросить форму в ведро, но не стал. «Примем это как вызов, — подумал он. — Если я не могу отодрать тесто от формы, то чего я вообще в этой жизни могу достичь?»

Как только он это подумал, дверь на кухню открылась и вошел Сигмунд.

Странная штука. Каким бы ни был человек независимым и самоуверенным днем, весь этот образ отчасти улетучивается, стоит только прошаркать в пижаме. И тут не поможет голубой цвет пижамы и надпись: «СУПЕРМЕН» — красными буквами на груди. К тому же Сигмунд был чем-то озабочен и взгляд блуждал по кухне, ни на чем не останавливаясь.

— Ага, ты, значит, посуду моешь? — сказал он.

Для возражений не было оснований, и Маркус подтвердил слова друга, отскребая тесто.

— Не могу заснуть, — объяснил Сигмунд.

Маркус собирался сказать, что ему очень жаль и, если Сигмунд хочет, он может почитать уроки вслух в кровати, но потом передумал. Сигмунд, казалось, обеспокоен не на шутку.

— Не знаю, — продолжал он тихо.

— Чего ты не знаешь? — спросил Маркус, по-прежнему скребя форму. Кусочек теста отстал, и это придало ему новых сил.

— Может быть, я ошибаюсь, — сказал Сигмунд.

От удивления Маркус перестал скрести.

— Я не так много слушал рэп, — признался Сигмунд. — Может быть, он лучше, чем о нем говорят.

— О нем никто плохо не говорит. — Маркус не понимал, к чему клонит приятель.

— Я имею в виду себя, — сказал Сигмунд. — Возможно, в этот раз я сделал поспешные выводы.

— Неужто?

— Да, — ответил Сигмунд. — Я ведь обычный человек.

— Обычный?

— Ну, может быть… я хотел сказать… А у тебя дома есть рэп?

— Есть Эминем, — ответил Маркус.

— Ничего, если я поставлю диск в гостиной?

— Да нет, надеюсь, я тебе не помешаю мытьем посуды?

Сигмунд покачал головой:

— Нет, пожалуйста, только не перетруждайся!

Маркус тоже покачал головой, развернулся и снова принялся за пригоревшее тесто. Спиной он почувствовал, что Сигмунд продолжает смотреть на него.

— Да, Сигмунд, что еще?

— Посмотри на меня.

Маркус опять развернулся. За исключением пижамы супермена и обеспокоенного выражения лица, Сигмунд выглядел как обычно.

— Только честно, — попросил Сигмунд.

— «Честно» что?

— Ответь на вопрос.

— Ну да.

— Ты же понимаешь, что мне непросто.

— Нет, не понимаю, но все равно спрашивай.

— Мне пойдет пирсинг?

Маркус задумался надолго.

— Сигмунд! — сказал он между прочим.

— Да?

— А ты не влюбился ли?

— Совсем чуть-чуть, — признался Сигмунд и покраснел.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Маркус с беспокойством разглядывал свисающие на попе штаны Сигмунда, который шел впереди по дорожке. Со времени великого итальянского обеда прошла неделя, и мир с тех пор встал с ног на голову. Раньше всегда влюблялся Маркус. И тогда Сигмунд охотно помогал более или менее полезными советами. Теперь Маркус потерял способность любить, зато Сигмунд болтался, не думая ни о чем, кроме своей несчастной любви к Бенте Иверсен. Маркус чувствовал, что настала его очередь давать советы, но чьих советов Сигмунд точно сейчас слушать не будет, так это советов Маркуса. Дело в том, что Сигмунд ревновал, и совершенно напрасно.

Когда Бента появилась в их школе пару дней назад, с учениками случилась чуть ли не истерика. Они теснились, чтобы взять автограф у новой школьной звезды, а Бента написала свое имя по меньшей мере раз сто, пока учитель Воге не пришел и не попросил оставить девушку в покое. Он был уверен, что ей хочется чувствовать себя обычной ученицей. Бента кивнула, поблагодарила его за помощь и дала по его просьбе два автографа. Сигмунд тоже подходил с блокнотом, но не осмелился попросить расписаться в нем, потому что все еще стыдился спора о музыке и исполненной пародии на рэп. Когда Маркус предложил попросить за него, Сигмунд обрадовался этой идее.

— Попроси ее написать: «Привет дорогому Сигмунду от Бенты».

— Дорогому Сигмунду?

— Да.

— Думаешь, стоит?

— Еще как, — ответил Сигмунд и самоуверенно улыбнулся. — Потому что тогда она поймет, что она мне нравится.

Маркус сообразил, что нет смысла что-либо обсуждать с парнем, начисто потерявшим связь с реальностью. Он подошел к Бенте одним из последних незадолго до того, как Воге вмешался и спас ее.

— Привет, — сказала Бента. — Здорово увидеться снова, Маркус.

Случись такое пару месяцев назад, он бы стал заикаться и спотыкаться, покраснел бы и начал переминаться с ноги на ногу от возбуждения, но теперь она не интересовала его как девушка, только как человек.

— Очень здорово увидеться с тобой, Бента. Можно попросить у тебя автограф?

— Конечно. Что написать?

— Можешь написать «Привет дорогому Маркусу от Бенты».

Нет! Неправильно. Это же Сигмунду она должна была написать «дорогому», но теперь было уже слишком поздно. Она уже все написала.

— А еще я хотел попросить тебя написать Сигмунду.

— А почему он сам не попросит?

— Наверно, он сам очень занят, — ответил Маркус и покосился на Сигмунда, который стоял в самом дальнем углу школьного двора и листал книгу.

— Можешь тоже написать «Привет дорогому Сигмунду»?

— Думаю, хватит одного моего имени, — сказала она.

Когда Маркус вернулся к Сигмунду, тот переминался на месте.

— Она что-нибудь сказала?

— О чем?

— Обо мне?

Маркус покачал головой:

— Нет, но зато написала автограф.

Он протянул блокнот. Сигмунд схватил его трясущимися руками, а потом издал негромкий возглас неудовольствия:

— А куда делся «дорогой Сигмунд»?

— Не знаю, — ответил Маркус. — Она посчитала, что одного ее имени хватит.

— Это она мне назло, — сказал Сигмунд.

— Может быть.

— Что там у тебя?

— Блокнот с автографами, — сказал Маркус.

— Она тебе тоже дала автограф?

— Да.

— Можно посмотреть?

Маркус немного задергался. Ему не нравилось, как стала развиваться ситуация.

— Зачем это? Точно такой же автограф.

Он сам заметил, насколько неестественно звучал его якобы равнодушный голос. Сигмунд прищурился:

— Я все равно хочу посмотреть. — Он выхватил у Маркуса блокнот и открыл на последней странице. — Ага!

— Что «ага»?

— Вот, значит, где он!

— Кто?

— Дорогой привет, — сказал Сигмунд с сарказмом. — Вот, значит, благодарность.

— Благодарность за что?

— За все, что я для тебя сделал.

— А что ты для меня сделал? — поинтересовался Маркус.

— Ну конечно, ты все забыл, — сказал Сигмунд. — Прости меня. Прости, что был твоим другом.

Маркус не совсем понимал, с чего они вдруг стали недругами, но рассчитывал, что это пройдет. В конце концов, это просто ревность, а о ней Маркус знал все. Он сам ревновал по меньшей мере пару сотен раз за свою четырнадцатилетнюю жизнь, и тогда он сам был таким же непредсказуемым.

Прошло два дня, а Сигмунд по-прежнему ревновал. Когда Маркус напомнил ему, что вообще-то потерял способность любить и поэтому не мог представлять никакой угрозы, Сигмунд ответил, что подозревает, будто синдром хронической любовной опустошенности — это чистый обман, чтобы наилучшим образом протиснуться вперед в очереди за девушками.

— Совершенно очевидно, Макакус, что она тебя легко зацепила, — говорил он и смеялся громко и безрадостно.