Бульвар Постышева

Потом, уже по дороге к тракту, все носились в кусты, кто морсу попил, а «избранных» и посвященных веселило их состояние: «Ничего себе, как вас пацаны напугали!»

С Галиной мы подружились. Ей стало значительно легче нами управлять, потому что мы её не подводили, если она просила. И часто её приглашали на наши торжества, в гости на день рождения — родичи тогда спокойно уходили, оставляя нас с преподавателем. А нам того только было и надо. А на выпускных экзаменах она нас здорово выручила. Она была классная!

Практикантки

Время от времени в нашем классе появлялись практикантки. Чаще всего это были девушки с широко испуганными глазами, комплекции средней или чуть-чуть больше средней, и в основном преподавали нам литературу и физику. Физику нам читали вообще два года только практикантки и один раз какой-то дятел-практикант, пока не появилась Галина Григорьевна. На биологии была однажды практикантка. На физкультуре приходили маленькие, но упругие и грудастые, деревенского вида девахи с громкими голосами. Однако больше всего помнятся испуганные глаза практиканток по литературе. Наверное, практикантки по литературе очень хотели получить хорошую отметку за практику. Волновались и конкретно готовились к предстоящему уроку. Многие из них приходили на урок завитыми, с хорошей прической. Но у Дарии Ефимовны ни так-то просто было получить хорошую отметку. Она строга, хотя и справедлива. И ещё у неё был маленький комплекс.

Наша, тогда ещё классная руководительница Дария Ефимовна на голове имела, скажем прямо, не густо волос, короткой длины и одуванчикового цвета, за что школьники и особенно их родители прозвали её Божьим Одуванчиком. Как любую нормальную женщину, Дарию Ефимовну волновал вопрос прически, который решить нормальными способами уже не представлялось возможным. Поэтому девочек-учениц она однозначно «заплетала» в тугие косички, а вот с мальчиками ей было гораздо сложней, учитывая веянья моды тех лет и то обстоятельство, что до того, как «взять» под свое чуткое руководство наш класс, она шесть лет была классным руководителем в классе, где учился Ткач и вся бригада «хиппарей». Уж они-то ей попили крови. Женька однажды пришел на урок в длинноволосом парике и сел на заднюю парту. Дария Ефимовна долго не могла понять, что это за девушка в классе появилась, и какое-то время не решалась подходить к «новенькой», но когда разобралась, что это Ткач сидит и чешет в наглую свои волосы на уроке, она ему однозначно сказала: «Снять! И остаться после уроков!». Ткач остался. Вместо того чтобы ему устроить разгон, Дария Ефимовна долго интересовалась, где можно достать такой парик, нежно поглаживая его. И попросила Ткача посодействовать. Тот, как человек, слывший своими возможностями, пообещал ей достать, но так и не достал, только обещал и пользовался её благодушием и расположением, пока она ждала выполнения его обещаний. Чем это всё кончилось, когда стало ясно, что он ей ничего не достанет? Ничем. Всё просто закончилось — она устала ждать и перестала надеяться.

Но что положено Юпитеру, не положено Быку. Поэтому практикантки с густыми волосами вряд ли моли рассчитывать на хорошие отметки за практику, если приходили с хорошей прической. Прилизанные или с очень короткой стрижкой, зная про это, могли рассчитывать на что-то, а «лахудры с космами», как называла их Дашка, однозначно пролетали. Инстинктивно мы это тоже чувствовали, и, чтобы сравнять шансы, больше издевались над прилизанными, за что «лахудры» нам были благодарны и частенько делились с нами своими секретами. Мы их понимали и жалели, как могли. На «открытых уроках», когда они проводили свой час, мы не вставляли: «Вы нам это не объясняли» и «Я ничего не понял из того, что вы сказали — можно ещё повторить». В их анкетах, когда нам давали заполнить, мы завышали отметки, занижая прилизанным дурам. Потом, есть же и другая сторона медали: «лахудры» — они нормальные бабы со своим, слегка «хипповым» пониманием жизни, или туристки романтичные. Симпатичные они, точно Вам говорю.

Пара таких благодарных туристок у нас как-то была.

Ещё в самом начале учебного года мы поехали с ними на картошку. Нас тогда постоянно пытались загнать в колхозы, но мы редко ездили, прибегая к различным причинам, заболеваниям и запискам от родных. А эти две «туристки» говорят:

— Поехали, ребята, мы кинокамеру возьмем.

— Кинокамеру?!

Мы, конечно, тут же согласились.

Приезжаем в колхоз, на поле. Первым делом что? Найти место, где мы будем жечь костер и обедать. Кто будет жечь костер? Мы будем жечь костер! Нам надо дров натаскать, костер разжечь, мангал изготовить, а кто вещи ваши будет охранять? Деревенские всё сопрут — только оставь! Мы будем охранять! Поэтому вы сами копайте вашу картошку, а мы за дровами. И нам ещё пара девчонок нужна, чтобы обед готовили. Вон Ольгу Ткачук оставьте и Лариску Кравчук — пусть готовят. Сразу отмечу, что Ольга, как всегда, ни хрена в таком случае не делает, зато Кравчучка с удовольствием работает за двоих — она очень любила Ольгу и заботилась о ней; иногда, когда нас с Ольгой не было дома, а прибраться нужно было, — Лариска помогала. Так было каждую неделю на протяжении нескольких лет, пока Ню, как её окрестил Новогодней ночью Вовуня, не выросла и не плюнула на всё и на уборку в том числе.

Но вернемся на поле. Практикантки с камерой не могли работать в чистом поле, собирая урожай и следя за доверенным им коллективом школьников-дуралеев. Поэтому камеру они оставили нам — охранять. Вот мы и наохраняли.

Поначалу мы просто тренировались и смотрели, как что устроено, поэтому первые кадры содержали информацию лишь о том, как идет процесс сбора корнеплодов и прыжки Сани Исаева — профессионального танцора нашего класса — с контейнера на землю с пируэтом вокруг своей оси. Ещё мы сняли, как мы умеем курить: все лезли в кадр с сигаретой, одной на всех. Потом незаметно отсняли курящих одноклассниц в кустах. Потом очень незаметно отсняли одноклассниц и других девочек из других классов, как они «ходят в кусты». А уж после, когда нас поймали за этим делом и разорались, стали придумывать и делать вещи.

Кадр первый. Болотистая местность, т. е. кочкарь, тишина, осень, погода дрянь, птички поют, два школьника заблудились. Идут вдоль болотистой местности. Пока тишина. Но через секунду из-под каждой кочки вылетают «деревенские» ребята с дубьем и несутся на камеру. Крупным планом: испуганные глаза заблудившихся школьников и дикие глаза «деревенских» Общим планом: их догоняют, бьют дубинами и забивают до смерти.

Кадр второй. Один всё же остался жив. Его ставят на колени со связанными за спиной руками. Японским штыком, который Лёнька Бутин нашел в реке за бабушкиным огородом в своей деревне Максимовщине (как он там оказался с Русско-Японской войны?), «местный» пацан «казнит» городского школьника. Как палач, он заносит над головой жертвы этот самый штык-меч и резко бьет, типа, по шее! Стоп-кадр: Убираем голову «жертвы» под воротник куртки, а в руки ему даем кочан капусты. Продолжается съемка. Меч пролетает у воротника, и видно, как голова (качан) катится по земле. (Это он незаметно его катнул в нужный момент). «Обезглавленный труп» валится набок. Получилось правдоподобно.

И далее, все в таком духе, пока не зажевало наглухо пленку.

Когда, через несколько месяцев, мы просматривали в школе эту ленту — все смеялись. Практикантки тоже смеялись и говорили, что мы молодцы. А чего им? — показательный урок уже отвели, мы им помогли, потому что они хорошие бабы оказались, а то, что так долго не появлялись с фильмом, так его нужно было на проявку в Свердловск отправлять — пленка-то цветная.

Такие практикантки редкость.

По физике — там всё было иначе. Нас не любили, мы не любили. Они нам низкие баллы, мы им истерику на «открытом» уроке. Слезы у них на перемене — ручьем. Говорили, что мы гады и сволочи. Однако, через тысячу лет, когда я поступал в Нархоз, эта история всплыла, но совершенно в другом коленкоре.