Всадник с улицы Сент-Урбан

Короче — либерал, что тут скажешь.

Он охотно проголосовал бы за легализацию легких наркотиков, но не мог сочувствовать шестнадцатилетнему балбесу, страдающему от невозможности достать коробку «Золотого акапулько» [297]. Будучи против пуританского гнета и за свободу всяческого траха, он не считал, что заниматься им надо непременно на сцене. С малолетства недолюбливая полицию, он все же не стал бы предлагать полисмену сэндвич из двух ломтей хлеба с раздавленной между ними какашкой. Полагая, что университеты и впрямь слишком тесно сотрудничают с военно-промышленным комплексом, он все же не считал, что, когда студенты разносят вдребезги результат двадцатилетнего труда их профессора, это является шагом к царству всеобщей любви. Ну да, Голливуд лжет, так же как и «Сатердей ивнинг пост», но все равно не хотелось бы, чтобы Молли чувствовала себя никому не нужной старой девой, если в четырнадцать лет не попробует группового секса. Когда реб Аллен Гинзберг, проповедуя непосвященным, утверждал, что вся история это вздор, первым Джейку вспоминался Геринг, у которого при слове культура рука тянулась к пистолету. В общем, Джейк все более явственно чувствовал, что его поколение истерически плющат две силы, два гиганта, швыряющие при этом друг в друга булыжниками полуправды — возмущенное, истово упертое в труд старичье и отвязно-игривый молоднячок.

Да и своя мешпуха не шибко радовала. Джейк очень опасался, что настанет день, и их всех разгонят, обвинив в тривиальности и провинциальщине. Всех этих чокнутых любителей дрянного старого кино, ностальгирующих по комиксам. Но их и мои боги не исчезли, не растворились, поразмыслив, заключил Джейк. Нет, разве что порастеряли былую силу. Страдают защемлением нерва, как Пауль Хорнунг. Или им руки скрючило артритом, как Сэнди Кофаксу [298].

Однако более всего пугали Джейка те, кто требует возмещения за обиды. Выжившие в концлагерях. Миллионы голодающих в Индии. Африканские заморыши. Спустя несколько месяцев после того, как вышел его первый фильм, пришло письмо из Канады.

Джейк боялся китайских хунвейбинов и черных фанатиков, потому что знал: однажды они позвонят в дверь и спросят Джейкоба Херша, мужа, отца, домовладельца, инвестора, сибарита и поставщика призрачных фантазий, чтобы призвать его к ответу.

И чем дольше Джейк размышлял об этом, тем больше времени проводил в чердачном укрывище, исследуя бумаги Всадника.

Журнальную статью про доктора Менгеле — ту чуть не наизусть выучил.

Не единожды внутренним взором Джейк видел Всадника в Аргентине, в провинции Энтре-Риос, примерно там, где река Парана течет по аргентинской земле. Вот он легким галопом скачет на великолепном плевенском скакуне. Глухо стучат копыта. А в голове новые замыслы, планы отчаянных вылазок.

Однажды вечером, когда он укутывал Сэмми одеялом, мальчонка вдруг сказал:

— А Тиббетт в Бога верует! А мы — нет?

— Я — нет, но…

— И я тоже нет, — пропел голосок Молли с кроватки в нижнем ярусе.

— …это тебе самому решать, Сэмми.

— А ты во что веруешь?

Джейк чуть было не сказал «во Всадника», уже на языке вертелось, но, к счастью, успел себя остановить.

— Поздно уже. Поговорим завтра.

Выходя из детской, он встревожился, вдруг осознав, что уже не первый год потчует детей сказками про Всадника с улицы Сент-Урбан, перемежая ими рассказы о рабби Акиве, ламед-вавниках, Маймониде, Големе, Трумпельдоре [301] и Льве Троцком. Таков был его еврейский джентльменский набор.

Наливая себе выпить, Джейк подумал, что с тех пор как он отказался снимать фильм в Израиле (почудилось, что этот фильм противоречил бы всему, за что борется его братец), Всадник стал для него чем-то вроде морального цензора. Раздумывая над сценарием (у него выработалась привычка по многу дней взвешивать — браться, не браться), советуясь с Нэнси, споря с самим собой, колеблясь, читая и перечитывая, он наперед знал, что в конце концов его «нет» или «да» будет зависеть от того, каковы на этот счет им воображаемые требования Всадника. В течение всего производства — не важно, в кино или на телевидении, — высшей целью для него было потрафить Всаднику. Ведь где-то же он есть! Следит, выносит суждения.

Был когда-то защитником Джо, стал его верным адептом.

Книга четвертая

В первый раз Руфь позвонила наутро после того, как Джейка отстранили от производства его третьего фильма; только он сел завтракать, зазвонил телефон.

— Это Джейкоб Херш?

— Ну, я.

— Вы не могли бы сказать, где ваш брат Джо?

— А кто это говорит?

— Не важно.

— Нет. Извините. Я понятия не имею…

Женщина на том конце провода саркастически хихикнула, как будто именно такого двуличия она от Херша и ожидала.

— Честно, я не видел его много лет.

— Но ведь вы же его двоюродный брат, разве нет?

— Да.

— Тогда скажите мне вот что. Ведь вы происходите из старого франко-еврейского рода де ла Хиршей?

На это Джейк не мог не рассмеяться. И сразу об этом пожалел. Женщина начала всхлипывать.

— Мы вообще-то из Галиции, — сказал Джейк, чувствуя себя на редкость глупо.

— Ну ладно. Короче говоря, у меня неприятности. Джозеф собирался на мне жениться. А теперь он исчез. Вы меня понимаете?

— Разумеется.

— Я заканчиваю работу в полшестого. Паб «Королевский герб» у метро Финчли-роуд знаете?