Эгипет

— Не сядь на него я, ничего бы с ним не случилось, — жизнерадостно сказал Пирс. Они оба оглянулись на севший на мель автобус, вокруг которого бесцельно и бессмысленно кружили пассажиры.

— Ну и черт бы с ним, — сказал Споффорд. — Плюнь. Давай ко мне в гости. Тут рядом. Поживешь немного. Места хватит. Сколько хочешь, столько и живи.

Пирс перевел взгляд с автобуса на луг за рекой, по которому разбредались жующие с довольным видом овцы.

— Пожить, говоришь?

— Давай думай быстрее, — сказал пастух. — Помянем старушку альма-матер. И наш квартал.

— Я ушел от них обоих.

— Да иди ты!

Он ткнул посохом в дальнюю часть луга, где начинался подъем.

— Живу я во-он там, — сказал он. — За пригорком.

А что, подумал Пирс. Наклонность к дезертирству жила в нем нынче с самого утра, нет, с начала недели; да что там, с первых дней лета, если уж на то пошло. Его занесло сюда по милости Долга и Заботы о Собственном Будущем, и с дороги он сбился отнюдь не по собственной вине. Ну и ладно. Значит, так тому и быть.

— А что, — сказал он вслух, чувствуя, как откуда-то изнутри поднимается к горлу странное чувство возбуждения. — А что, почему бы и нет.

— Вот и ладно, — сказал Споффорд. Он свистнул коротко, на одной ноте — овцы сразу остановились — и подхватил Пирса под руку; Пирс хохотнул, собака тявкнула, и таким вот нестройным боевым порядком они вышли из города вон.

Несколько лет тому назад Споффорд числился у Пирса в студентах; собственно, он был одним из его первых студентов в Барнабас-колледже, получающих образование за счет солдатского билля. [14] Пирс помнил, как увидел его в первый раз: за партой, среди историков-первокурсников, серьезного и внимательного, в солдатской спецовке (поверх нагрудного кармана белая нашивка с надписью СПОФФОРД), казавшегося в аудитории на удивление чужим и неуместным. Он был всего на три, не то четыре года младше Пирса, а у Пирса это был первый настоящий сквозной курс («сквозняк» на тогдашнем студенческом жаргоне; Пирс готовил этот «сквозняк» в магистратуре [15], а Споффорд в это время проходил свои «сквозняки» во Вьетнаме). На те же самые «солдатские» деньги Споффорд открыл небольшую столярную мастерскую, в том же дешевом квартале, где жил тогда Пирс; он не делал гарнитуров, а только отдельные предметы, но на редкость качественно, Пирс всегда завидовал его мастерству и любил смотреть, как он работает. Они подружились и какое-то время даже делили на двоих милости некой общей знакомой — в самом прямом смысле слова одной достопамятной ночью, — и, будучи по многим позициям людьми совершенно несхожими, умудрились, постепенно отдаляясь друг от друга, никогда не терять друг друга из виду. Из колледжа Споффорд вскоре ушел, а потом уехал и из города, увез свои умения и навыки обратно в родную глубинку, а Пирс время от времени стал получать конверты с исписанными миниатюрным, но необычайно ясным споффордовским почерком листочками: он рассказывал о своих свершениях и звал Пирса в гости.

И вот наконец оно и случилось. Споффорд, загоревший до черноты, крепкий, в обтрепанной соломенной шляпе и с посохом в руке, прекрасно гармонировал с пейзажем; Пирс почувствовал, как внутри у него поднимается чувство, похожее на чувство благодарности. Улицы большого города были сплошь замусорены споффордами, которым не удалось вовремя смыться. Когда он на ходу улыбнулся Пирсу, — вне всякого сомнения, рассчитывая получить в ответ такую же точно улыбку, — на его широком загорелом лице сверкнули белоснежные зубы, вот только мертвенно-серый верхний резец подкачал.

— Глянь, какая красота, — сказал он, описав рукой широкий полукруг.

Пирс оглянулся. Складчатое подножие холма и тамошние луга остались позади; сбоку поднимались ввысь лесистые склоны гор. Внизу лежала долина с переливчатым зигзагом реки. За такими летними видами почти в буквальном смысле слова слышишь музыку, легкомысленные женские сопрано; и Пирсу пришло в голову, что он до сих пор не знает, что первично: не есть ли та музыка, которая звучит в начальных сценах пасторальных мультфильмов, диснеевских в особенности (где поют, пританцовывая, живые деревья и горы), — переведенная в доступный человеческому уху регистр музыка, которую он слышал в данный момент, или сама эта музыка навеяна детскими воспоминаниями о диснеевских мультфильмах. Он прослушал еще несколько тактов и рассмеялся.

— Славно, — сказал он. — А что за река?

— Блэкберри. [16]

— Славно. Блэкберри.

— А гора называется Ранда, — сказал Споффорд. — С вершины видно целых три штата. Если смотреть вперед, то Нью-Йорк, если назад, то Пенсильвания, а по ту сторону — Нью-Джерси. Дальний вид. Там, на вершине, одному человеку было видение, теперь там поставили памятник.

— Видение трех штатов разом?

— Не знаю. Что-то шибко религиозное. Он потом основал новую веру.

— Хм.

Пирс никакого памятника отсюда, снизу, не видел.

— Можем туда взобраться. Там тропинка.

— Может, в следующий раз, — сказал Пирс, уже успевший запыхаться после первого, сравнительно пологого подъема. Собака, овчарка по кличке Пират, нетерпеливо гавкнула откуда-то спереди: ее четвероногие подопечные шли так, как должно, а вот высокие двуногие симулянты злокозненно тащились позади.

— Кстати, эти ребята, они что, твои? — спросил Пирс, запнувшись среди овец и глядя в их поднятые к нему навстречу глупые морды.

— Мои, — сказал Споффорд. — Теперь мои.

Он привычным жестом подтолкнул крючковатым навершием посоха отставшую было овцу, та заблеяла и засеменила вверх по склону.

— Я этим летом поработал на одного человека. Плотничал, амбар ставил. И мы с ним сошлись на овцах.

— А тебе нужны были овцы?

— А почему бы и нет, — тихо сказал Споффорд, оглядывая отару. — Овцы, они как люди.

— А люди как овцы, — со смехом откликнулся Пирс. — Все мы как овцы.

Последнюю фразу он пропел на мотив из Генделева «Мессии»:

— Все мы как овцы. Все мы — как — овцы…

Споффорд подхватил мелодию (они с Пирсом как-то пели ее вдвоем в Барнабас-колледже, в общаге, на святочной неделе), и, распевая во всю глотку, они пошли вверх по склону:

Все мы, как овцы,

Все мы, как овцы,

Сбились с пути, сбились с пути,

Не знаем, куда нам идти.

Глава вторая

Река Блэкбери [17] (а не Блэкберри, как послышалось Пирсу) начинается в штате Нью-Йорк, в горах Катскилл [18], как ничем не примечательный горный поток; питаемый ручьями и речушками, он постепенно выделяется среди сотоварищей, часть которых со временем вбирает в себя, и ближе к пенсильванской границе становится настоящей рекой, а затем впадает в горное озеро, круглое и серебристое, как никель, которое — по этой ли причине, или по какой еще — так и называется: озеро Никель. [19] В озере Никель река очищается от ила, собранного за время путешествия по штату Нью-Йорк и, выйдя по ту сторону озера широкой и обновленной, принимается скакать по каменистым перекатам и невысоким водопадам среди осиновых лесов, которые покрывают северные подножия Дальних гор. В длинной центральной долине Дальних гор она наконец становится сама собой; когда говорят «Блэкбери», имеют в виду ту реку, неторопливую, широкую и полноводную, которая плавно петляет по здешним плодородным землям. Взрослея от века к веку, она несколько раз спрямляла себе путь через долину; в 1857 году после недели весенних проливных дождей местные жители обнаружили, что она срезала один из своих размашистых извивов, оставив на его месте длинную старицу и на две мили сократив лодочный маршрут между Ашфорд-Хейвеном и Дальвидом.