Жизнь цирковых животных

– Не в качестве персонажа!

Засвистел чайник. Калеб вскочил и удрал на кухню. Занялся приготовлением чая: в каждую кружку положить пакетик, налить кипяток, дать настояться.

Что еще ей сказать? Он не знал, что еще можно сказать. Чтобы все высказать, понадобятся часы, недели, годы. Сегодня утром он хотел сказать одно: «Спасибо. Я люблю тебя. Как ты себя чувствуешь?»

Но все это он, вроде бы, уже сказал.

75

Тоби проснулся в своей комнате на Западной 104-й. Солнечный свет пробился сквозь жалюзи, желтые полосы побежали по полу и матрасу, по простыне, которой укрывалось большое обнаженное тело – русский, Саша, лежал на спине, натянув простыню до подбородка, одну руку подвернув под короткостриженый затылок. Виднелась заросшая светлой шерстью подмышка. Ярко-красные губы растянуты, обнажая в усмешке крупные зубы. Тоби не сразу понял, что Саша еще спит.

Большинство мужчин, с которыми Тоби побывал вместе, одетыми выглядели лучше, чем голыми. Но не Саша – обнаженный, он был прекрасен. Обычно по утрам Тоби не терпелось выбраться из постели, принять душ и снова «стать хорошим». Но не сегодня. У Саши столько округлых выпуклостей! Тоби был едва с ним знаком, даже имени не спросил, но секс этой ночью достиг совершенства – пылкий, взаимный, простой – как во сне.

Тоби мог бы оставаться в постели вечность, но приспичило в туалет. Поднявшись, он натянул велосипедные шорты, прикрыв непроходящую эрекцию. Одежда в счастливом беспорядке разбросана на полу вперемешку с Сашиной. Оба они носили джинсы «Олд Нейви» и трусы «2(x)ist».

В коридоре Тоби никого не встретил, но в гостиной работал телевизор – скучные воскресные новости. Как странно, что их дом превратился в сцену! Вчера они снова выступали, и спектакль прошел как нельзя лучше, несмотря на все, что творилось в пятницу. Выстрел из револьвера и поездка в больницу отодвинулись в далекое прошлое. Казалось, и с Сашей он познакомился уже давно, а прошло-то всего тридцать шесть часов. Прошлой ночью среди публики затесался репортер, но Тоби куда больше возбудился при виде Саши в первом ряду. Саша специально пришел посмотреть на Тоби. Стоя перед унитазом, Тоби не удержался от соблазна: понюхал свое плечо, втягивая ноздрями запах чужого мыла.

Он торопливо вернулся в комнату, сбросил шорты и нырнул под простыню. Всем телом прижался к Саше, положил ему руку на грудь, ногу – на живот. Так и будет лежать, пока Саша не проснется. Он сам удивлялся приливу счастья, неизбывной радости.

Входная дверь распахнулась и снова закрылась. Из гостиной послышались голоса. Кто-то бегом пронесся по коридору.

В дверь его комнаты замолотили кулаками, и дверь распахнулась.

Ворвалась Аллегра, увлекая за собой Дуайта с Мелиссой.

– Смотри! Смотри! – Они потрясали перед самым его носом толстой «желтой» газетенкой – воскресной «Пост». – Представляешь себе? Представляешь, на хрен?

Все столпились вокруг матраса, даже не замечая второго человека на нем.

На первой странице, посередине, красовалась не слишком четкая фотография молодого человека, склонившегося над другим, постарше, который лежал на спине. Вроде бы ничего такого эти двое не делают? Тоби не сразу понял, что происходит на картинке. Потом он прочел заголовок: «Все мы критики» и подзаголовок: «Актер оказывает первую помощь подстреленному театральному обозревателю».

– Ты прославился! – завопила Мелисса.

– О тебе говорят! – добавила Аллегра. – О тебе и о нас!

– Мы все прославимся! – подхватил Дуайт.

Приподнявшись на локте, Тоби развернул газету. Внутри – длинная статья, целых две страницы с черно-белыми иллюстрациями: фотография надутого Калеба; полицейский моментальный снимок матери Калеба анфас, лицо растерянное; дальше Кеннет Прагер, раненый, в каком-то маскарадном костюме – выходит, он – обозреватель «Таймс»? – и, наконец, сам Тоби, старый скверный снимок – где они только его отыскали – лицо да шея, сам костлявый, лохмы – словно из «Банды Брэди». [110]К большому удивлению и радости Тоби, о Генри не упоминалось.

Он почувствовал, как рядом с ним зашевелился Саша. Русский повернулся и увидел обступивших матрас ребят. Его это не обеспокоило. Слегка приподнявшись, он обнял Тоби сзади, сцепил кисти у него на груди.

– Это ты? – шепнул он, заглядывая ему через плечо. Тоби вернулся к первой странице.

– Ты на подпись посмотри, – посоветовал Дуайт. – Камерон Дитчли. Тот парень, который фотографировал.

– Видишь! – ткнула пальцем Аллегра. – И о нашем спектакле упомянули. Даже адрес дают. Народищу набежит…

– Любительская постановка! – напомнила Мелисса. – Больше пятнадцати баксов мы брать не вправе.

– К черту профсоюз! – махнула рукой Аллегра. – Мы так и так не зарегистрированы. Люди заплатят сколько угодно, лишь бы поглазеть на такую знаменитость. И это – только начало. Об этом еще месяцамибудут говорить.

Тоби уже не слушал. Он лежал в кругу обожавших его друзей, совсем голый под простыней, так уютно устроившись в мускулистых, надежных, как спасательный жилет, объятиях Саши. Сашин напряженный член терся о его задницу – о да, у Саши тоже эрекция, – и они вдвоем созерцали первую страницу «Нью-Йорк Пост».

Может ли жизнь быть слаще?